Саутвелл, Роберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Саутвелл
Robert Southwell
Рождение

1561(1561)

Смерть

21 февраля 1595(1595-02-21)

Почитается

Католическая церковь

Беатифицирован

1886 год

Канонизирован

1970 год

В лике

святой

День памяти

25 октября

Подвижничество

мученик

Роберт Саутвелл (англ. Robert SouthwellSJ[1], 1561 г., графство Норфолк, Англия — 21.02.1595 г., Лондон, Англия) — святой Римско-Католической Церкви, английский поэт, священник, иезуит, мученик.





Биография

С 1576 года Роберт Саутвелл обучался во Франции в городе Дуэ, потом в Париже, где находился под опекой иезуита Томаса Дарбишьера. После двухлетнего новициата, проведённого в Турне, вступил в монашеский орден иезуитов. В 1584 году после окончания английского коллегиума в Риме был рукоположён в священника.

В 1584 году в Англии Елизаветой I был издан закон, запрещающий английским подданным, принявшим после её вступления на трон католическое священство или монашество, находится в Англии более сорока дней. Роберт Саутвелл вместе с другим священником Генри Гарнеттом проигнорировал этот закон и въехал в Англию в 1589 году, где стал заниматься подпольной миссионерской деятельностью. Роберт Саутвелл проводил на территории Англии подпольные мессы. В 1589 году он был назначен капелланом Анны Говард, мужем которой был 20-й граф Арундел Филипп Говард.

В 1594 году после шести лет успешной подпольной миссионерской деятельности в Англии Роберт Саутвелл был арестован при посещении дома Ричарда Беллами. От арестованного Роберта Саутвелла требовали с помощью жестоких пыток выдать местоположение других священников. После пыток его перевели в тюрьму в Вестминстере, потом в Тауэр, где он, будучи в заключении, написал большинство своих поэтических сочинений. 20 февраля 1595 года состоялся суд, на котором Роберт Саутвелл был обвинён в государственной измене и приговорён к смерти через повешение. Смертная казнь состоялась на следующий день 21 февраля 1595 года.

Сочинения

Роберт Саутвелл адресовал Филиппу Говарду, находившемуся в заключении в Тауэре, своё сочинение «Epistle of Comfort» («Письмо утешения»). Также другие его сочинения «A Short Rule of Good Life» («Краткое правило доброй жизни»), «Triumphs over Death» («Триумф над смертью»), «Mary Magdalen’s Tears» («Слёзы Марии Магдалины»), «Humble Supplication to Queen Elizabeth» («Смиренные мольбы королевы Елизаветы») широко распространялись в рукописных манускриптах среди английских католиков того времени.

Прославление

Роберт Саутвелл был беатифицирован 29 декабря 1886 года Римским Папой Львом XIII и канонизирован 25 октября 1970 года Римским Папой Павлом VI вместе с другими 40 английскими и уэльскими мучениками.

Напишите отзыв о статье "Саутвелл, Роберт"

Примечания

Источник

  • Encyclopædia Britannica, Eleventh Edition
  • Louis Martz. The Poetry of Meditation: A Study in English Religious Literature of the Seventeenth Century. New Haven: Yale University Press, 1954. ISBN 0300001657
  • Scott R. Pilarz. Robert Southwell, and the Mission of Literature, 1561—1595: Writing Reconciliation. Aldershot: Ashgate, 2004. ISBN 0754633802
  • Robert Southwell, Hořící dítě a jiné básně, Josef Hrdlička (translat.), Refugium, Olomouc 2008.
  • St. Robert Southwell: Collected Poems. Ed. Peter Davidson and Anne Sweeney. Manchester: Carcanet Press, 2007. ISBN 1857548981
  • Ceri Sullivan, Dismembered Rhetoric. English Recusant Writing, 1580—1603. Fairleigh Dickinson Univ Press, 1995. ISBN 0838635776
  • Anne Sweeney, Robert Southwell. Snow in Arcadia: Redrawing the English Lyric Landscape, 1586-95. Manchester University Press, 2006. ISBN 0719074185

Ссылки

  • [www.bartleby.com/214/0701.html The Cambridge History of English and American Literature]  (англ.)
  • [www.luminarium.org/renlit/southbib.htm The Poems of Robert Southwell]  (англ.)
  • [englishpoetry/F_Southwell.html Роберт Саутвелл — биографическая справка и перевод Александра Лукьянова]

Отрывок, характеризующий Саутвелл, Роберт

– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.