Сатурн (премия, 1999)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
25-я церемония награждения премии «Сатурн»
Общие сведения
Дата

9 июня 1999 года

Место проведения

США США

Награды
Лучшая режиссура

Майкл Бэй
«Армагеддон»

Лучший актёр

Джеймс Вудс
«Вампиры»

Лучшая актриса

Дрю Бэрримор
«История вечной любви»

[www.saturnawards.org/ Официальный сайт премии] (англ.)
 < 24-я26-я

25-я церемония награждения премии «Сатурн» за заслуги в области фантастики, фэнтези и фильмов ужасов за 1998 год состоялась 9 июня 1999 года, в США.





Лауреаты и номинанты

Лауреаты указаны первыми, выделены жирным шрифтом и отдельным цветом.

Награды для игрового кино

Категория Лауреаты и номинанты
Лучший
научно-фантастический фильм
Армагеддон / Armageddon
Тёмный город / Dark City
Столкновение с бездной / Deep Impact
Затерянные в космосе / Lost in Space
Звёздный путь: Восстание / Star Trek: Insurrection
Секретные материалы: Борьба за будущее / The X-Files
<center>Лучший фильм-фэнтези Шоу Трумана / The Truman Show
Бэйб: Поросёнок в городе / Babe: Pig in the City
Приключения Флика (м/ф) / A Bug’s Life
Город ангелов / City of Angels
Годзилла / Godzilla
Плезантвиль / Pleasantville
<center>Лучший фильм ужасов Способный ученик / Apt Pupil
Блэйд / Blade
Невеста Чаки / Bride of Chucky
Факультет / The Faculty
Хеллоуин: 20 лет спустя / Halloween H20: 20 Years Later
Вампиры / Vampires
<center>Лучший приключенческий фильм, боевик или триллер Спасти рядового Райана / Saving Private Ryan
Маска Зорро / The Mask of Zorro
Переговорщик / The Negotiator
Принц Египта (м/ф) / The Prince of Egypt
Ронин / Ronin
Простой план / A Simple Plan
<center>Лучший киноактёр
Джеймс Вудс — «Вампиры» (за роль Джека Кроу)
Джим Керри — «Шоу Трумана» (за роль Трумана Бёрбанка)
Дэвид Духовны — «Секретные материалы: Борьба за будущее» (за роль агента ФБР Фокса Малдера)
Энтони Хопкинс — «Знакомьтесь, Джо Блэк» (за роль Уильяма Пэрриша)
Эдвард Нортон — «Американская история Икс» (за роль Дерека Виньярда)
Брюс Уиллис — «Армагеддон» (за роль Гарри Стэмпера)
<center>Лучшая киноактриса
Дрю Бэрримор — «История вечной любви» (за роль Даниэллы Де Барбарак)
Джиллиан Андерсон — «Секретные материалы: Борьба за будущее» (за роль агента ФБР Даны Скалли)
Джейми Ли Кёртис — «Хеллоуин: 20 лет спустя» (за роль Лори Строуд / Кэри Тэйт)
Мег Райан — «Город ангелов» (за роль доктора Мэгги Райс)
Дженнифер Тилли — «Невеста Чаки» (за роль Тиффани)
Кэтрин Зета-Джонс — «Маска Зорро» (за роль Елены Монтеро/Мерриета)
<center>Лучший киноактёр второго плана
Иэн Маккеллен — «Способный ученик» (за роль Курта Дюссандера / Артура Денкера)
Бен Аффлек — «Армагеддон» (за роль Эй Джей Фроста)
Деннис Франц — «Город ангелов» (за роль Натаниэля Мессинджера)
Гэри Олдмен — «Затерянные в космосе» (за роль доктора Захари Смита)
Билли Боб Торнтон — «Простой план» (за роль Джейкоба Митчелла)
Эд Харрис — «Шоу Трумана» (за роль Кристофа)
<center>Лучшая киноактриса второго плана Джоан Аллен — «Плезантвиль» (за роль Бетти Паркер)
Клэр Форлани — «Знакомьтесь, Джо Блэк» (за роль Сьюзан Перриш)
Энн Хеч — «Психо» (за роль Мэрион Крэйн)
Анжелика Хьюстон — «История вечной любви» (за роль баронессы Родмиллы Де Гент)
Шарлиз Терон — «Могучий Джо Янг» (за роль Джилл Янг)
Шерил Ли — «Вампиры» (за роль Катрины)
<center>Лучший молодой актёр или актриса Тоби Магуайр — «Плезантвиль» (за роль Дэвида Вагнера / Бада Паркера)
Брэд Ренфро — «Способный ученик» (за роль Тодда Боудена)
Кэти Холмс — «Непристойное поведение» (за роль Рэйчел Вагнер)
Джош Хартнетт — «Факультет» (за роль Зика Тайлера)
Джек Джонсон — «Затерянные в космосе» (за роль Уилла Робинсона)
Алисия Уитт — «Городские легенды» (за роль Натали Саймон)
<center>Лучшая режиссура
Майкл Бэй за фильм «Армагеддон»
Роб Боуман — «Секретные материалы: Борьба за будущее»
Роланд Эммерих — «Годзилла»
Алекс Пройас — «Тёмный город»
Брайан Сингер — «Способный ученик»
Питер Уир — «Шоу Трумана»
<center>Лучший сценарий
Эндрю Никкол — «Шоу Трумана»
Брэндон Бойс — «Способный ученик»
Дон Манчини — «Невеста Чаки»
Алекс Пройас, Лем Доббс и Дэвид С. Гойер — «Тёмный город»
Гэри Росс — «Плезантвиль»
Джозеф Стефано — «Психо»
<center>Лучшая музыка
Джон Карпентер за музыку к фильму «Вампиры»
Джордж С. Клинтон — «Дикость»
Джордж Фентон — «История вечной любви»
Томас Ньюман — «Знакомьтесь, Джо Блэк»
Тревор Рэбин — «Армагеддон»
Ханс Циммер — «Принц Египта»
<center>Лучшие костюмы Дженни Беван — «История вечной любви»
• Вин Бёрнэм, Роберт Белл, Джилли Хебден — «Затерянные в космосе»
• Майкл Каплан, Магали Гвидаси — «Армагеддон»
• Лиз Кеог — «Тёмный город»
Джудианна Маковски — «Плезантвиль»
• Грасиела Мазон — «Маска Зорро»
<center>Лучший грим Роберт Куртцман, Грегори Никотеро, Ховард Бергер — «Вампиры»
Грег Кэнном, Майкл Жермен — «Блэйд»
• Алек Гиллис, Том Вудрафф мл., Майкл Миллс, Грег Нельсон — «Секретные материалы: Борьба за будущее»
• Боб МакКэррон, Лесли Вандерволт, Линн Уилер — «Тёмный город»
• Питер Робб-Кинг — «Затерянные в космосе»
• Майкл Вестмор — «Звёздный путь: Восстание»
<center>Лучшие спецэффекты Фолькер Энгель, Патрик Татопулос, Карен Э Гулекас, Клэй Пинни — «Годзилла»
Рик Бейкер, Хойт Йетмен, Аллен Холл, Джим Митчел — «Могучий Джо Янг»
• Энгус Бикертон — «Затерянные в космосе»
• Роджер Гайетт, Стефан Фангмейер, Нил Корбоулд — «Спасти рядового Райана»
• Эндрю Мэйсон, Мара Брайан, Питер Дойл, Том Дейвис — «Тёмный город»
• Пэт МакКланг, Ричард Р. Гувер, Джон Фрэзиер — «Армагеддон»

