Саундвейв

Саундвейв Soundwave <tr> <td align="center" colspan="2"> </td> </tr>
<tr> <th>Принадлежность</th> <td>десептикон</td> </tr>
<tr> <th>Ранг</th> <td>9</td> </tr>
<tr> <th>Трансформации</th> <td>робот, магнитофон, спутник, самолёт, Mercedes-Benz SLS AMG</td> </tr>
<tr> <th>Первое появление</th> <td>G1 (серия 1)</td> </tr>
<tr> <th>Сезоны</th> <td>G1, The Movie, Scramble City, G2, TF Headmasters, Beast Wars, Beast Machines, TF Cybertron, TF Animated, TF Universe, фильмы (2009, 2011), KRE-O, TF Construct-Bots, Transofrmers Prime</td> </tr>
<tr> <th>Официальный девиз</th> <td>«Плач и крики — музыка для моих ушей»</td> </tr>
<tr> <th>Голос</th> <td>Фрэнк Уэлкер (мультсериалы, фильм)</td> </tr>

Саундве́йв (Soundwave, от англ. «sound» — звук и «wave» — волна, в русской телевизионной версии 6-го канала — Барха́н) — популярный персонаж комиксов и мультсериалов о трансформерах, а также художественных фильмов «Трансформеры: Месть падших» (2009) и «Трансформеры 3: Тёмная сторона Луны» (2011). Кровный враг Саундвейва — автобот Бластер.

Описание

Саундвейв принадлежит к фракции десептиконов. Способен трансформироваться в кассетный плеер. Основные функции — разведка и диверсии.

Биография

«The Transformers»

Саундвейв впервые появился в сериале ещё до отправления на Землю, пока десептиконы и автоботы находились на Кибертроне. В то время он мог трансформироваться в башню коммуникаций, и оставался в таком виде рядом с опорным пунктом автоботов — городом Иакон, чтобы шпионить за их высшим командованием. Именно от него Мегатрон узнал о плане автоботов покинуть разорённый войной Кибертрон и отправиться на поиски новых источников энергии. В составе отряда десептиконов, возглавляемого Мегатроном, он атаковал «Арк» — шаттл автоботов. Когда повреждённый шаттл упал на доисторическую Землю, все трансформеры, находившиеся на его борту, включая и Бархана, были деактивированы, и только в 1984 году проснулись от многомиллионнолетнего сна. Тогда-то Бархан, принявший, как и другие десептиконы, облик земной техники, стал трансформироваться в кассетный магнитофон.

Бархан показан в сериале как опытный воин; он принимал участие во всех сражениях с автоботами. Однако больше всего он прославился как разведчик. Кроме того, в его обязанности входит сбор и обработка энергона.

В фильме «Трансформеры: The Movie» Бархан участвует в нападении на город автоботов и посылает своих «кассетников» в атаку на их центр связи, чтобы не дать автоботам вызвать подкрепление. Когда битва закончилась и Скандалист отдал приказ отступать, Бархан лично перенёс тяжело раненного Праймом Мегатрона на Астропоезд, на котором десептиконы эвакуировались с Земли, но не смог (а, возможно, и не захотел, опасаясь нажить неприятности) воспрепятствовать Скандалисту, когда тот выбросил Мегатрона в открытый космос. Однако когда Мегатрон, обновлённый Юникроном и преобразованный в Гальватрона, вернулся на Кибертрон во время коронации Скандалиста, Бархан стал первым, кто признал его права и примкнул к нему.

После победы автоботов и исчезновения Гальватрона Бархан вместе с остальными десептиконами перебрался на планету Чаар. Он с радостью воспринял весть о том, что невредимое тело Гальватрона покоится в жерле вулкана на планете Трол, и оказал посильную помощь для его возрождения. Однако Гальватрон не спешил возвращаться к своим брошенным на произвол судьбы войскам и совместно с юникронцами Циклоном и Кнутом сперва взялся за уничтожение космической платформы землян и автоботов. Между тем, изголодавшийся по энергону Бархан поддался вместе с остальными десептиконами на уговоры зловещих квинтессонов атаковать попавших в ловушку на планете 8739В автоботов. Узнав об этом предательстве, Гальватрон вмешался в сражение и восстановил свой статус безоговорочного лидера в глазах Бархана.

