Сарво Эдди

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Это имя — индонезийское; здесь «Сарво Эдди» — личное имя, а фамилии у этого человека нет.
Сарво Эдди Вибово
индон. Sarwo Edhie Wibowo<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Командующий Kopassus[en]
1964 год — 1967 год
Предшественник: Мунг Парахадимульо
Преемник: Виджойо Суйоно
Командующий VII военным округом «Трикора»[en]
2 июля 1968 года — 20 февраля 1970 года
Предшественник: Р. Бинторо
Преемник: Ачуб Зайнал
 
Рождение: 25 июля 1925(1925-07-25)
Пурвореджо[id], Центральная Ява, Голландская Ост-Индия
Смерть: 9 ноября 1989(1989-11-09) (64 года)
Джакарта, Индонезия
Супруга: Сунатри Шри Хадия
Дети: Кристиани Хиравати[en]
Прамоно Эдди Вибово
Виджиасих Чахьясаси
Врахасти Чендравасих
Матсури Рахаю
 
Военная служба
Род войск: сухопутные войска
Звание: генерал

Сарво Эдди Вибово (индон. Sarwo Edhie Wibowo; Пурвореджо, 25 июля 1925 годаДжакарта, 9 ноября 1989 года) — индонезийский военный, политик и дипломат. Один из основателей индонезийских вооружённых сил. Радикальный антикоммунист, активный участник подавления попытки государственного переворота 30 сентября 1965 года, антикоммунистической чистки 1965—1966 годов и отстранения от власти президента Сукарно.





Ранние годы. Служба у японцев. Начало карьеры в индонезийской армии

Родился в семье чиновника голландской колониальной администрации. С детства мечтал о военной карьере, увлекался восточными единоборствами. Был сторонником независимости Индонезии. Ориентировался на помощь со стороны Японской империи (по индонезийскому поверью тех времён, «белого человека поможет изгнать жёлтый человек с севера»).

В 1942 году с энтузиазмом поддержал японское вторжение на Индонезийский архипелаг. Вступил в организованное японскими оккупационными властями из индонезийцев ополчение ПЕТА[en] (индон. Pembela Tanah AirЗащитники Родины). С отличием прошёл курс боевой подготовки, однако вскоре разочаровался в японцах, поскольку ПЕТА не участвовало в боях, оснащалось только тренировочным деревянным оружием и занималось в основном бытовым обслуживанием оккупационных войск.

В 1945 году Сарво Эдди примкнул к индонезийскому национальному ополчению, впоследствии преобразованному в вооружённые силы независимой республики. Решительно поддержал Декларацию независимости Индонезии от 17 августа 1945 года.

Военная служба и политическая ориентация

Офицерскую службу проходил на острове Ява, командовал батальоном, затем полком. В 1962 году назначен начальником штаба элитного подразделения РПКАД (индон. RPKAD, от индон. Resimen Para Komando Angkatan Darat) — парашютно-десантного спецназа индонезийской армии. В 1964 году стал командиром РПКАД. Пользовался покровительством одного из высших руководителей индонезийской армии, начальника штаба сухопутных войск генерала Ахмада Яни.

Сарво Эдди придерживался правых политических взглядов, враждебно относился к Коммунистической партии Индонезии (КПИ), осуждал курс президента Сукарно на альянс с КПИ, сближение с СССР и КНР. Особенно негативно он оценивал деятельность министра иностранных дел Субандрио — главного проводника прокоммунистического влияния в окружении Сукарно, с середине 1960-х фактически определявшего не только внешнюю, но и внутреннюю политику Индонезии. Его полностью поддерживала мощная 3-миллионная компартия и командование ВВС. Командование сухопутных войск во главе с Яни выступило с решительным протестом против политики Субандрио. Сарво Эдди стал одной из ключевых фигур антикоммунистической военной оппозиции.