Телевизионные награды

Категория Лауреаты и номинанты
<center>Лучший телесериал, сделанный для эфирного телевидения
(Best Genre Network Series)
Секретные материалы / The X-Files
Баффи — истребительница вампиров / Buffy the Vampire Slayer
Зачарованные / Charmed
Семь дней / Seven Days
Симпсоны / The Simpsons
Звёздный путь: Вояджер / Star Trek: Voyager
<center>Лучший телесериал, сделанный для кабельного телевидения
(Best Genre Cable/Syndicated Series)
Вавилон-5 / Babylon 5
За гранью возможного / The Outer Limits
Пси Фактор: Хроники паранормальных явлений / PSI Factor: Chronicles of the Paranormal
Скользящие / Sliders
Звёздный путь: Глубокий космос 9 / Star Trek: Deep Space Nine
Звёздные врата: SG-1 / Stargate SG-1
<center>Лучшая телепостановка
(Best Single Genre Television Presentation)
<center>Награда не присуждалась
<center>Лучший телеактёр
(Best Genre TV Actor)
Ричард Дин Андерсон — «Звёздные врата: SG-1» (за роль полковника Джека О’Нилла)
Николас Брендон — «Баффи — истребительница вампиров» (за роль Ксандера Харриса)
Брюс Бокслейтнер — «Вавилон-5» (за роль президента Джона Шеридана)
Дэвид Духовны — «Секретные материалы» (за роль агента ФБР Фокса Малдера)
Лэнс Хенриксен — «Тысячелетие» (за роль Фрэнка Блэка)
Джонатан ЛаПалья — «Семь дней» (за роль лейтенанта Фрэнка Паркера)
<center>Лучшая телеактриса
(Best Genre TV Actress)
Сара Мишель Геллар — «Баффи — истребительница вампиров» (за роль Баффи Саммерс)
Джиллиан Андерсон — «Секретные материалы» (за роль агента ФБР Даны Скалли)
Клаудия Кристиан — «Вавилон-5» (за роль коммандера / генерала Сьюзен Ивановой)
Шеннен Доэрти — «Зачарованные» (за роль Прю Холливелл)
Кейт Малгрю — «Звёздный путь: Вояджер» (за роль капитана Кэтрин Джейнвэй)
Джери Райан — «Звёздный путь: Вояджер» (за роль Семь-из-девяти)

Видео

<center>Лучшее видео-издание
(Best Home Video Release)
От заката до рассвета 2: Кровавые деньги Техаса / From Dusk Till Dawn 2: Texas Blood Money
Куб / Cube
Гаттака / Gattaca
Легионер / Legionnaire
Ночной полёт / The Night Flier
Урод / The Ugly

Специальные награды

Награда Лауреаты
<center>Награда имени Джорджа Пала
(George Pal Memorial Award)
Рэй Брэдбери
<center>Премия за достижения в карьере
(Life Career Award)
Джеймс Коберн
Натан Юран  
<center>Президентская награда
(President’s Award)
Уильям Фридкин
<center>Награда за заслуги
(Service Award)
Дэвид Шепард (англ.) (film restorer)

См. также

Напишите отзыв о статье "Сатурн (премия, 1999)"

Ссылки

  • [www.imdb.com/event/ev0000004/1999 Победители и номинанты премии «Сатурн» в 1999 году на сайте IMDb] (англ.)
  • www.saturnawards.org/past.html  (англ.)

Отрывок, характеризующий Сатурн (премия, 1999)

Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.