Саур-Могила

Сау́р-Моги́ла (укр. Савур-могила) — курган в Шахтёрском районе Донецкой области, одна из высот Донецкого кряжа (277,9 м). На вершине кургана находились сторожевой казацкий пост, укрепления Миус-фронта. После Великой Отечественной войны на Саур-Могиле был создан мемориальный комплекс. Курган входит в состав регионального ландшафтного парка «Донецкий кряж».

В ходе боев в августе 2014 года во время Вооружённого конфликта на востоке Украины мемориальный комплекс был разрушен постоянными обстрелами.

Физико-географическая характеристика

Саур-Могила — одна из высочайших точек Донецкой области. Географические координаты: 47°55′22,75″ северной широты, 38°44′25,94″ восточной долготы. Высота кургана — 277,9 метров над уровнем моря.

Курган представляет собой останки одного из размытых отрогов Донецкого кряжа. Курган большей частью состоит из песчаника, также попадаются друзы горного хрусталя. Верхняя часть кургана была насыпана во втором тысячелетии до нашей эры племенами срубной культуры. Насыпная часть имеет высоту 4 метра и диаметр 32 метра.

Саур-Могила видна на расстоянии 30—40 километров из-за того, что окружающая местность относительно ровная. С вершины кургана видна степь, Амвросиевский цементный завод и терриконы шахт. В хорошую погоду с вершины кургана можно увидеть Азовское море, находящееся за 90 километров к югу.

Высота расположена в бассейне рек Крынка и Миус. Около кургана много балок и небольших речек из бассейна реки Миус.

Курган входит в состав регионального ландшафтного парка «Донецкий кряж».

Этимология

Топоним «саур» в русском языке и «савур», «савор» в украинском языке по одной версии происходит от тюркского слова «сауыр», который дословно переводится как «степная высота с округлой вершиной в виде конского крупа». По другой версии, название происходит от названия племени сарматов — савроматов.

В иранских языках имеется схожий корень с значением «бык» — ср. Саурская революция, где тадж. Савр и тат. Сыер — бык, телец, каз. Сәуір — апрель.

В греческом слово «саура» (σαύρα) означает «ящерица».

Народная этимология связывает название с именем человека Саура. По одним легендам это казак, по другим — народный мститель.

Слово «могила» в древнерусском языке имело значение «холм», «курган».

Археологические исследования

В первом номере журнала «Русский вестник» за 1856 год вышла статья П. Леонтьева про раскопки кургана в Екатеринославской губернии. В нём речь шла про Луговую могилу. Тарас Григорьевич Шевченко прочитал эту статью и ошибочно подумал, что речь идёт о Саур-Могиле. В связи с чем в его дневнике в 1857 году появилась следующая запись:

Я развертываю книгу, и мне попалась литературная летопись. Читаю, и что же я читаю? Наша славная-преславная Савор-Могила раскопана. Нашли в ней какие-то золотые и другие мелочи, не говорящие даже, действительно ли это была могила одного из скифских царей. Я люблю археологию. Я уважаю людей, посвятивших себя этой таинственной матери истории. Я вполне сознаю пользу этих раскапываний. Но лучше бы не раскапывали нашей славной Савор-Могилы. Странная и даже глупая привязанность к безмолвным, ничего не говорящим курганам. Во весь день и вечер я все пел: У степу могила З вітром говорила. Повій, вітре буйнесенький, Щоб я не чорніла.

Впервые же курган был описан в 1864 году русским археологом Иваном Егоровичем Забелиным. В его описании диаметр кургана составляет 150 метров, высота — 6 метров.

Верхняя часть кургана была насыпана во втором тысячелетии до нашей эры племенами срубной культуры. Под насыпной частью находилось захоронение срубной культуры в каменном ящике. Это захоронение в 1960-х годах изучал Т. О. Шаповалов. Во время строительства мемориального комплекса захоронение было частично повреждено. Из-за этого стало невозможно проводить дальнейшие археологические исследования и ответить на вопрос, состояло ли это захоронение только из погребальной камеры, или была найдена только входная камера более сложного сооружения.

Также существовали легенды о разбойничьем кладе на Саур-Могиле. В 1932 году В. М. Евсеевым было записано про многочисленные ямы «чёрных» копателей, которые искали клад на Саур-Могиле.

