Сапрыкин, Василий Андреевич

Василий Андреевич Сапрыкин
Дата рождения	10 (22) марта 1890(1890-03-22)
Место рождения	Майский
Дата смерти	1964(1964)
Место смерти	Москва
Род войск	Строительные войска
Звание	Инженер-полковник
Командовал	Строительством комбината «Маяк» и других объектов Минсредмаша 1945-1963 годов
Награды и премии
В отставке	1963

Василий Андреевич Сапрыкин (10 (22) марта 1890 года, Майский — 1964, Москва) — известный советский строитель, реализовал ряд проектов Минсредмаша. Герой Социалистического Труда (1949).

Биография

Василий Сапрыкин родился в крестьянской семье в городе Майский (тогда — станица Пришибская) Кабардино-Балкарии в крестьянской семье. Русский Позже поступил в Институт инженеров путей сообщения, который закончил в 1915 году со специальностью инженера-строителя путей сообщения.

После института

Ещё до окончания обучения в 1913 году начал работать техником строительного управления на строительство железной дороги на Черноморском побережье в районе города Сухуми.

В 1915—1917 годы был прорабом на строительстве мостов через реки при прокладке участка Орша-Могилёв.

С 1917 (в ряде источников указывается, что с 1915) по 1918 год В. А. Сапрыкин работал на советских железных дорогах в должности начальника 56 дорожно-мостового отряда управления работ Западного фронта.

С 1918 года деятельность Сапрыкина была связана с лесным хозяйством, он был последовательно назначен на должности:

• 1918—1919 годы председатель гублескома, Тверское губсовпароходство;
• 1919—1920 начальник Вильнюсского лесного отдела Западного округа путей сообщения;
• 1920—1921 начальник Майкопского райлескома Каврайлескома ВСНХ, город Майкоп;
• С 1921 года заместитель начальника службы лесозаготовок управления Московско-Белорусско-Балтийской железной дороги.
• В 1922 году был подвергнут аресту и следствию, был оправдан.
• С 1923 года заместитель начальника службы лесозаготовок управления Северной железной дороги.
• С 1924 года заместитель начальника отдела хозяйственных вспомогательных предприятий управления Казанской железной дороги.

С 1928 года перешёл работать в строительную отрасль, работал в московском строительном тресте «Теплобетон» начальником производственно-технического отдела и главным инженером.

С 1931 года В. А. Сапрыкин переходит в третий городской стройтрест Москвы на должность главного инженера. Начиная с 1932 года он работает в должности главного инженера на самых крупных стройках страны: в 1931—1933 годах (возможно, до 1934) на Металлургическом заводе им. Дзержинского (Днепропетровск), в 1934—1937 годах — Магнитострое.

В 1935 году был награждён орденом Трудового Красного Знамени.

В 1938 году Сапрыкин был арестован по статье 58 п.7 и п.11 УПК РСФСР и приговорён к ссылке.

В период наказания в 1937—1941 годах он состоял на должности главного инженера Архангельского судостроительного завода (строительство № 203 НКВД, Молотовск). В 1941 году он был полностью оправдан и в 1941—1942 годах работал в этой должности как сотрудник НКВД.

Позже он был переведён на стройки НКВД на Урале, в период 1942—1946 годов был главным инженером на металлургических предприятиях Бакалстрой и Челябметаллургстрой.

В 1943 году В. А. Сапрыкину присвоено звание инженер-полковник. В этом же году деятельность Василия Андреевича была отмечена вторым орденом Красного знамени.

В 1945 году В. А. Сапрыкин был награждён орденом Ленина.

Минсредмаш

С 1946 года Сапрыкину поручается строительство производств А, Б и В комбината «Маяк». Одним из ключевых сооружений стал реактор А-1, который стал во многом уникальным сооружением. Ситуация осложнялась тем, что строительство было крайне секретным. Строителям выдавались задания на строительство по частям так, что никто на стройке не знал, какое строение будет построено в итоге.