Тем не менее, Гальватрон уже не был тем Мегатроном, которому Бархан присягал на верность и почитал как величайшего полководца в истории десептиконов. Так, например, в поисках драгоценного минерала исидрита, Бархан вместе со своим кассетным роботом-специалистом по геологической разведке Крысаком, обнаруживает отряд автоботов, осуществляющих его добычу, однако в ходе сражения выясняется, что Гальватрона больше интересует удовлетворение своей необузданной страсти к разрушению, чем стратегически необходимый исидрит. После этого случая Циклон, Бархан и прочие десептиконы тщетно пытаются подлечить обезумевшего Гальватрона в сумасшедшем доме на планете Торкулон.

Больше Гальватрон не прислушивается к дельным советам Бархана. Самым ярким примером тому может служить случай, когда вопреки предложению последнего провести предварительные испытания реактивного двигателя, установленного на комете для уничтожения базы автоботов Метроплекса, Гальватрон решает во что бы то ни стало запустить его именно в момент начавшейся атаки автоботов; в результате чего обе враждующие стороны оказываются на странной планете Эвритма. Но даже здесь Бархан представляется для Гальватрона единственным, кто имеет технические возможности для захвата звукового оружия обитателей планеты и, в конечном счете, ему это удается. Только Бластер сумел стереть записанную Барханом гармонию и предотвратить разрушение Метроплекса.

К числу последних появлений Бархана в третьем сезоне «G1» можно отнести участие в сражении на планете Джанк и обнаружение Крысаком тела Оптимуса Прайма на Земле.

«Трансформеры: Scramble City»

Саундвейв обнаружил изменение в магнитном поле и послал Рэведжа, Лазербика и Рэтбэта на разведку.

«Трансформеры: The Headmasters»

В этом японском мультсериале, непосредственно продолжающем историю третьего сезона «G1», Бархан, ещё недавно бывший одним из главных генералов-десептиконов американского сериала, постепенно отходит на второй план и теряется в гуще событий и новых героев.
Уже во второй серии он погиб в бою со своим «кровным врагом» — автоботом Бластером, но вскоре был «воскрешён». Перестроенный и модифицированный, продолжал выполнять прежние функции. Проявил себя как оппортунист и приспособленец: когда Гальватрон пропал без вести во время взрыва Сигма Компьютера на Кибертроне, сразу подчинился Скорпоногу, как наиболее сильному из десептиконов, и убедил остальных сделать то же самое, а когда выяснилось, что Гальватрон жив — снова переметнулся к нему и по его приказу шпионил за Скорпоногом… пока тот опять не стал лидером десептиконов. После финального сражения, в ходе которого был уничтожен Скорпион, Бархан вместе со Скорпоногом и остальными десептиконами скрылся в неизвестном направлении.

«Трансформеры: Битвы зверей»

Когда лидер предаконов Мегатрон проник на борт «Арка», он, разыскивая свого предка, прошёл мимо лежащего на полу Саундвейва.

«Трансформеры: Кибертрон»

Саундвейв — уроженец загадочной планеты Икс. В паре со своим «земляком» — Сайдуэйзом — работает на Мегатрона (преследуя при этом свои собственные, тщательно скрываемые от посторонних цели). Как и в «G1», имеет кассетника Лазербика. Трансформируется в самолёт.