Саур-Могила в годы Великой Отечественной войны

С 1941 по 1943 год Донбасс был оккупирован немецкими войсками. В течение двух лет в окрестностях Саур-Могилы велось строительство оборонительных сооружений первой линии Миус-фронта. Саур-Могила — господствующая высота, имевшая важное тактическое значение. На оперативных штабных картах она была обозначена, как высота с отметкой 277,9 метра. На вершине располагался наблюдательный пункт 6-й армии вермахта (группа Холлидт).

1943: 17 июля — 1 августа

17 июля советские войска внезапной атакой трёх гвардейских мехкорпусов (с севера на юг: 1-й, 4-й и 2-й г. м. к.) при поддержке 31-го гвардейского стрелкового корпуса прорвали фронт на глубину до 10 км и заняли плацдарм на западном берегу реки Миуса в районе сёл Степановка и Мариновка. В состав занятого плацдарма входила и высота 277,9 («Саур-могила»).

Для ликвидации угрозы немецкое командование срочно перебросило танковые части с других участков южного направления. В частности, из-под Харькова были переброшены в район Степановки танковые дивизии СС «Дас Райх» и «Тотенкопф».

Немецкие контратаки начались 29 июля. На Степановку наступала дивизия «Тотенкопф». Советские войска создали в окрестностях села мощный оборонительный рубеж, оснащенный большим количеством противотанковых орудий 76,2 мм, минными полями и проволочными заграждениями. Упорные бои продолжались 30 и 31 июля. Части СС несли тяжёлые потери, но продолжали атаковать. За ходом боев у Степановки внимательно следил сам командующий южным флангом Восточного фронта фельдмаршал Э. фон Манштейн. 31 июля Манштейн прибыл в штаб командующего 6-й армией Холлидта и приказал прекратить атаки, поскольку танковые части СС остро требовались на других участках фронта. Однако командир танкового корпуса СС П. Хауссер настоял на завершении начатого. Штурм высоты начался 1 августа в 04:00. После артподготовки с применением реактивных миномётов и под прикрытием дымовой завесы на высоту устремились гренадеры СС. Последовал многочасовой рукопашный бой, в результате которого к 16:00 советская пехота была вытеснена с вершины. Однако уже через несколько минут началась советская контратака силами нескольких стрелковых полков. Лишь удар пикировщиков «Штука» и пулемётный огонь нескольких подоспевших немецких танков помешал советским воинам вновь занять высоту.

Упорные бои с участием крупных танковых и моторизованных сил с обеих сторон шли и на других участках плацдарма. В результате к 1 августа противнику удалось ликвидировать прорыв и вновь выйти на рубеж реки Миус в районе сёл Куйбышево — Дмитровка. На несколько недель на Миус-фронте наступило затишье

18 — 31 августа

Повторный штурм Саур-Могилы советскими войсками был начат 18 августа 1943 года в 06:00 по московскому времени. В штурме участвовали части 96-й гвардейской Иловайской стрелковой дивизии, которой командовал гвардии полковник Семён Самуилович Левин.

Штурму предшествовала двадцатиминутная артподготовка с использованием всей дивизионной артиллерии и залпы дивизиона «катюш». Также была использована воздушная поддержка «Илов».

295-й стрелковый полк под командованием героя Советского Союза Андрея Максимовича Волошина наступал по западным скатам кургана. 293-й полк под командованием подполковника Свиридова наступал по юго-восточным скатам кургана. 291-й стрелковый полк наступал по южным скатам кургана. Правый фланг наступления был прикрыт частями 34-й гвардейской стрелковой дивизии. Левый фланг наступления был прикрыт частями 127-й дивизии полковника Крымова.

295-й стрелковый полк занял высоту 183,0, чем нарушил оборону противника.

29 августа после артналёта советские войска почти захватили вершину, но контратака немцев в направлении хутора Саурмогильский (теперь село Сауровка) с участием огнемётных танков и САУ оттеснила нападавших.

В ночь с 29 на 30 августа дивизионная разведка под командованием младшего лейтенанта Шевченко с третьей попытки обошла заслоны неприятеля и установила на вершине красный флаг. В вылазке участвовало всего 17 человек: младший лейтенант Шевченко; старшина И. Веремеев; старшина Сергей Кораблёв; рядовые И. Дудка, Г. Бондаренко, Н. Иванов, И. Алешин, А. Гаин, С. Селиванов, Н. Симаков, К. Калиничев, Н. Черепов, И. Гавриляшин, К. Петряков, В. Лобков, Меркулов, В. Кобзев. Немцы 12 раз атаковали отряд на вершине. Отряд удерживал свои позиции в течение суток, дав возможность перегруппироваться нападающим. Чтобы не попасть под артобстрел, бойцы сделали из окровавленной рубашки лейтенанта Шевченко флаг и обозначили своё присутствие. После смерти лейтенанта Шевченко отрядом командовал Веремеев. К первой группе пробилась вторая под командованием полковника А. А. Сошальского. Лейтенант Шевченко посмертно был награждён орденом Красного знамени.

