Семиречье ведийское

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сапта-синдху»)
Перейти к: навигация, поиск

Семире́чье или Сапта-синдху, Саптасиндхава (sapta sindhu IAST, sapta sindhavaḥ IAST) — регион, включавший в себя Пятиречье ведийское (реки Шатадру, Витаста, Випаша, Парушни, Асикни), а также области рек Сарасвати и Инд[1][2]. Место Сарасвати, возможно, сначала занимала река Кабул (Кубха)[3]. Данным термином арии определяли территорию, занимаемую ими после возможной миграции в Индию, — северо-западную часть Индостана и прилегающие районы Афганистана[3].

Авестийский термин Хапта Хенду (авест. hapta həndu) (Вендидад, I, 73)[1] происходит от ведийско-санскритского Сапта Синдху (सप्त सिंधु; буквально «Семь Индов»), употребляемого в «Ригведе» (II-12; IV-28; VIII-24,27), причём под первым понималась населённая индоариями территория в Восточном Кабулистане[3].

Напишите отзыв о статье "Семиречье ведийское"



Примечания

  1. 1 2 Dey L. N. The Geographical Dictionary of Ancient and Mediaeval India. — London: Lusac & Co, 1927. — P. 179.
  2. Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности. — М.: Наука, 1985. — С. 62.
  3. 1 2 3 Ригведа. Мандалы I—IV / Подг. изд. Т. Я. Елизаренкова.. — М.: Наука, 1999. — С. 442.

Литература

  • Г. М. Бонгард-Левин., Э. А. Грантовский «От Скифии до Индии» — М.: «Мысль», 1983 г. — С. 190

Ссылки

  • [www.bharatiya.ru/istoki.html История Семиречья]

Отрывок, характеризующий Семиречье ведийское

– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!