Сарычев, Василий Алексеевич

Не следует путать с Сарычев, Василий Алексеевич (моряк)

Василий Алексеевич Сарычев
Дата рождения	1766(1766)
Дата смерти	после 1807
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Звание	корабельный мастер, полковник
Награды и премии

Василий Алексеевич Сарычев (1766 — после 1807) — русский кораблестроитель конца XVIII — начала XIX века, спроектировал и построил около 20 судов различного ранга и класса для Российского императорского флота, управляющий Санкт-Петербургского Главного Адмиралтейства, директор Исполнительной экспедиции Кораблестроительного департамента, корабельный мастер полковничьего ранга.

Биография

Сарычев Василий Алексеевич родился в 1766 году. Учился корабельному делу в Англии, после чего работал на Адмиралтейской верфи в Санкт-Петербурге. В 1788—1795 годах Сарычев, совместно с корабельным мастером Кольманом, в Санкт-Петербургском адмиралтействе строил 74-пушечный корабль «Святая Елисавета» (спущен на воду 11 сентября 1795 года). В 1792 году Сарычев, совместно с судостроителем Д. А. Масальским, разрабатывал чертежи двух 8-пушечных бригов «Котка» и «Куцал Мулим», которые были построены в Санкт-Петербургском адмиралтействе в 1793—1794 годах.

С 1795 года в Санкт-Петербургском адмиралтействе Сарычев, совместно с корабельным мастером А. И. Мелиховым, строил 38-пушечный парусно-вёсельный фрегат «Богоявление Господне» (заложен 7 марта 1795 года, спущен на воду 24 сентября 1798 года). В 1796 году Адмиралтейств-коллегия по просьбе адмирала А. Н. Сенявина предлагала направить Сарычева в черноморское адмиралтейство, но оставила его в Петербурге, так как он был необходим при строительстве фрегатов. Сарычев не ведая о том, что его оставляют в Санкт-Петербурге, продал всё имущество и издержался на приготовлении к переезду. Оставался в течение двух лет в сложном финансовом положении, и в 1798 году подал в отставку, которая не была принята. 29 сентября 1798 года император удостоил вниманием корабельного мастера и за его искусство в строительстве кораблей пожаловал прибавку к жалованию по 500 рублей в год, а 29 июня 1799 года наградил его орденом Святой Анны 2 степени. 25 ноября 1799 года Сарычев вошёл в состав нового комитета при Адмиралтейств-коллегии для создания описаний и обсуждения вопросов, связанных с мореплаванием, кораблестроением и сохранностью корабельных лесов, где занимался разработкой чертежей новых кораблей. В 1799—1800 годах на Херсонской верфи по проекту А. С. Катасанова, чертежам Масальского и Сарычева были построены 74-пушечные линейные корабли: «Тольская Богородица» (строитель И. И. Тарусов), «Мария Магдалина Вторая» (строитель В. И. Потапов), «Святая Параскева» (строитель М. И. Суравцов). 6 ноября 1799 года В. А Сарычев совместно с корабельным мастером В. И. Потаповым заложил 68-пушечный линейный корабль «Варахаил», который был спущен на воду 12 октября 1800 года.

В 1800 году В. А. Сарычев вместе с корабельным мастером А. С. Катасановым предложил императору Павлу I чертёж колёсного гребного судна. 3 октября 1802 года Сарычев был назначен в комитет, учреждённый для образования флотов, по осмотру строящихся кораблей. После завершения осмотра кораблей, 17 ноября того же года Сарычев был назначен заведовать разборкой по качеству и добротности корабельного леса на верфях Петербурга.

В 1799—1804 годах в Санкт-Петербургском Адмиралтействе Василий Сарычев самостоятельно построил три линейных корабля: 74-пушечный «Зачатие Святой Анны» (спущен на воду 3 мая 1800 года) , 82-пушечный «Рафаил», 80-пушечный «Уриил» и совместно с корабелом А. И. Мелиховым ещё два линейных корабля: 90-пушечный «Твёрдый» и «Скорый».

21 июня 1805 года В. А. Сарычев был назначен управляющим Санкт-Петербургского Главного Адмиралтейства, а с 1807 года стал директором Исполнительной экспедиции Кораблестроительного департамента.

Дальнейшая судьба неизвестна.

Литература

• Веселаго Ф. Ф. [www.runivers.ru/lib/book3183/10233/ Материалы для истории русского флота]. — СПб.: Типография Морского Министерства, 1902. — Т. XVI. — С. 22, 270, 271, 329, 377, 405, 465, 473, 489, 496, 517, 554 n=. — 671 с.
• Веселаго Ф. Ф. [www.runivers.ru/lib/book3183/10234/ Материалы для истории русского флота]. — СПб.: Типография Морского Министерства, 1904. — Т. XVII. — С. 167, 181, 261, 281, 305, 577, 578. — 746 с.
• Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России. 1696—1891. — М.: Вече, 2007. — С. 40, 41, 44, 163, 169, 294. — 448 с. — ISBN 978-5-9533-1517-3.

Отрывок, характеризующий Сарычев, Василий Алексеевич

– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»