Высота была взята утром 31 августа.

За отличие в бою при взятии Саур-Могилы Семён Самуилович Левин был награждён орденом Красного Знамени.

К сожалению, в своих послевоенных мемуарах командир 96-й Иловайской стрелковой дивизии полковник Левин и его начальник штаба умолчали об участии в штурме непосредственно высоты их «соседа», 271-й стрелковой дивизии под командованием полковника Ивана Павловича Говорова, и приукрасили «окончание» операции по овладению Саур-Могилой.

В реальности, 31 августа немецкая группа войск западнее Таганрога, 29-й АК, прорвался вдоль побережья Азовского моря на запад через боевые порядки советского 4-го кавалерийского корпуса, а командующий группой «Юг» Эрих фон Манштейн к вечеру наконец получил разрешение Гитлера на отвод из Донбасса группы войск, над которой к этому времени нависла угроза расчленения и окружения, а в резервах ему было отказано. В этом случае выдвинутый далеко на восток «язык» левого края 6-й армии, опирающийся флангом на позицию у Саур-могилы, удерживать, в расчёте на контрудар на юг с целью отсечения глубоко прорвавшихся войск Южного фронта, становилось бессмысленно. Тактическое значение этого опорного пункта для немцев было утеряно, создалась угроза окружения, советские войска выходили за спиной 6-й армии к Красноармейску, всё отчётливей для немецкого командования замаячил призрак нового, «донецкого», «Сталинграда» — и в ночь с 31 августа на 1 сентября высота была оставлена; отход был обнаружен разведкой через несколько часов, под утро, перед началом очередного штурма. Преследование немецких заслонов было представлено в донесении командира 96-й стрелковой дивизии как взятие высоты и выполнение поставленной командованием боевой задачи (в донесении командира 271-й стрелковой дивизии «дипломатично» указано о «выходе на плато высоты 278, Саур-Могилы». Далее командиром 271-й дивизии было организовано преследование отступающего противника, вплоть до создания подвижных групп на автотранспорте артполка дивизии, по воспоминаниям ветеранов дивизии и, в частности, начштаба 3-го батальона 865-го стрелкового полка капитана Розмарицы Романа Федотовича).

В опубликованном рассказе командира 96-й сд Левина конца 1960-х годов роль «соседей», в частности 271-й дивизии, в трёхдневных штурмах существенно преуменьшена. Она, как и её «сосед», непосредственно все эти дни штурмовала юго-западный склон высоты, последовательно введя в бой оба стрелковых полка, и потеряв до половины личного состава (от боевого состава на момент начала атак). Кроме того, именно 3-й батальон 271-й дивизии вышел первым на рубеж атаки после взятия Григорьевки (Калиновки, по старым картам) и попытался «с ходу» взять «проклятый пупырь» 28 августа, но натолкнувшись на плотный пулемётно-миномётный огонь, откатился к балкам и стал окапываться. Местность для наступления была крайне неблагоприятна, так как лощины и балки перед цепью высот были открыты в сторону противника, и защищали от его огня слабо. Вышедшая к отрогам высот 127-я сд 28 августа командующим 5-й ударной армии была смещена влево, а её место заняли более «свежие» на тот момент полки 271-й сд.

Одно из самых страшных впечатлений штурмов тех дней у бойцов — как они ползли по скатам вверх, к дзотам — а немцы выбрасывали из амбразур гранаты. Вид катящейся сверху навстречу, подпрыгивающей гранаты, ожидание, когда она разорвётся — у твоей ли головы, на спине ли, или на соседе — остался кошмаром у многих выживших участников тех боёв… Для защиты от пуль и осколков залёгшие на склонах бойцы использовали тела своих убитых товарищей… «Кто хоть однажды видел это — тот не забудет никогда…»

Из фотокопии записной книжки командующего 5-й ударной армии, хранящейся в музее г. Амвросиевка, видно, как в течение 28-31 августа командование тасовало подразделения разных полков и дивизий в ходе практически беспрерывных атак высоты 278.

