Сарапульский лесозавод

Сарапульский лесозавод
Год основания	1910 год
Расположение	Россия Россия: Сарапул, ул. Труда, 49
Отрасль	деревообработка
Сайт	[srlz.ru/ ]

К:Предприятия, основанные в 1910 году

Сара́пульский лесозавод - одно из старейших деревообрабатывающих предприятий Волго-Вятского района.

Завод находится в городе Сарапуле на берегу реки Камы, в юго-восточной части Удмуртии, в 62 км от Ижевска и в 1250 км от Москвы.

История

В 1910 году в Удмуртиии была построена небольшая по мощности Сарапульская лесопилка, которая производила в год по 40 тысяч кубометров досок..

К 1930 году производство значительно расширилось — были приобретены 2 пилорамы и деревообрабатывающие станки, появился первый грузовой автомобиль. Численность персонала составляла около 200 человек. В первую пятилетку лесозавод произвёл пиломатериала — 156 тысяч кубометров, во вторую — 180 тысяч кубометров.

Структура завода в начале второй пятилетки была представлена цехами — лесопильным, утиль, паросиловым, механическим. Функционировала биржа готовой продукции, конный двор, содержались животноводческие фермы, пахотные поля. Для работников была возведена столовая, жилой дом. На заводе работали 3 пилорамы, 105 циркулярных и 1 маятниковая пила, деревообрабатывающие станки в количестве 13 штук, токарный и сверлильный станки, 3 бревнотаски. В пользовании завода находилась узкоколейка длиною 400 м, электрогенератор, паровой локомобиль, 3 электромотора.

Военное время

С началом Великой отечественной войны на заводском оборудовании был налажен выпуск деревянных частей для автомобилей и танков, тары для мин и снарядов. Кроме того, Сарапульский лесозавод строил дома и обеспечивал мебелью людей, эвакуированных из западных областей страны. В первые послевоенные годы завод выполнял военные заказы по производству деталей для самолетов.

Послевоенная модернизация

В 1948 году была проведена полная реконструкция и модернизация производства: вступила в действие третья пилорама, электростанция, механический и домостроительный цеха, значительно был расширен лесопильный цех. На территории лесозавода был построенный новый производственный корпус.

Увеличился и ассортимент продукции. На производственном оборудовании стали выпускать стандартные дома, которые, в основном, использовались для организации жилищных условий целинников. В 50-е годы было выпущено около 500 тысяч квадратных метров жилой площади. Развивалось и производство деталей для строительства зерноскладов на целине.

Выпускаемые Сарапульским лесозаводом шпалы направлялись на строительство Байкало-Амурской магистрали.

Развитие социальной сферы в 50х годах

Руководство лесозавода умело ценить труд своих работников, поэтому и всячески заботилось о развитии социальной сферы. К концу 50-х годов предприятие стало первым крупным домовладельцем города, и насчитывало 27 жилых домов, общая жилая площадь которых составляла более 3, 5 тысяч квадратных метров. Именно лесозавод стал у истоков развития панельного домостроения в городе. Поддерживалось и индивидуальное строительство благоустроенного жилого сектора.

Чтобы обеспечить собственные объекты продуктами питания, руководство завода с первых дней существования уделяет внимание подсобному хозяйству, приравнивая его к одному из основных производств. На полях выращивали зерновые культуры, на фермах — свиней и кроликов. Развитие подсобного хозяйства стало традиционным, и в настоящее время ему уделяется должное внимание.

Специалисты стали налаживать и производство мебели. Был выполнен спецзаказ на изготовление мебели для нового здания МГУ на Ленинских горах. Появился еще один новый вид продукции — футляры для радио и телевизионных приемников. Основными заказчиками этого вида продукции стал Ижевский и Сарапульский радиозаводы, которым требовались детали для выпуска радио нового поколения «Урал», «Сириус», «Комета». Перспективным направлением стал и выпуск футляров для телевизоров. Они отправлялись для телеприемников «Березка» (г. Минск), «Крым» (г. Симферополь), «Чайка» (г. Горький).

В годы пятой пятилетки число работников завода достигло 1082 человека, производственные площади выросли до 10664 квадратных метров. Заметно возросло количество единиц автопарка — до 113 штук. На заводских мощностях было выпущено 116,6 квадратных метров пиломатериала, 103 тысячи кубометров жилых домов. Начали выпускать дверные и оконные блоки. Товаров народного потребления произведено на 274,5 тысячи рублей.

Реконструкция в 60х годах

В 60-е годы проведена генеральная реконструкция предприятия. Численность работников возросла до 2390 человек. Производство лесозавода пополнилось 41 единицей нового оборудования, почти 3454 квадратными метрами производственных площадей, цехами № 4 и 10, базой ОКСа. Производимая продукция отправлялась во все районы Удмуртии, стали поступать заказы от городов СССР и от стран СЭВ.

Переработка древесины всеми видами производств в больших объемах способствовала скоплению древесных отходов — щепы, срезок, опилок. В 1964 на Сарапульском лесозаводе году было запущено производство древесно-волокнистых плит (ДВП). Продукция выпускалась на оборудовании, изготовленном в Польской Народной республике. Постоянное усовершенствование технологии производства способствовало снижению себестоимости, росту качества и возрастанию спроса на данный вид продукции. Древесно-волокнистые плиты отгружались за рубеж, благодаря чему у завода появился свой валютный счет во «Внешторгбанке». В 1966 году было произведено и реализовано около 2321 тысячи квадратных метров ДВП.

Ежегодный выпуск деловой древесины в 200—250 тысяч кубометров позволил обеспечить качественным пиломатериалом не только собственное производство, но и отгружать его как готовую продукцию.

