Сафонов, Александр Кононович

Алекса́ндр Ко́нонович Сафо́нов (1875, Ярославль — 27 сентября 1919, Москва) — активный участник становления советской власти в Липецке. Член Реввоенсовета 12-й армии. Партийная кличка Ефрем.

Биография

Родился в 1875 году в деревне Фроловское Галичского уезда Костромской губернии. 13-летним мальчиком был привезен в Москву и отдан в ученики маляра. Работал на экипажной фабрике, в московских и рижских вагонных мастерских. Занимаясь самообразованием сдал, экзамен на звание домашнего учителя.

Член партии большевиков с 1904 года. Принимал активное участие в революционных событиях 1905 года в Ярославле, за что подвергался арестам, а затем ссылке на два года в Архангельскую губернию. Бежал в Петербург (после четырёх арестов под разными фамилиями) переехал в Москву. Где стал одним из организаторов Окружного комитета большевиков .

После провала в 1908 году Московской окружной партийной организации был приговорён в 1910 году на процессе «Сафонов и 33-и» к четырём годам каторги. После Февральской революции вернулся в Москву.

Делегат 6-го съезда РСДРП(б). Как инструктор-агитатор Московского областного комитета партии, налаживал партийную и советскую работу в Рязанской и Тамбовской губерниях.

В дни Октябрьской революции-секретарь ВРК Рогожского района Москвы.

В ноябре 1917 года Московским бюро партии большевиков А. К. Сафонов был направлен в Липецк, где сыграл важную роль в сплочении сил, стоящих за передачу всей власти Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В апреле 1919 года — член Реввоенсовета 12-й армии Восточного фронта.

После полного разгрома Колчака — член Реввоенсовета 12-й армии Южного фронта. Во время деникинского наступления был назначен членом Совета обороны Тамбовского укреплённого района.

Проезжая туда через Москву вечером 25 сентября 1919 года зашёл в городской комитет партии (повидать знакомых) за 5 минут до взрыва в здании Московского Комитета РКП(б) в Леонтьевском переулке. Был смертельно ранен. Похоронен в братской могиле жертв взрыва у Кремлёвской стены.

Память

1. К 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции на площади Революции в Липецке был открыт памятник-обелиск, рядом с которым на изогнутой стеле барельефное изображение лиц тех, кто принимал активное участие в утверждении советской власти в Липецке. На торце стелы начертаны их имена, в том числе и А. К. Сафонова.
2. 27 октября 1967 года Новая улица в Липецке получила имя Сафонова.

Источник

• Лебединский Г. Н., Марков Н. В. Липецк. Путеводитель. — Воронеж: Центр.-Чернозем. кн. идз-во, 1984.
• Абрамов, Алексей. У Кремлёвской стены. — М., Политиздат, 1988.стр.118-119, ISBN 5-250-00071-1.

Отрывок, характеризующий Сафонов, Александр Кононович

– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.