В 1967 году (по другим данным, 1968) при встрече однополчан на открытии мемориала начальники штабов трёх полков 96-й и 271-й дивизий, принимавших участие в тех боях за высоту, искренне недоумевали, рассматривая крутой южный скат, «какой идиот послал нас туда, и зачем — ну чего ж в лоб-то, а не обойти…» (вспоминает участник боёв за высоту комсорг 3-го батальона 271-й сд, на второй день штурма временно принявший командование 8-й стрелковой ротой из-за больших потерь в полку в тот день в офицерском составе (к середине дня 29-го рота насчитывала около 30 % списочного состава), старший сержант С. Т. Ашихмин, дошедший до Победы и ныне живущий в г. Амвросиевка).

По воспоминаниям ветеранов 271-й сд, после неудачного непрерывного штурма 29 августа, ночью в тыл противнику, сделав крюк в 2 км через позиции соседа справа, ушла разведгруппа 96-й сд младшего лейтенанта Шевченко, перед высотой встретившись с полковой разведгруппой старшины Кораблёва. По мнению ветеранов, группам могла быть поставлена боевая задача в качестве штурмовых групп атаковать дзоты на высоте с тыла. Объединившись под командой Шевченко, бойцы вышли с тыла в район северо-восточного ската, к самой вершине, но с наступлением рассвета были замечены, приняли бой, смогли вывести из строя лишь крайние дзоты в полосе 96-й сд и заняли круговую оборону, вывесив сигналом для своих товарищей под высотой окровавленную сорочку раненого командира, так как в 6 утра, как им было известно, должна была начаться артподготовка для нового штурма. Артподготовка, с возможной коррекцией, всё же была проведена и батальон 96-й стрелковой дивизии, возглавленный замкомдивизии полковником Сошальским, пробился по юго-восточным скатам к своим бойцам, однако развить успех не удалось. Немцы использовали авиацию, уверенно работавшую по высоте (дзоты, в которых засели их пулемётчики, были в несколько накатов и выдерживали прямое попадание 250-кг авиабомб и снарядов калибра дивизионной артиллерии), САУ и огнемётные танки. К середине дня 31 августа из-за больших потерь (погибли, в частности, и дважды раненый Шевченко, и Сошальский, и майор Филатов, капитан Иванов) высоту пришлось оставить.

Вечером 31 августа, с наступлением темноты, подразделения 271-й сд начали выдвижение к скатам высоты для предутреннего нового штурма, но около полуночи со стороны противника внезапно начался шквальный артиллерийско-миномётный огонь, не менее часа. Войска 271-й, выдвинутой к высоте слева 127-й и 96-й сд приготовились к отражению мощного контрудара противника, однако через пару часов ожидания и разведки выяснилось, что это был заградительный огонь для обеспечения отхода немецких войск с рубежа. К рассвету заслоны немцев на высоте и за ней были сбиты, и организовано преследование противника, 127-й сд на Снежное, на восток, 271-й, нащупавшей «хвост» отходящего противника, — на север, в направлении Чистяково (Торез), 96-й сд на запад, в направлении Иловайска (дивизии прошли высоту «перекрёстно»).

В начале 1970-х годов ошибка в описании штурма, относительно участия в нём бойцов 271-й сд, в материалах музея на Саур-Могиле была исправлена.

О штурме высоты написана песня «Послушай ветры над Саур-Могилой», слова Фёдора Даниловича Серебрянского, музыка Ивана Николаевича Бирюкова:

Послушай ветры над Саур-Могилой, И ты поймёшь, кто эту землю спас Чьё мужество в боях освободило Врагу не покорившийся Донбасс

Бойцы 5-й ударной армии, участвовавшие в штурме Саур-Могилы после взятия Берлина написали на стене рейхстага:

Сталинград — Саур-Могила — Варшава — Берлин! Самсин, Павлуха, Стегний

Земля с Саур-Могилы была взята для донецкого памятника медицинским работникам, погибшим в годы Великой Отечественной войны работы Николая Васильевича Ясиненко. У подножия скульптуры была расположена бронзовая плита с надписью:

Здесь заложена земля, обагрённая кровью советских воинов при защите городов-героев и высоты Саур-Могила

Через несколько дней после занятия высоты из близлежащих сёл были мобилизованы местные жительницы. Им были выданы марлевые повязки на лицо и они три дня собирали трупы павших при атаках 28—31 августа. Тела на жаре уже разлагались. После сбора трупов они были уложены в штабеля и сожжены, останки (кости) захоронены где-то перед высотой, со стороны пропитанного кровью южного склона. Данные на погибших рядового и сержантского состава не устанавливались, место захоронений останков после кремации не было отмечено и ныне неизвестно.

