Саутворт, Джек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джек Саутворт
Общая информация
Полное имя Джон Саутворт
Прозвище Принц Дриблёров (Prince of Dribblers)
Родился 11 декабря 1866(1866-12-11)
Блэкберн, Англия
Умер 16 октября 1956(1956-10-16) (89 лет)
Гражданство Англия
Позиция нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
Инкерман Рейнджерс
Брукхаус Персеверенс
Хайер Уолтон
1883—1885 Блэкберн Олимпик
Клубная карьера*
1886 Честер ? (?)
1886—1888 Блэкберн Олимпик ? (?)
1888—1893 Блэкберн Роверс 108 (97)
1893—1894 Эвертон 31 (36)
Национальная сборная**
1889—1892 Англия 3 (3)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джон (Джек) Са́утворт (англ. John «Jack» Southworth; 11 декабря 1866, Блэкберн, Англия — 16 октября 1956) — английский футболист, нападающий, выступал за «Честер Сити», «Блэкберн Олимпик», «Блэкберн Роверс», «Эвертон» и сборную Англии. Дважды был лучшим бомбардиром футбольной лиги.





Карьера

Джек Саутворт начал карьеру в 7-летнем возрасте в молодёжном клубе «Инкерман Рейнджерс», который он создал вместе со своими сверстниками. Затем Саутворт играл за «Брукхаус Персеверенс», которая являлась молодёжной командой клуба «Блэкберн Олимпик»; вскоре игра Саутворта приглянулась «Олимпику» и он начал играть за второй состав клуба, а затем стал и капитаном резервистов. Во время игры за «Олимпик» Саутворта пригласил другой блэкбернский клуб, «Блэкберн Роверс», но футболист на предложение ответил отказом. Затем Саутворт получил тяжёлую травму в гостевом матче с клубом «Аккрингтон». Ему грозило досрочное завершение карьеры, но Джек не сдался и начал карьеру голкипера в «Олимпике», однако в финальном матче на Большой кубок Ланкашира с «Вейл оф Льюн» в 1885 году Саутворт получил травму второго колена.

Через год Саутворт восстановился от травмы и подписал свой первый профессиональный контракт с клубом «Честер», который был создан всего за несколько месяцев до того. Саутворт стал игроком, забившим первый официальный гол этой команды, случилось это в 1886 году — Саутворт поразил ворота «Рексем Олимпик». В сезоне 1885/86 Саутворт вновь оказался в «Блэкберн Олимпик»; несмотря на действующий контракт с «Честером», он выступал в первом раунде Кубка Англии, за что был отстранён от игры на 4 месяца; за «Честер» он более не выступал. В период дисквалификации Саутворт работал музыкантом в честерском театре. По окончании дисквалификации Саутворт возвратился в «Олимпик», где играл на прежней позиции центрального нападающего. Затем перешёл в «Блэкберн Роверс», куда его позвал выступавший там брат Джеймс. Они оба работали музыкантами в честерском театре, Джек играл на скрипке, а Джеймс был дирижёром.

В «Роверс» Саутворт дебютировал 15 сентября 1888 года в матче с «Аккрингтоном», это же был первый матч «Роверс» в футбольной лиге; он завершился со счётом 5:5, а Джек забил первый мяч команды в матче. Вскоре Саутворт превратился в главную ударную силу «бродяг». В ноябре Саутворт оформил хет-трик в ворота клуба «Бернли». В четвертьфинале Кубка Англии он забил 4 гола в ворота «Астон Виллы» в матче, завершившемся со счётом 8:1. Блэкберн закончил сезон на 4-м месте в чемпионате, а Саутворт стал лучшим бомбардиром команды, забив 17 голов в 22 матчах.

23 февраля 1889 года Саутворт дебютировал в сборной Англии в матче против сборной Уэльса, игра завершилась со счётом 4:1 в пользу англичан, а Саутворт забил один из голов. В двух других своих играх, против того же Уэльса в 1891 году и против Шотландии, Саутворт поражал ворота оппонентов.