Здесь Василий Сергеевич активно работал по всем направлениям строительства, организовывал работу, изобретал новые методы деятельности. На этом строительстве он впервые начал использовать армокаркасы, применил в качестве опалубки несъёмные железобетонные конструкции, применил готовые арматурные сетки, заменил ручную вязку на сварку.

При сооружении зданий и сооружений периодически приходилось решать сложные технические вопросы. Так, при строительстве пятого промышленного района (система водозабора для охлаждения реактора) был допущен брак. При сооружении стен здания в бетоне появились каверны, через которые в машинный зал и другие помещения поступала вода.

В. А. Сапрыкин организовал совместную работу центральной лаборатории предприятия и исполнителей работ. В результате был создан раствор из промытого крупного песка, быстро схватывающегося цемента и жидкого стекла. Работы выполнили Алексеев, Семыкин, Ю. Шарлай, В. Д. Солоденников и другие сотрудники под руководством А. Казутова. Объект был приведён в требуемое состояние без кардинальных переделок.

В результате был построен горно-химический комбинат, который нарабатывал оружейный плутоний, выделял его из сборок и производил ядерные заряды. Объект был успешно сдан и отработал долгое время. Полученный здесь оружейный плутоний был использован в советской бомбе РДС-1, успешно испытанной 29 августа 1949 года. За это достижение А. В Сапрыкину было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

В. А. Сапрыкин продолжил работать в городе Озёрске, руководил его строительством вплоть до 1950 года. Он руководил строительством ёмкостей для отработанного ядерного топлива, а также инспектировал строительство. В то время прочность строящихся хранилищ считалась запредельно высокой, однако Кыштымская авария, в результате которой взрывалась одна из этих ёмкостей, показала, что это не так.

В июне 1951 года Сапрыкин был переведён на строительство № 565 МВД СССР (создание системы ПВО Москвы) также на должность главного инженера. Позже был переведён в Москву на должность заместителя начальника Главспецстроя.

В ноябре 1953 года уволен из армии по состоянию здоровья, в 1953—1954 годах работал начальником строительства Московских высоток.

В 1956—1957 годах занимал пост заместителя председателя технического совета Госстроя СССР, был заместителем начальника Главспецстроя.

C 1957 года А. В. Сапрыкин избран действительным членом Академии строительства и архитектуры СССР. В том же году Сапрыкин занял должность заместителя директора научно-исследовательского института организации и механизации строительства Академии строительства и архитектуры СССР.

Умер в 1964 году, похоронен на Новодевичьем кладбище (участок 6, ряд 5, могила 4).

Награды и память

Указом от 29 октября 1949 года В. А. Сапрыкину «за особые заслуги перед государством при выполнении специального задания» было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

• Два ордена Ленина (1945, 1949);
• Два ордена Трудового Красного Знамени (1935, 1943);
• Орден Красной Звезды;
• Медали.

В память о В. А. Сапрыкине 16 марта 1973 года была названа улица в городе Озёрске.

Литература

• Е. А. Китаев. На строительных высотах: Страницы истории ордена Ленина производственного строительно-монтажного объединения «Челябметаллургстрой». — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1991. — 238 с. — (Биография уральской индустрии). — 5 000 экз. — ISBN 5-7688-0477-3.
• В. Н. Новоселов, В. С. Толстиков, А. И. Клепиков. История Южно-Уральского управления строительства / Редколлегия Г. И. Туров, А. Г. Белошицкий, В. Ф. Богатырев и др. — Челябинск: НИК, 1998. — 416 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-7135-0119-1.
• Черников, В. За завесой секретности, или Строительство № 859 (Страницы истории ЮУС). Посвящается 50-летию Южноуральского управления строительства. — Озёрск, 1995. — 272 с. — 15 000 экз.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11232 Сапрыкин, Василий Андреевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Сапрыкин, Василий Андреевич

Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.