Мемориальный комплекс на Саур-Могиле

После Великой Отечественной Войны на Саур-Могиле поставили первый памятник. Он представлял собой пирамиду высотой шесть метров. Пирамида была сложена из местного известняка. Наверху пирамиды была установлена красная звезда. Вокруг пирамиды была площадка, окаймлённая корабельной цепью. По углам стояли пушки, оставшиеся после местных боёв. У памятника была надпись, сообщавшая о потере 5-й ударной армией 23 238 солдат и офицеров.

В 1960 году Донецкая организация Союза архитекторов провела открытый конкурс на лучший проект нового памятника. На конкурс поступили проекты от 37 творческих организаций УССР и РСФСР. В Донецке прошла выставка проектов памятника. Победил проект киевского коллектива. Авторы проекта — скульпторы: Ф. А. Коцюбинский, И. С. Горовой</span>^ru_uk, К. А. Кузнецов; архитекторы: М. И. Потипако, А. Ф. Игнащенко, И. Л. Козлингер. Второе место в молодёжном конкурсе проектов памятника заняла работа Александра Шамарина. Комсомольцы Снежно́го, Тореза и Шахтёрска собирали на памятник деньги за счёт воскресников, заработок от которых шёл на строительство памятника.

Открытие памятника состоялось 19 сентября 1967 года. На открытии присутствовало более 300 тысяч человек: ветеранов, представителей общественных организаций, частей Советской Армии.

На вершине кургана был установлен обелиск из железобетона, облицованный гранитом, высотой 36 метров внутри которого находилась комната боевой славы. В экспозиции комнаты боевой славы были выставлены фотокопии газет с публикациями военных лет о Миус-фронте, картосхемы взятия высоты, портреты участников штурма.

У подножия обелиска была создана верхняя смотровая площадка и установлена скульптура советского солдата. Высота скульптуры девять метров. Изготовлена из чугуна. На солдате плащ-палатка, которая развевается на ветру. Правая рука поднята вверх, в ней автомат. Солдат стоит лицом на восток. В 1975 году у ног солдата был зажжён Вечный огонь.

К обелиску вели две аллеи. Одна заложена представителями городов-героев, а вторая пионерами из всех республик СССР и представителями города Краснодона. Дорога к Саур-Могиле комсомольцами из Снежно́го засажена клёнами и тополями.

• BrynnLA465.jpg

  Один из проектов памятника для мемориального комплекса. Скульптор Леонид Артёмович Бринь

• "Саур-Могила".JPG

  Установленный монумент

• Герб Шахтёрского района.jpg

  Обелиск с вершины Саур-Могилы изображён на гербе Шахтёрского района Донецкой области

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 010.jpg

  Площадка военной техники у подножия мемориала

С подножия кургана к вершине поднимались широкая лестница. С левой стороны лестницы была расположена большая надпись: «Берегите, берегите, берегите мир!». С правой стороны лестницы находились четыре сюжетных, многофигурных батальных пилона. Пилоны горизонтальные. Размеры пилона: 12,5 на 3,5 метра. Каждый пилон посвящён одному роду войск: пехоте, танковым войскам, артиллерии и авиации. На каждом пилоне скульптурные композиции, горельефы и надписи, основанные на реальных событиях. На боках пилонов высечены наименования войсковых частей и соединений, которые принимали участие в освобождении Донбасса.

Первый пилон посвящён пехоте. Центром композиции является сюжет о группе лейтенанта Шевченко. На пилоне изображены раненый командир с поднятой рубашкой, которая заменяет знамя; бегущий автоматчик; раненый старшина, спасающий командира, прикрывая его своим телом; солдат, готовящийся бросить гранату; пожилой гвардеец с ручным пулемётом; морской пехотинец с пистолетом в руке; солдат со станковым пулемётом. Второй пилон посвящён танковым войскам и моторизированной пехоте. Он состоит из трёх композиционных групп. На пилоне изображены воин со связкой гранат, гвардейцы под руководством командира идущие в атаку. Третий пилон посвящён артиллерии. На пилоне изображены миномётчики, зенитчики, девушка-телефонистка, артиллеристы с орудиями. Четвёртый пилон посвящён авиации.