«Трансформеры: Анимейтед»

В этом мультсериале Саундвейв первоначально появляется в виде игрушечного робота, которого Айзек Самдэк конструирует по совету и с помощью Мегатрона и дарит своей дочери Сари на день рождения, не подозревая, что забавная музыкальная игрушка вовсе не безобидна. По замыслу Мегатрона, Саундвейв должен со временем заменить ему его собственное тело, которое было разбито при ударе о поверхность Земли после того, как Оптимус Прайм выбросил его из своего корабля. Чем чаще Сари заводит Саундвейва своим ключом, содержащим частицу Оллспарка, тем больше по размеру и совершеннее по конструкции он становится. Вскоре Саундвейв вырастает до огромных размеров, берёт под свой контроль всех роботов Детройта и призывает их восстать против «владычества людей». Автоботу Балкхэду удаётся разрушить его, но Саундвейв не уничтожен полностью — он продолжает существовать в виде кассетного плеера. В третьем сезоне игрушки Саундвейва начинают появляться на прилавках города. Он же подсыпал порошок в чашки автоботов (когда Сари дала им напиток) и когда они проснулись — стали… обычными людьми! После того, как автоботы снова стали сами собой, Оптимус Прайм разрубил Саундвейва на две части своим топором.

«Трансформеры: Прайм»

См. также: Список персонажей Transformers: Prime

Саундвейв входит в состав экипажа «Немезиды» — десептиконского боевого крейсера, которым в отсутствие Мегатрона командует Старскрим. Фигурирует в мультсериале как самый лучший разведчик десептиконов и самый верный слуга Мегатрона. Он всегда в курсе всего, что происходит на «Немезиде» и за её пределами, постоянно (лично или через посредство Лазербика) следит не только за автоботами, но и за всеми, чьи действия или намерения могут представлять угрозу для его повелителя; благодаря ему Мегатрон своевременно узнаёт о происках предателя Старскрима и интриганки Эйрахниды и принимает ответные меры. Преданность Саундвейва Мегатрону неоспорима; остальные десептиконы его опасаются. Нокаут предупреждает своего напарника Брейкдауна: «Остерегайся тихонь!». Мегатрон же вполне доверяет Саундвейву и ценит его (впрочем, не настолько, чтобы поручить ему руководящую должность — после бегства Старскрима он назначает своим заместителем Эйрахниду, а затем Дредвинга).
В 3-ем сезоне Саундвейв случайно (или специально) попадает в плен к автоботам, но позже освобождается, затем по приказу Мегатрона берёт Рэтчета в заложники. В этом же сезоне, Саундвейв, сражаясь с Мико, пытается затянуть её в космический портал, но благодаря вмешательству Рафа, открывшего рядом с ним ещё один портал, был сам выброшен в параллельную реальность, известную как «Зона Тени», но выжил и успел засветиться в «Скрытых роботах»..

Биография в фильмах

По замыслу сценаристов, Саундвейв должен был присутствовать уже в первом фильме киноэпопеи М.Бэя, однако работы над его внешним видом не были завершены в срок.
В фильме «Трансформеры: Месть падших» он представлен как неактивный участник действия, наблюдающий за происходящим с орбиты; он не трансформируется, а вместо этого ассимилирует американский военный спутник. Как и в мультсериале, его голосом стал Фрэнк Уэлкер.
В качестве «полноценного» действующего лица появляется лишь в третьем фильме. Выдавал себя за автомобиль Карли, который ей подарил Дилан Голд. Позже захватывает Карли в плен. Во время битвы в Чикаго командовал наземными солдатами-дронами, после захвата в плен нескольких автоботов по совету того же Дилана Голда приказал Баррикейду казнить Уилджека выстрелом в затылок, однако позднее сам погиб от руки Бамблби.
В фильме «Трансформеры: Эпоха истребления» остатки Саундвейва были использованы для конструирования ног Гальватрона.

Как и в мультсериалах, Саундвейв пользуется услугами своих питомцев-агентов — Рэведжа и Лазербика.