В сезоне 1889/90 Саутворт продолжал забивать, он сделал хет-трик в матче с «Ноттс Каунти», забил 4 гола в игре с «Вест Бромвич Альбион» и «Сток Сити», всего в чемпионате Саутворт забил 22 гола. Главным успехом «Блэкберна» стал Кубок Англии. В полуфинале единственный гол Саутворта в ворота «Вулверхэмптон Уондерерс» принёс команде выход в финал. В финале, состоявшемся 29 марта 1890 года, команде Джека противостоял «Шеффилд Уэнсдей», «Роверс» разгромил соперников 6:1, один из мячей забил Саутворт. Сезон 1890/91 начался для Блэкберна с матча с «Дерби Каунти», который, несмотря на три мяча Саутворта, завершился поражением команды 5:8. В декабре Саутворт вновь забил 3 мяча, в ворота «Астон Виллы». В первой неделе нового 1891 года «Блэкберн» одержал самую крупную победу в сезоне, разгромив 8:0 «Дерби», Саутворт забил трижды, а его партнёр по команде Комбе Халл сделал «покер». Ещё два «хет-трика» Саутворт сделал в ворота «Честера» (в Кубке Англии) и «Аккрингтона». Всего Саутворт забил 26 голов в чемпионате и 6 в Кубке Англии. Кубок вновь выиграл «Блэкберн», одолевший со счётом 3:1 «Ноттс Каунти», проигрывая по ходу матча; Саутворт забил первый гол своей команды, сравняв счёт.

В сезоне 1891/92 Саутворт по-прежнему много забивал: отправив три мяча в ворота «Болтон Уондерерс» и 4 гола в Кубке Англии в сетку ворот «Дерби», Саутворт забил в том сезоне за клуб 22 мяча из 58-ми забитых всей командой, при этом «Блэкберн» занял в чемпионате лишь 9-е место из 14-ти команд. В следующем сезоне Саутворт был не столь результативен, забив 10 голов в 23 матчах чемпионата. По окончании сезона клуб столкнулся с финансовыми проблемами из-за затрат на развитие стадиона «Ивуд Парк», в связи с чем «Блэкберну» пришлось продать Саутворта за 400 фунтов в «Эвертон». За 5 сезонов в «Блэкберне» Саутворт провёл 108 матчей, забив 97 голов в чемпионате и 22 гола в 21 матче кубка Англии. Он до сих пор является рекордсменом клуба по количеству хет-триков в сезоне — 5 в 1890—1891 — и всего за команду — 13.

За «Эвертон» Саутворт провёл 1 сезон, но забил в нём в 22 играх 27 голов, включая 9 голов в двух матчах на Рождество — 3 мяча в ворота «Вулверхэмптона» и 6 в ворота «Вест Бромвич Альбион» 30 декабря, что до сих пор является рекордом клуба, благодаря этому «Эвертон» занял 6-е место в первенстве. Следующий сезон Саутворт начал, забив 9 голов в 9-ти играх, но получил тяжёлую травму, из-за которой завершил свою карьеру.

После футбола Джек Саутворт возобновил свои занятия музыкой и стал профессиональным скрипачом, работая в манчестерском оркестре Халле.

Карьера в сборной

Матчи за сборную Англии

Итого: 3 матча / 3 гола; 3 победы.

Статистика выступлений

Статистика клубных выступлений Джека Саутворта
Сезон Клуб Лига Чемпионат Кубок Прочие
Игры Голы Игры Голы Игры Голы
1886-1887 Честер Первый дивизион ? ? ? ? ? ?
1886-1887 Блэкберн Олимпик Первый дивизион 0 0 1 0 0 0
1887-1888 Блэкберн Олимпик Первый дивизион ? ? ? ? ? ?
1888-1889 Блэкберн Роверс Первый дивизион 22 17 ? 4 ? ?
1889-1890 Блэкберн Роверс Первый дивизион ? 22 ? ? ? ?
1890-1891 Блэкберн Роверс Первый дивизион ? 26 ? 6 ? ?
1891-1892 Блэкберн Роверс Первый дивизион ? 22 ? ? ? ?
1892-1893 Блэкберн Роверс Первый дивизион 23 10 ? ? ? ?
1888-1893 Блэкберн Роверс Первый дивизион 108 97 21 22 ? ?
1893-1894 Эвертон Первый дивизион 22 27 ? ? ? ?
1893-1894 Эвертон Первый дивизион 9 9 ? ? ? ?

Достижения

Командные

Личные

Напишите отзыв о статье "Саутворт, Джек"

Ссылки

  • [www.englandstats.com/playerreport.php?pid=899 Профиль на englandstats.com]
  • [www.englandfc.com/Profiles/php/PlayerProfileByName.php?id=907 englandfc.com]
  • [www.brfcs.com/greatestever/s_others.php Статья на brfcs.com]

Отрывок, характеризующий Саутворт, Джек

– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.