• Savur Mogila 01.jpg

  Пилон, посвящённый пехоте

• Savur Mogila 03.jpg

  Пилон, посвящённый авиации

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 049.jpg

  Мемориальные доски с именами погибших бойцов Советской армии

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 071.jpg

  Дерево, пережившее боевые действия во время Великой Отечественной войны

Во время боёв за Саур-Могилу на ней была уничтожена вся растительность. Выжило только одно дерево. Возле него установили чугунную плиту с надписью:

Это дерево — свидетель неслыханной храбрости и мужества советских воинов, которые дрались за твоё счастье. Так будь же, друг мой, современник, бдителен на земле, которая полита кровью твоих отцов и братьев. Право требовать это они смертью в бою заслужили.

У подножия кургана создана нижняя смотровая площадка. Со смотровой площадки видна вся панорама мемориального комплекса. На смотровой площадке размещены «катюши», артиллерийские орудия, миномёты, танки.

Наверху кургана была вертолётная площадка.

В советское время молодым людям, принимаемым в комсомол на Саур-Могиле, выдавали комсомольские билеты. В городах Снежное и Торез есть свадебная традиция — молодожёны после регистрации брака едут на Саур-Могилу и поднимаются к монументу на вершине.

Обелиск и монумент солдата изображены на гербе и флаге Шахтёрского района Донецкой области.

У мемориала на Саур-Могиле массово отмечаются День Победы и День освобождения Донбасса.

Строительство мемориала и дальнейшее массовое его посещение повредило экосистеме кургана. Курган раньше был покрыт ковыльной степью, а затем стал зарастать сорняками.

Бои 2014 года. Разрушение мемориального комплекса

С 12 июня 2014 года, всё лето в районе кургана шли бои между сторонниками ДНР и подразделениями Вооружённых Сил Украины.

В июле 2014 года на кургане располагался опорный пункт сторонников ДНР, игравший ключевую роль в событиях вокруг «Изваринского котла», где оказалась украинская армия.

28 июля 2014 года начальник Генштаба ВС Украины Виктор Муженко доложил, что ВСУ взяли Саур-Могилу, однако Игорь Стрелков заявил о сохранении контроля над высотой. На 1 августа о контроле над высотой также заявляли обе стороны.

• Savur-Mohyla (cropped).JPG

  После первого боя под Саур-Могилой. 12 июня 2014 года

• СВ-ДНР-086. А.Ходаковский о ситуации на Саур-Могиле.ogv

  Александр Ходаковский рассказывает о ситуации на Саур-Могиле. 9 августа 2014

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 114.jpg

  Вид с вершины кургана в направлении Снежного. На переднем плане остатки памятника. 18 августа 2015 года

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 077.jpg

  Один из разрушенных пилонов. 18 августа 2015 года

6 августа командир сводной батальонно-тактической группы 51-й отдельной механизированной бригады Павел Процюк был отстранён от должности и отдан под суд военного трибунала по обвинению в невыполнении приказа по взятию Саур-Могилы..

7 августа совместными усилиями 51-й отдельной механизированной бригады, 25-й десантной бригады, 30-й отдельной механизированной бригады, 8-й отдельный полк спецназа, был проведён штурм высоты. В ходе штурма погибло 2-е бойцов 51-й бригады. В период с 7-го по 22-е августа высота удерживалась силами Вооружённых сил Украины (ВСУ). 22-го августа ВСУ вынуждены были оставить высоту, так как именно в этот день началось широкомасштабное наступление, отбросившее ВСУ и замкнувшие Иловайский котёл. Николаевские десантники установили вблизи Саур-Могилы памятник всем погибшим за Украину воинам.

9 августа Александр Ходаковский сообщил, что сторонники ДНР оставили Саур-Могилу, которая перешла под контроль вооружённых сил Украины.

17 августа в своём микроблоге в Facebook Семен Семенченко отметил, что «В последние дни, несмотря на странные мантры СМИ — „боевики в агонии и уже разбегаются“ — ситуация наоборот осложнилась», поскольку продолжаются «серьёзные бои на Саур-Могиле (нас) контратакуют».