Биография в комиксах

«Transformers» (Titan Magazines)

В отличие от художественного фильма, в комиксах «Titan Magazine», развивающих сюжетную линию «Мести падших», Саундвейву отводится гораздо более значительная роль. В отсутствие Мегатрона он руководит сбором сохранившихся на Земле остатков «Древнего Знания». Чтобы не допустить утечки секретной информации о планах десептиконов, обладателями которой нечаянно стали близнецы-автоботы Скидс и Мадфлэп, он затевает изощрённую интригу, цель которой — настроить против братьев других автоботов (надо сказать, что не в меру ретивые Близнецы своими импульсивными и необдуманными действиями сильно облегчают ему эту задачу). Его коварный замысел увенчивается успехом — после ряда инцидентов автоботы начинают подозревать Близнецов в измене. Несмотря на все протесты и попытки оправдаться, они признаны виновными и приговорены к высылке с Земли. Именно этого и ожидал Саундвейв: с помощью своих агентов он освобождает Скидса и Мадфлэпа из-под стражи и предлагает им защиту и покровительство. За это они должны выследить и выманить из убежища ещё одного хранителя «Древнего Знания» — Рэнсака. После того, как Рэнсак пойман и доставлен на базу десептиконов, Саундвейв вместе с Гриндором и Старскримом допрашивает его, добиваясь, чтобы он рассказал, какие тайные сведения собирал, и для кого именно. Однако в ходе заварушки, устроенной неугомонными Близнецами, Рэнсаку удаётся сбежать. А через некоторое время на базу врываются автоботы, и бежать приходится самому Саундвейву.

Технические характеристики

В «G1» рост Саундвейва составляет 6,7 метров. Лицо постоянно закрыто маской. Корпус прямоугольный; в грудной полости размещены проигрыватель, устройство, формующее «энергокубы» (контейнеры для расфасовки и хранения энергона), и хранилище для «кассетников». В окраске корпуса сочетаются тёмно-синий и белый цвета.
Оснащён сверхчувствительным радиопеленгатором и сканером, с помощью которого может даже «читать мысли» других трансформеров (конечно, если находится достаточно близко от них). Самая любопытная особенность данного персонажа — это способность произвольно изменять свои габариты, уменьшаясь до размеров обыкновенного плеера, который человек может без труда взять в руки. Это позволяет ему получить доступ практически в любое место, а всё дальнейшее — это уже, как говорится, «дело техники». Саундвейву достаточно положить руку на компьютер, чтобы «скачать» из него все нужные данные. Он может при необходимости извлечь интересующую его информацию даже непосредственно из человеческого мозга. Помимо всего прочего, является телепатом.

В фильме выглядит как спутник связи, но имеет также альт-форму робота.
Участвуя в миссиях десептиконов лишь как сторонний наблюдатель, Саундвейв не нуждался в маскировке. Но порученная Мегатроном миссия по поимке Сэма Уитвики вынудила офицера связи перебазироваться на Землю. Здесь он трансформируется в автомобиль марки Mercedes-Benz SLS AMG.

В режиме робота вооружён бластером; кроме того, на правом плече у него укреплена звуковая пушка, способная испускать смертоносные акустические волны; впрочем, это оружие представляет опасность для противника только в атмосферной среде, а в безвоздушном пространстве, где звук распространяться не может, оно практически бесполезно. Однако самое главное и безотказное оружие Саундвейва в любой ситуации — это его осведомлённость; он убеждён, что сильнее всех тот, кто владеет бо́льшим объёмом информации.

В «Прайме» трансформируется в беспилотный разведывательный самолёт MQ-9 Reaper. В альт-форме робота вместо лица имеет треугольный экран, который использует для трансляции изображений. Может выпускать из своего корпуса эластичные трубки, которые служат в качестве дополнительных рук; с их помощью он может также загружать или скачивать с компьютера требуемые файлы. К числу его способностей относится также умение открывать врата телепорта практически где угодно (однажды он воспользовался этим умением, чтобы «без шума и пыли» удалить Арси с «Немезиды» и не дать ей встретиться с Оптимусом Праймом). Как всегда, Саундвейв имеет «питомца» по имени Лазербик — странный летающий механизм, размером с вертолет, который прикрепляется к его груди.
В этом мультсериале Саундвейв — один из лучших бойцов среди трансформеров: он побеждал Эйрахниду и Уилджека, Балкхэда и Смоукскрина.

