Саратовская мужская гимназия
Координаты: 51°31′38″ с. ш. 46°02′23″ в. д. / 51.527333° с. ш. 46.039722° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.527333&mlon=46.039722&zoom=17 (O)] (Я) Первая Саратовская мужская гимназия — главная гимназия Саратова, в которой преподавали и учились многие известные личности, как Н. Г. Чернышевский, Э. И. Губер, А. Н. Пыпин, А. И. Артемьев, П. Н. Яблочков и др.
Содержание
История
Ещё в 1803 году были приняты «Предварительные правила Народного просвещения», согласно которым во всех губернских городах надлежало открыть гимназии. Но только в 1815 году саратовскому губернатору А. Д. Панчулидзеву поступило указание открыть гимназию. Панчулидзев предложил под гимназию собственный дом, пострадавший от пожара в 1814 году: «каменный, двухэтажный, с деревянным оштукатуренным мезонином, обращенным к Волге, оказался весьма удобен и приличен для гимназии по его обширности и красоте помещения, по сосредоточенности в городе и по близости к собору, созидаемому усердием граждан». В 1815—1816 годах саратовский архитектор В. И. Суранов и архитектор Казанского учебного округа Мари подготовили документацию и в июне 1817 года из Петербурга пришло разрешение на приобретение губернаторского дома для гимназии. Все строительные работы были завершены к концу 1818 года; 9 ноября 1819 года, в здании открылись начальные и приготовительные классы гимназии, а 30 августа 1820 года Саратовская мужская гимназия, наконец, была открыта официально. Расположена она была на Гимназической улице (ныне ул. Некрасова, 17). Численность учащихся при открытии гимназии в 1820 году в приготовительном и первом классах составляла около 50 человек, а к первому выпуску в 1827 году в ней числилось уже более 200 гимназистов; в 1863 году — 316, в 1875 — 382 (из них 217 были детьми дворян, 18 — духовенства, 103 — мещан, 41 — сельских сословий и 3 — иностранцев). Штат учителей и обслуживающего персонала составлял 24 человека.
Директорами гимназии были: А. М. Ченыкаев (1820—1823), И. П. Менделеев (1824—1825)[1], Я. А. Миллер (1825—1831 и 1834—1837)[2], А. С. Пономарёв (1831—1833)[3], барон Василий Фёдорович фон Гине (1837—1843)[4], Л. П. Круглов (1844—1847)[5], В. А. Лубкин (1847—1851)[6], А. А. Мейер (1851—?).
В гимназию поступали мальчики 9—11 лет, прошедшие курс начальной подготовки. Срок обучения равнялся 7 годам (до 1828 года — 6), причём старший класс именовался первым. В качестве обязательных дисциплин преподавались предметы: Закон Божий; русский язык с церковнославянским, словесность, латинский язык и греческий (преподавался примерно до 1890-х годов), немецкий и французский языки; логика; законоведение; арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия; физика, космография; природоведение, география; история всеобщая и история русская; чистописание, черчение, рисование, гигиена.
В 1915 году в её штате числилось 34 преподавателя, занимавшихся с 504 учениками.
Упразднена гимназия была декретом СНК «Об объединении учебных и образовательных учреждений и заведений всех ведомств в ведомстве Народного комиссариата по просвещению» от 30.05.1918 и положением ВЦИК «О единой трудовой школе РСФСР» от 30.09.1918.
Выпускники
См. Выпускники Саратовской гимназии
Также гимназию окончили Н. П. Симановский (вып. 1870), Б. К. Миллер[7], И. А. Британ и В. В. Челинцев. Учились в ней также Д. В. Каракозов, Б. А. Бабочкин.
Напишите отзыв о статье "Саратовская мужская гимназия"
Примечания
- ↑ Иван Павлович Менделеев (1783—1847) — отец Д. И. Менделеева. В 1825 году он был отставлен от должности и в следующем году вернулся в Тобольск.
- ↑ Яков Александрович Миллер в 1823-1824 годах работал в этой гимназии учителем математики и физики и занимался в это время на дому с Н. И. Бахметевым; в 1824—1825 годы был директором училищ Астраханской губернии и затем вновь вернулся в Саратов.
- ↑ Алексей Сергеевич Пономарёв был выходцем из семьи священника, окончил Московскую духовную академию. Служил сначала по линии министерства внутренних дел, затем — по линии министерства просвещения. В 1820—1827 годах был директором Казанской гимназии; затем служил в канцелярии генерал-губернатора Западной Сибири и 5 сентября 1831 года был назначен директором училищ Саратовской губернии и пребывал в этой должности вплоть до своей смерти 15 декабря 1833 года.
- ↑ Барон Василий Фёдорович фон Гине, родом из дворян Нижегородской губернии в 1819 году окончил Казанский университет, затем служил на должности старшего учителя в Казанской гимназии, был помощником инспектора Казанского университета. Дослужился до надворного советника, имел знак отличия за беспорочную службу и орден Св. Станислава 2-й степени. Утром 21 декабря 1843 года вышел из дому и исчез — полагают, что он имел крупную недостачу и покончил жизнь самоубийством, бросившись в полынью на Волге.
- ↑ Любим Петрович Круглов 8 лет служил первым инспектором в пензенской гимназии, а с января 1844 года — директором саратовской. Скончался во время эпидемии холеры в августе 1847 года.
- ↑ Валериан Александрович Лубкин — сын профессора Казанского университета А. С. Лубкина, после окончания в 1818 году физико-математического факультета Казанского университета работал учителем в Уфимской гимназии; в 1843 году был переведён директором в Астрахань, откуда через 4 года перешёл в Саратов. В 1851 году переехал в Пензу, где находился на службе до 1860 года.
- ↑ [wolgadeutsche.ru/lexikon/_Miller.htm Миллеры]
Ссылки
- [elsso.ru/cont/cul/7.html Саратовская первая мужская гимназия] на сайте «Летопись Саратовской губернии»
- [wolgadeutsche.ru/lexikon/_1_Gymnasium.htm Саратовская 1-я мужская гимназия] в «Энциклопедическом словаре» сайта «Немцы Поволжья»
- [saratov.rusarchives.ru/putgaso/fonds_rubr_121_2_2_1_0_0_0.htm Государственный архив Саратовской области. Путеводитель по фондам периода до 1917-го года. Гимназии]
Отрывок, характеризующий Саратовская мужская гимназия
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