Движение 30 сентября. Антикоммунистическая кампания и разгром КПИ

В ночь с 30 сентября на 1 октября 1965 года группа ультралевых офицеров — сторонников Субандрио во главе с командиром батальона охоаны президента Сукарно подполковником Унтунгом Шамсури предприняла попытку государственного переворота. Мятежники убили шестерых высших руководителей сухопутных войск, в том числе Ахмада Яни. Верховное командование вооружёнными силами Индонезии взял на себя генерал Сухарто; Сарво Эдди встал на его сторону и принял активное участие в подавлении мятежа, проигнорировав предложение Унтунга и его сторонников выступить на их стороне. Под его командованием бойцы РПКАД отбили у мятежников захваченные в столице здания и заняли их главный оплот — авиабазу Халим[en].

Ответственность за мятеж Унтунга была возложена на компартию. Причастность коммунистического руководства к организации путча установлена не была, но политическая заинтересованность коммунистов в перевороте и их тесные связи с его лидерами были совершенно очевидны. Командование вооружённых сил во главе с Сухарто развернула террор против КПИ, и спецназ под командованием Сарво Эдди стал одним из основных орудий этого террора. Парашютисты РПКАД уничтожили десятки тысяч коммунистов на Яве, Бали и Суматре. Зачастую Сарво Эдди лично руководил расстрелами [1] и организовывал антикоммунистические ополчения в деревнях. Точная численность погибших в Индонезии осенью 1965 — весной 1966 неизвестна. Оценки, как правило, колеблются в диапазоне от 500 тысяч до 1,5 миллиона [2]. Однако незадолго до смерти Сарво Эдди назвал цифру в 3 миллиона убитых [3].

Сарво Эдди пользовался огромной популярностью у антикоммунистически настроенной учащейся молодёжи. В начале 1966 года студенческое движение КАМИ потребовала от Сукарно запрещения КПИ, ареста прокоммунистических министров и снижения потребительских цен; Сарво Эдди публично солидаризировался с этими требованиями. Сукарно ответил запретом КАМИ, однако армия поддержала студентов. После этого Сарво Эдди был зачислен в Индонезийский университет в качестве почётного студента [4].

Участие в свержении Сукарно

В первые месяцы 1966 года Сукарно формально оставался президентом, хотя реальная власть перешла к генералитету во главе с Сухарто. В феврале 1966 года массовые студенческие демонстрации с требованиями отставки Сукарно и ареста Субандрио переросли в беспорядки. Субандрио грозил «ответным террором». Сарво Эдди был сторонником устранения президента, но Сухарто удерживал его от силовых действий. Однако было принято решение об аресте министров, известных симпатиями к КПИ, выполнение которого поручалось ПРКАД.

11 марта 1966 года года спецподразделение Сарво Эдди окружило президентский дворец, после чего Сукарно и Субандрио покинули Джакарту. Вернулись они на следующий день только под гарантии сохранения жизни, полученные от Сухарто. Президент предоставил Сухарто право действовать от своего имени, подписав указ, известный как Суперсемар[en] (индон. Supersemar, от индон. Surat Perintah Sebelas MaretУказ от 11 марта). Год спустя Сукарно был лишён и номинального титула президента, окончательно передав Сухарто президентские полномочия. Субандрио был осуждён на смертную казнь, заменённую пожизненным заключением. Он провёл в тюрьме около 29 лет, выйдя на свободу лишь в 1995 году, в 81-летнем возрасте.

Служба при режиме Сухарто. Радикал «Нового порядка»

После окончательного утверждения Сухарто у власти Сарво Эдди примкнул к группе военачальников, получившей название «радикалы нового порядка». Они выступали за продолжение репрессий, искоренение наследия Сукарно, создание массовых организаций в поддержку нового режима и активную модернизацию страны.

Активность и популярность Сарво Эдди вызывали опасения Сухарто, и он принял меры к тому, чтобы отстранить его от принятия государственных решений. Вначале президент перевёл Сарво Эдди с Явы на Суматру, а затем отправил на Новую Гвинею — подавлять папуасское национальное движение. Сарво Эдди получил генеральское звание, командовал несколькими военными округами, но был отодвинут от политики.