По официальной шкале его качества оцениваются следующим образом: интеллект — 10, мастерство и огневая мощь — 9, скорость — 8, храбрость — 7, выносливость — 6, сила — 5.

Умения

Саундвейв славится как самый лучший разведчик десептиконов, но он также и один из самых лучших и опытных воинов, поэтому является для автоботов одним из самых опасных противников. Помимо всего прочего, Саундвейв обладает неплохими техническими знаниями и навыками, что очень полезно для разведчика.

Характер и отношения с окружающими

Очень сдержанный и спокойный; вроде бы никогда никуда не спешит, но успевает везде. С виду кажется тихоней и скромником, но на самом деле он, пожалуй, не менее коварен, чем Скандалист, с той только разницей, что, не в пример тому, умеет очень хорошо скрывать свои истинные чувства, мысли и намерения.
Саундвейв всегда лоялен по отношению к лидеру десептиконов, и для него не столь уж важно, кто конкретно занимает этот пост — Мегатрон, Гальватрон или Скорпонок: он ухитряется поладить с любым из них. Остальные десептиконы дружно недолюбливают Саундвейва, но понимают, что все они у него «под колпаком». К тому же ни для кого не секрет, что он — мстительный и злопамятный, и всегда придумает, как испортить обидчику жизнь. Поэтому все стараются поддерживать с ним видимость хороших отношений. Самого Саундвейва такое положение дел вполне устраивает. Он не стремится ни враждовать с другими десептиконами, ни дружить с ними — для компании ему достаточно собственных «кассетников». Единственное, что может нарушить его обычную невозмутимость — появление возможного конкурента.

«Саундвейв высший, автоботы — низшие!»

— Саундвейв

«Команда» Саундвейва

Постоянными спутниками и помощниками Саундвейва являются так называемые «кассетники» — очень маленькие трансформеры (во много раз меньше «нормальных» десептиконов и автоботов). Обычно они имеют вид кассет и помещаются внутри Саундвейва, в его груди, откуда он выпускает их (всех вместе или по отдельности) для выполнения разного рода поручений: иногда — для участия в сражении, но чаще всего — для организации диверсий или сбора информации. Их зовут: Рамбл, Френзи, Рэведж, Лазербик, Баззсоу, Рэтбэт, Оверкилл и Слагфест.
Все они очень преданы друг другу, своему командиру и Мегатрону.

«Френзи, Рамбл, Рэведж, Рэтбэт, на вылет. Операция — вмешательство»

— Саундвейв

Слабости

Слишком уверен в собственной незаменимости, и это раздражает подавляющее большинство десептиконов (за исключением Мегатрона, который ценит его преданность). Вследствие этого они даже не пытаются помогать Саундвейву в бою и даже, что ещё хуже, бросают на произвол судьбы. Однако до сих пор Саундвейву удавалось выходить из таких передряг целым и невредимым.

Видеоигры

«Transformers»

Саундвейв был одним из десептиконов, которых клонировали, чтобы украсть у автоботов особый энергетический куб.

«Transformers: Call of the Future»

Саундвейв входил в состав экспедиции десептиконов, отправленной на планету Зел Самин. Первым делом он послал ложный сигнал SOS, чтобы выманить автоботов с шаттла. Успешно произведя операцию, он передал им послание от Мегатрона, после чего вернулся на базу. Вскоре связист вновь столкнулся с автоботами, на этот раз пытаясь их задержать на обратном пути к кораблю, но был побеждён и вновь вернулся на базу — теперь уже для ремонта.