В ходе боёв летом 2014 года мемориальный комплекс получил значительные повреждения. 10 августа рухнула фигура солдата, её обломки были рассеяны. Сильно пострадали пилоны, барельефы и сам обелиск, получивший ряд сквозных пробоин. 21 августа из-за продолжавшихся обстрелов обелиск обрушился.

26 августа о контроле над Саур-Могилой заявляли обе стороны. Позднее в МВД Украины признали поражение и отступление с Саур-Могилы

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 095.jpg

  Упавший обелиск. На заднем плане виден сапог, оставшийся от монумента солдату. 18 августа 2015 года

• 2015-08-16. Саур-Могила 083.jpg

  Могилы Олега Гришина и его подразделения на кургане. 18 августа 2015 года

• 2015-08-16. Участники фестиваля «Большой Донбасс» на Саур-Могиле 157.jpg

  Колокол памяти. 18 августа 2015 года

• СВ-ДНР-455. Годовщина создания бригады Восток. Саур-могила. ДНР.ogv

  Награждение участников боёв за Саур-Могилу. 6 мая 2015 года

Власти ДНР сначала планировали восстановить комплекс, с добавлением площадки по событиям 2014 года. Позднее появилась идея оставить всё как есть и лишь облагородить площадку разрушенного мемориала в память о войне на Донбассе.

6 апреля 2015 года, в годовщину основания ДНР, на кургане Саур-Могила был установлен колокол и размечена территория для возведения часовни, которая увековечит память погибших при защите высоты в 2014 году.

Восстановление мемориального комплекса

5 мая 2016 года в министерстве строительства и ЖКХ ДНР заявили, что в мае планируется начать восстановление мемориального комплекса на Саур-Могиле. Восстановление будет проходить в несколько этапов. По данным министерства строительства и ЖКХ ДНР, первым этапом будет строительство часовни со звонницей и благоустройство прилегающей территории.

Саур-Могила в фольклоре и литературе

Фольклор

Существует несколько легенд, объясняющих название «Саур-Могила».

По одной легенде, среди дозорных сторожевого казацкого поста на вершине кургана был молодой казак Саур (Сава, Савка). Дозорные поздно заметили татарскую конницу и не смогли вовремя зажечь огонь на вышке, который был сигналом опасности. Окружённые казаки сумели зажечь огонь и отойти, но Саур не смог выбраться и был зарублен татарами. Далее по легенде, земля сама стала расти и казаки, вернувшись утром, нашли тело Саура на выросшем кургане. Они похоронили его здесь и шапками насыпали ещё больший курган.

По другой легенде, Клим Саур бы молодым крестьянином, над невестой которого надругался местный пан. Саур стал народным мстителем и собрал людей вокруг себя. Они грабили панов и раздавали награбленное бедным. По этой легенде после смерти Саура люди также насыпали шапками над его могилой высокий курган. С этой легендой связан ещё один топоним — Леонтиевский лес, названный по имени Леонтия, брата Саура.

Саур-Могила встречается в думе «Побег трёх братьев из города Азова, из турецкой неволи» (существует порядка пятидесяти вариантов этой думы). Для героев этой думы Саур-Могила была символом свободы, и они стремились к ней:

А третя — буйний вітер із ніжок валяє. До Савур-могили доходжає, На Савур-могилі безпечно оддихать лягає

То теє промовляв, До Савор-могили прибував, Од голоду, ран знемагав, Під Савор-могилою спочивав.

Отоді ж то до Савур-могили добігали, І на Савур-могилі три дні й три ночі спочивали

Также Саур-Могила встречается в песнях про казаков Супруна и Морозенко (возможный исторический прототип — Нестор Морозенко), которые, попав в плен, просят перед смертью отвести их на вершину кургана:

Ой, повели Морозенка на Савур-могилу: «Дивись, дивись, Морозенку, на свою Вкраїну!»

Донецкий скульптор Павел Павлович Гевеке создал проект памятника для Саур-Могилы по сюжету про Морозенко. Проект памятника представляет собой конную фигуру казака, на которого пытается накинуть аркан татарин. Казак перерубает этот аркан саблей.

Существует мнение, что название «Саур-Могила» в песнях про про казаков Супруна и Морозенко и думе «Побег трёх братьев из города Азова, из турецкой неволи» может относиться не к этой местности, а к местности в Полтавской области или быть обобщённым названием высокой местности.

Также есть легенда о разбойнике Саве, который со своей шайкой жил возле Саур-Могилы.