Основными поставщиками древесины для обеспечения бесперебойной работы производства Сарапульского лесозавода стали Пермская область, Западная Сибирь, Свердловская область, Дальний Восток, Закавказье, Кировская область. Вспомогательные материалы поставлялись из Ижевска, Риги, Перми. Сырье доставлялось водным и железнодорожным транспортом.

Растет и популярность выпускаемой лесозаводом мебели. Производственные процессы, выполняющиеся вручную, были полностью автоматизированы. На современном оборудовании стали выпускать серийную полированную мебель из ценных пород древесины. Обширный ассортимент мебельной продукции мог удовлетворить спрос даже самого притязательного потребителя. Массово выпускались столы — письменные, обеденные, стол-книга, журнальные. Повышенным спросом пользовались стенки, горки, серванты, буфеты, диван-кровати, детская мебель, матрасы, производства Сарапульского лесозавода. Начался серийный выпуск гарнитуров — для гостиных, спален, рабочих кабинетов.

Покрывались изделия высокопрочными материалами, которые придавали мебели презентабельный вид, предотвращали от сырости, выцветания и растрескивания. Треть произведенной продукции реализовывалась через торговую сеть Удмуртии, остальная часть отправлялась в Татарию и Пермскую область.

Развитие объектов социально-культурного направления.

Возводились объекты социально-культурного направления — детский комбинат,пионерский лагерь. В середине 70-х годов для работников лесозавода построен Дом культуры, в котором был организован прославившийся на всю страну Вокально-инструментальный ансамбль (ВИА), различные кружки для взрослых и детей — музыкальный, хореографический, вокальный. Была сдана в эксплуатацию и загородная база отдыха. Особая забота проявлялась и о здоровье работников завода. В 80-е годы был построен профилакторий для оздоровления тружеников комбината и их семей, а также детский комбинат.

Уделялось повышенное внимание и повышению образовательного уровня тружеников Сарапульского лесозавода. В школе рабочей молодежи обучалось 92 человека, в техникумах — 132 человека, высшее образование получил 41 человек. Сданы в эксплуатацию 4 благоустроенных дома по 32 квартиры в каждом, и рабочее общежитие. Развивается и подсобное хозяйство.

Расширение производства и внедрение импортного оборудования

Продукция лесозавода реализовывается более чем 100 потребителям, и в стране, и за её пределами. Повышенный спрос на продукцию заставляет руководство расширять её перечень, поэтому специалистами постоянно велись работы по обновлению ассортимента, совершенствованию технологий, повышению качества товаров.

В производстве, в основном, задействовано импортное оборудование, которое закупается за валюту, полученную от экспорта производимой продукции. Австрийское оборудование фирмы «Шпуль» используется для изготовления пружинных блоков для мягкой мебели, для обрезки фанерных кромок установлена болгарская линия.

На лесозаводе создана лаборатория, в которой разрабатываются ставшие особенно популярными в последнее время образцы серийной мебели, в том числе и для дачных домиков. Стали поступать заказы и на изготовление высокохудожественных единичных экземпляров мебельных наборов. Особой гордостью мебельщиков стали изготовленные из цельной древесины мебельные гарнитуры, выполненные в стиле конца 16- начала 17 веков. В авторских работах мастерски соединились традиции прошлых веков и современные технологии.

Участие в выставочных залах ВДНХ

В те годы самой высокой оценкой работы любого предприятия было участие на выставочных площадках всесоюзной выставки достижений. Побывали там эксклюзивные работы сарапульских умельцев. Творческие замыслы, воплощенные в дерево, занимали достойные места в выставочных залах ВДНХ. В салоне «Мебель-90» высокую оценку специалистов получил резной шахматный стол с набором фигур, выполненный в стиле допетровского периода. С ВДНХ шахматный набор был доставлен в зал коммерческой выставки товаров народного потребления «Экспо-91», где тоже восхищал присутствующих.

Начало 90х

В начале 90-х годов производственная база укреплялась не только новым оборудованием, но и значительным увеличением производственных площадей. На территории Сарапульского лесозавода усиленными темпами возводится паркетно-перерабатывающий цех, общей площадью 10800 квадратных метров, с плановой мощностью 600 кв. метров паркета в день. Параллельно строится двухэтажный корпус цеха для изготовления мебели, площадью около 7 тысяч квадратных метров.

Сарапульский лесозавод, как и все предприятия страны, коснулась перестройка. В результате политики партии, направленной на демократизацию производства, рыночные реформы и либерализацию экономики. Сарапульский лесозавод входит в Лесопромышленную компанию « Континенталь-Менеджмент»[expert.ru/northwest/2002/20/20no-comp3_52290/], её портфельным инвестором является группа «Сибирский алюминий»(в 2001 году переименована в «Базовый элемент»). Численность работников сократилась с 3000 человек до 600 человек.

Наши дни

В 2000-е годы было закуплено новое оборудование. В структуре предприятия имеется сушильный комплекс на 7 камер, деревообрабатывающие цеха по изготовлению, мебельного щита, мебельных заготовок и элементов лестниц, цех покраски.

Завод выпускает продукцию из цельной древесины — лестницы, мебельные щиты, мебельные заготовки и элементы мебели на заказ.

Интересные факты

• В конце 1930-х годов, во время съемок в Сарапуле фильма «Волга-Волга», силами коллектива лесозавода были построены и смонтированы декорации к фильму.

Ссылки

• Евгения ЧАБАК - [lesprominform.ru/jarchive/articles/itemshow/2950 Сарапульский лесозавод. Больше века в деревообработке], Журнал «ЛесПромИнформ» №8 (90) за 2012

Отрывок, характеризующий Сарапульский лесозавод

– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.