«Transformers: G1 — Awakening»

Саундвейв был среди десептиконов, атаковавших «Арк», что привело к крушению корабля. Спустя 4 миллиона лет был разбужен извержением вулкана. Десептикон вскоре встретил Ретчета и Бамблби, и использовал кассетников, чтобы одолеть их, но два автобота оказались сильнее. Затем вместе со Скайварпом и Тандеркрэкером пытался удержать источники энергии, но проиграл. Позже связист вместе с Триптиконом охранял космический мост, но вновь был повержен. Десептикон был среди тех, кто встретил и разоружил автоботов на Кибертроне. Затем ему было поручено сторожить Бамблби и Рэтчета, но пленники сумели улизнуть. Саундвейв проследовал за ними к камерам Прайма и Метроплекса, присоединившись к охранявшему их отряду, но был отвлечён манёврами автоботов, что позволило им сбежать. Связист успел перехватить пленников у космического моста, но они всё равно вернулись на Землю. Позже был в составе армии десептиконов, обнаруженной и разгромленной Гримлоком на Земле. Затем вместе с другими десептиконами устроил ловушку для автоботов, послав фальшивый сигнал о помощи, но автоботы оказались сильнее. Вскоре десептикон принял участие в провалившейся атаке на Арк. Затем он неудачно пытался воспрепятствовать силам автоботов захватить космический мост. На Кибертроне связист охранял источники питания крепости Шоквейва, но не сумел помешать автоботам отключить их. Чуть позже стал частью армии, преградившей автоботам путь в крепость. Позже на Земле Шоквейв встречает на мосту Бластера и Рэтчета, и пара автоботов прогоняет его. Затем Саундвейв с кассетниками атакуют Сайдсвайпа и Проула на берегу реки. Через некоторое время на Кибертроне был частью армии, окружившей Гримлока. К несчастью для них, десептиконы переоценили свои возможности. Наконец, Оптимус и Бамблби сразились с Саундвейвом и Мегатроном на Земле. В этой схватке вновь победили автоботы.

«Transformers: War for Cybertron»

В этой игре Саундвейв появляется в третьей, четвёртой и пятой главах десептиконов. В третьей главе, вместе с Мегатроном и Брейкдауном помогает найти Ключ Омеги и победить Зету Прайма. Затем, как оказалось, поиски привели к тому, что использовав ключ, Мегатрон активирует древнего стража Автоботов — Омегу Суприма. Саундвейв вместе с десептиконами атакуют его и побеждают, после чего Мегатрон заставляет Омегу открыть врата к ядру планеты.

Также Саундвейв присутствует в качестве босса в кампании автоботов, во второй главе. Здесь он держит в плену Зету Прайма в тюрьме Каона, куда прибывают Оптимус (тогда ещё без титула Прайма), Бамблби и Сайдсвайп. Они встречают Саундвейва, после чего между ними начинается битва. Саундвейв не сражается лично (удерживая Зету в ловушке), а посылает своих кассетников. После сражения он сбегает с ними, оставив тяжелораненного Зету Прайма автоботам, после чего Зета умирает на руках Оптимуса.

«Transformers: Fall of Cybertron»

Появляется и в продолжении предыдущей игры, в «Падении Кибертрона». По сюжету игры, после того, как Мегатрона уничтожил Метроплекс, Саундвейв полностью восстанавливает погибшего командира и заряжает его энергией. Когда Мегатрон, после своего возрождения, устраняет (хотя и не убивает) Старскрима, провозгласившего себя новым командиром десептиконов, и отправляется на поиски ядра Триптикона, Саундвейв ремонтирует последнего, однако не восстанавливает до конца. Вместо этого, по приказу Мегатрона, он начинает проект «Немезида» — перестройку Триптикона в новый корабль десептиконов.

После этих событий Саундвейв появляется лишь в решающей битве между «Арком» и «Немезидой». Его задачей было проникновение на «Арк» и уничтожение боеприпасов корабля автоботов. Ему, вместе с двумя его кассетниками — Лазербиком и Рамблом, удается проникнуть внутрь «Арка» и уничтожить несколько запасов патронов. В дальнейшем, когда оба корабля враждующих между собой сторон затягивает в неизвестный портал, его судьба (как и всех остальных трансформеров) остается неизвестна.