В современной литературе

Саур-Могила упоминается в рассказе Антона Павловича Чехова «Счастье»:

Солнце ещё не взошло, но уже были видны все курганы и далекая, похожая на облако, Саур-Могила с остроконечной верхушкой. Если взобраться на эту Могилу, то с неё видна равнина, такая же ровная и безграничная, как небо, видны барские усадьбы, хутора немцев и молокан, деревни, а дальнозоркий калмык увидит даже город и поезда железных дорог. Только отсюда и видно, что на этом свете, кроме молчаливой степи и вековых курганов, есть другая жизнь, которой нет дела до зарытого счастья и овечьих мыслей.

Памятник истории

В 1936 году Саур-Могила получила статус памятника древности и героического украинского эпоса.

См. также

• Савур-могила (фильм)
• Саур

Литература

• Левин С.С. Наступают иловайцы // Твои освободители, Донбасс. Очерки, воспоминания / составитель Г. В. Тепляков. — 5-е, дополненное. — Донецк: «Донбасс», 1976. — С. 195-198. — 100 000 экз.
• Волошин А.М. На подступах к Саур-Могиле // Твои освободители, Донбасс. Очерки, воспоминания / составитель Г. В. Тепляков. — 5-е, дополненное. — Донецк: «Донбасс», 1976. — С. 199-202. — 100 000 экз.
• Гончаров В.И. [razym.ru/naukaobraz/istoriya/97382-saur-mogila.html Саур-Могила]. [www.webcitation.org/6CSKetZQ2 Архивировано из первоисточника 26 ноября 2012].. — Донецк: «Донбасс», 1976.
• Палант А.А. Песня о Саур-Могиле // Твои освободители, Донбасс. Очерки, воспоминания / составитель Г. В. Тепляков. — 5-е, дополненное. — Донецк: «Донбасс», 1976. — С. 401-403. — 100 000 экз.
• Олейников М.Я. Саур-Могила. Путеводитель. — Донецк: «Донбасс», 1976. — 32 с. — 25 000 экз.
• Савур-Могила. Легенди і перекази Нижньої Наддніпрянщини / составитель В.А. Чабаненко. — Киев: «Дніпро», 1990. — 262 с. — ISBN 5-308-00577-X.
• Кузьменко А.В., Курбацкий Е.В. Саур-Могила – курган народной памяти: Экскурсия / под редакцией В.Ф. Горягина. — Донецк: Донецкий институт туристического бизнеса, 2005. — 35 с.
• Химченко, В. Заповедная степь Саур-Могила : [Природно-заповедный ландшафтный парк «Донецкий кряж»] / В.Химченко // МЕРКУРИЙ. 2007. № 4. — С.4-5.
• Моргун, Н. И. Саур-Могила : Путеводитель [по местам сражений Великой Отеч. войны] / Н. И. Моргун, Ф. И. Прудников . — Донецк : Донбас, 1985 . — 110 с. : ил.
• Саур-Могила [ Текст ] : военно-историческое повествование / сост. И. И. Кулага . — Донецк : Промінь, 2008 . — 86 с. : ил.
• Вовк И., Грибанова В. Мемориальный комплекс «Саур-Могила» // Телегид. Специальный выпуск. Весь Донбасс. Маршруты выходного дня. 50 лучших мест для семейного отдыха. — Донецк, май 2010. — № 1. — С. 49.
• Тим Рипли. История войск СС 1925 - 1945. — М.: Центрполиграф, 2009. — 351 с.
• Вязов Дмитрий. [mianews.ru/wp-content/uploads/2016/08/Новая-Земля-№721-август-2016.pdf Саур-Могила — дверь в бессмертие] // Новая земля. — № 7 (21) — С. 8-10.</span>

Ссылки

• [saur.dn.ua Саур-Могила — мемориальный сайт]. [www.webcitation.org/6CSKSGlga Архивировано из первоисточника 26 ноября 2012].
• [infodon.org.ua/pedia/451 Миус-фронт и Саур-Могила]. [www.webcitation.org/6CSKgdAD4 Архивировано из первоисточника 26 ноября 2012].
• [cassad.net/category/war/134-boevye-deystviya-v-rayone-doneckogo-kryazha.html Боевые действия в районе Донецкого кряжа].

Топографические карты

• Лист карты L-37-6 Куйбышево. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1989 год. Издание 1993 г.

Отрывок, характеризующий Саур-Могила

«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.