В 1970 году Сарво Эдди выступил с критикой Сухарто за потворство коррупции в государственном аппарате. После этого он был окончательно выведен из внутриполитической жизни и снят с командных должностей в армии. В 1970—1973 годах он возглавлял Академию вооружённых сил Индонезии. (Он являлся признанным авторитетом в области спецопераций, контрповстанчества и нетрадиционных методов войны.) В 1973—1978 годах — посол Индонезии в Южной Корее, активно проводил политику сближения с антикоммунистическим режимом Пак Чжон Хи, сотрудничества с ВАКЛ. В 1978—1983 годах — генеральный инспектор министерства иностранных дел Индонезии.

В 1982 году Сухарто развернул идеологическую кампанию, призванную придать второе дыхание принятой ещё при Сукарно концепции «Панча сила» (вера в единого Всевышнего, гуманность и справедливость, демократия, единство Индонезии, социальная справедливость). В версии Сухарто «Панча сила» включала элементы традиционных яванских верований, установки буржуазной модернизации и антикоммунизма. В 1984 году Сарво Эдди был назначен руководителем государственного центра пропаганды и идеологического воспитания, в 1987 году был избран депутатом индонезийского парламента. Однако уже в 1988 году он сложил с себя все полномочия в знак протеста против назначения вице-президентом (и как тогда предполагалось — преемником Сухарто) генерала Судармоно. Сарво Эдди считал Судармоно политиком беспринципным и коррумпированным.

Сарво Эдди скончался 9 ноября 1989 года в возрасте 64 лет.

Семья

Семейство Эдди Вибово занимает важное место военно-политической элите Индонезии. Женой Сарво Эдди была Сунатри Шри Хадия (индон. Sunarti Sri Hadiyah) Его дочь Кристиани Хиравати[en] (индон. Kristiani Herawati) — жена нынешнего президента Индонезии Сусило Бамбанг Юдойоно. Старший сын Прамоно Эдди Вибово (индон. Pramono Edhie Wibowo) — командующий сухопутными войсками Индонезии в 2011—2013 годах. Ранее он был командиром спецподразделения Kopassus — бывшего РПКАД, во главе которого служил его отец. Младший сын Хартанто Эдди Вибово[en] (индон. Hartanto Edhie Wibowo) был депутатом парламента от Демократической партии. Также у Сарво Эдди есть и другие дети — Виджиасих Чахьясаси (индон. Wijiasih Cahyasasi), Врахасти Чендравасих (индон. Wrahasti Cendrawasih) и Матсури Рахаю (индон. Mastuti Rahayu).

Оценки деятельности

Сарво Эдди пользуется в Индонезии уважением как один из создателей национальной армии, участник борьбы за независимость, соратник Ахмада Яни. Жестокость террора 1965—1966 считается теперь чрезмерной. Однако подавление мятежа Унтунга и разгром компартии признаются необходимыми мерами — предотвратившими установление коммунистического режима, «индонезийскую полпотовщину» и попадание страны под контроль маоистского Китая. Отдаётся должное и антикоррупционным выступлениям Сарво Эдди во времена Сухарто.

Негативно относятся к Сарво Эдди индонезийские коммунисты, представители левых сил, родственники жертв репрессий. Кроме того, деятели нынешней оппозиции критикуют его сыновей, утверждая, будто военная карьера Прамоно Эдди и политическая карьера Хартанто Эдди — следствие протекционизма и родственных связей с президентом Юдойоно [5].

Интересные факты

Сарво Эдди был спортсменом высокого класса, возглавлял индонезийскую Федерацию тхэквондо.

Напишите отзыв о статье "Сарво Эдди"

Примечания

  1. Капица М.С., Малетин Н.П. Сукарно: Политическая биография. М.: Мысль, 1980
  2. [www.tapol.org/news/indonesia-and-1965-massacres-wheres-justice Carmel Budiardjo. Indonesia and the 1965 massacres: Where's the justice?]
  3. Kolektif Info Coup d'etat 65 :. - Dokumen
  4. Elson, Robert (2001). Suharto: A Political Biography. UK: The Press Syndicate of the University of Cambridge. p. 134. ISBN 0-521-77326-1
  5. [www.thejakartapost.com/news/2011/07/01/new-army-chief-nixes-nepotism-claims-defends-appointment.html Ina Parlina. New Army chief nixes nepotism claims, defends appointment. The Jakarta Post, July, 01, 2011]

Отрывок, характеризующий Сарво Эдди

«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.