«Transformers: Rise of the Dark Spark»

В этой игре-кроссовере для игры доступен Саундвейв из вселенной «Transformers: Prime».
Саундвейв был послан вместе со Старскримом и Шоквейвом в Кристальный город на поиски Тёмной искры. Используя Лазербика, десептикон уничтожил множество инсектиконов. Затем десептиконы обнаружили, что дальнейший путь невозможен из-за кислоты, и связист послал Рамбла для её вытягивания. После этого группа продолжила путь, но вскоре десептиконам пришлось разделиться. Саундвейв послал Лазербика к одному из терминалов, открывавших двери в хранилище, а сам пробился к другому.

Саундвейв пытался схватить автоботов, укравших Тёмную искру, но дверь захлопнулась; и десептиконы оказались в ловушке. Связист выпустил Лазербика, чтобы тот открыл проход для отряда. Позже подошёл на железнодорожную станцию, где объяснил Старскриму, что автоботы ещё не сбежали, после чего Шоквейв подорвал поезд врагов.

«Transformers: Devastation»

Появляется как один из боссов в игре. Впервые автоботы столкнулись с Саундвэйвом на праудстаре где пытался помешать автоботам заполучить ферротаксис. За всю компанию встречается два раза. В первой битве использовал в бою Реведжа и Лазербика, после битвы отступил по приказу Мегатрона. На Кибертроне управлял охранным ботом для уничтожения автоботов, затем после его разрушения он лично отправился закончить начатое. Во второй раз сражение происходит на грузовом лифте, и он уже использует помимо Реведжа и Лазербика, Рамбла, Френзи и Баззсоу. Так-же появляется в режиме испытания вместе с Шоквэйвом.

Появления в сериях

The Transformers — первый и второй сезоны — все серии

Transformers: The Movie

Transformers: Scramble City

The Transformers (сезон 3)

• 66-70. Пять ликов тьмы (Часть 1-5) / The Five Faces of the Darkness (Part 1-5)
• 81. Мир паутины / Webworld
• 82. Схватка на Си-Минор / Carnage in C-Minor
• 85. Супервещание 2006 года / The Big Broadcast of 2006
• 86. Сражайтесь или бегите / Fight or Flee
• 91. Зов из глубины веков / Call of the Primitives
• 94. Возвращение Оптимуса Прайма (Часть 1) / The Return of the Optimus Prime (Part 1)

Transformers: The Headmasters

• 1. Четверо небесных воинов / Four Warriors Come out of the Sky
• 2. История планеты Мастер / The Mystery of Planet Master

Transformers: Generation 2 — все серии

Transformers: Beast Wars

• 39. Повестка дня (Часть 3) / The Agenda (Part 3)

Transformers: Beast Machines

• 5. Запретный плод / Forbidden Fruit

Transformers: Cybertron

• 39. Титаны / Titans
• 38. Портал / Warp
• 39. Гигант / Giant
• 40. Ярость / Fury
• 41. Город / City
• 43. Вызов / Challenge
• 46. Финал / Showdown
• 50. Незаконченное / Unfinished
• 51. Начало / Beginning

Transformers: Animated

Трансформеры: Юниверс

• 1. Action Blast

KRE-O Transformers

• 5. A Gift for Megatron
• 6. Megatron’s Revenge

Transformers: Construct-Bots

• 1. Вступление! / Intro!

Transformers: Prime — все серии

Трансформеры: Месть падших

Трансформеры: Тёмная сторона Луны

Литература

• Батий Я.А. Бакуганы и трансформеры. — Харьков: Ранок-НТ, 2011. — С. 128. — ISBN 978-966-315-129-8.

Ссылки

• [transformers-zone.ru/transformers/generation_1/soundwave.html G1 Саундвейв] на [transformers-zone.ru/ TransFormers Zone]
• [transformers-zone.ru/transformers/music_label/soundwave.html Music Label Саундвэйв] на [transformers-zone.ru/ TransFormers Zone]
• [www.transformers.net.ru/main3.php?page=ls_ru&pg=soundwave] на transformers.net.ru
• [tfwiki.net/wiki/Soundwave_(G1) Саундвейв на Transformers Wiki]

Отрывок, характеризующий Саундвейв

– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.