Топфхелм

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сахарная голова (шлем)»)
Перейти к: навигация, поиск

Топфхельм (от нем. Topfhelm — «горшковый шлем» или англ. Great Helm, фр. Grand Helm — большой шлем) — европейский кавалерийский шлем, появившийся примерно в конце XII века во времена крестовых походов. По форме цилиндрический, горшкообразный, бочкообразный или в форме усечённого конуса, полностью скрывает лицо обладателя. Ниже прорезей для глаз часто сверлились небольшие отверстия для улучшения вентиляции. Был в широком употреблении с начала XIII до конца XIV веков, позже заменён штеххелмом.





Потхелм

Потхельм (от англ. pot-helm — «шлем-кастрюлька» или «шлем-таблетка») — тип шлема, предок топфхельма, появившийся в середине-конце XII века в Европе как альтернатива норманнскому шлему. Особенностью его конструкции, сделавшей его популярным, было то, что он был проще цельнокованого сфероконического норманнского шлема: к плоской тулье приклёпывался обод — верхняя часть шлема. Ранние потхельмы снабжались наносником, как и норманнские шлемы, позже к шлему стали приклёпывать полноценную защиту лица в виде пластины. По форме потхельм мог быть как цилиндрическим, так и сужающимся книзу — такая форма лучше противостояла разрубанию при диагональном ударе. Надевался потхельм, как и все тогдашние шлемы, поверх кольчужного капюшона.

Дальнейшая эволюция привела к тому, что защита лица в отдельных шлемах стала коваться выпуклой — сферической или клиновидной формы. В других потхельмах защита лица ковалась одной деталью с верхней частью шлема. Кроме того, появилась защита затылка в виде узкой пластины, приклёпывавшейся к затылочной части шлема. Все эти усовершенствования привели к эволюции потхельма в топфхелм, которая произошла примерно в середине XIII века.

Топфхельм раннего типа

Топфхельм середины — второй половины XIII века представлял из себя цилиндрический кавалерийский шлем с усиленной крестовидной накладкой лицевой частью. Он полностью закрывал голову владельца, оставляя только узкие смотровые прорези для обзора и небольшие отверстия в лицевой части для дыхания. Возможно, некоторые шлемы изготовлялись сужающимися книзу. Шлем почти не закрывал шею (только спереди), и в целом был довольно удобен для кавалеристов, хотя и заметно уменьшал обзор, из-за чего не использовался пехотой. Надевался шлем также поверх кольчужного капюшона, под который надевался особой формы подшлемник с войлочным валиком вокруг головы — такая конструкция способствовала уменьшению риска быть оглушённым при ударе по шлему. Не последнюю роль в популярности этого типа шлемов сыграли турниры, где он был единственным способом обеспечить надёжную защиту головы владельца. Крестовидная накладка на лицевой части, очевидно, ковалась из стали, но для красоты могла быть позолоченной.

Топфхельм позднего типа

К началу XIV века форма топфхельма претерпела изменения, связанные с его использованием исключительно в кавалерии. Верхнюю его часть стали ковать конической формы. Защита лица ковалась клиновидной формы, с вертикальным ребром жёсткости и узкими смотровыми прорезями, и из более толстой стали — многие сохранившиеся до наших дней шлемы имеют вмятины от корончатых наконечников турнирных копий. С начала XIV века большое распространение получили турнирные нашлемные украшения — различные геральдические фигуры, которые делались из кожи или дерева и крепились к шлему на шнурках.

Ещё одной особенностью поздних топфхельмов стало то, что они очень ограничивали обзор, и поэтому использовались только в копейной сшибке. В ходе боя, после того как сшибка переросла в рукопашную схватку, шлем сбрасывался, и кавалерист дрался без него — обзорность в рукопашном бою важнее защиты. А для того, чтобы шлем не потерялся во время боя — его крепили к доспеху специальной цепью. Но так как кольчужный капюшон давал довольно слабую защиту, то под топфхельм стали надевать сферический шлем, ранее возникший в пехоте — цервельер, к которому приплеталась бармица. Под топфхельм сверху цервельера надевался войлочный валик, чтобы топфхелм плотнее сидел на голове и не смещался в стороны, больше шлем к голове ничем не крепился. Во второй четверти XIV века на смену цервельеру пришёл бацинет — сфероконический шлем с заострённым верхом, к которому приплеталась бармица. Сперва бацинет ковался неглубоким и защищал голову до висков, как и цервельер, позднее, к середине XIV века, бацинеты стали коваться более глубокими, защищающими голову со всех сторон, с защитой лица, и начали вытеснять топфхельмы. Последние с полей боя переместились на турнирные ристалища, где хорошая защита головы во время копейной сшибки была приоритетнее хорошего обзора. Для турнирных сшибок топфхельмы ковались большого размера с удлинённой защитой лица, они защищали шею и опирались на плечи, давая хорошую защиту от удара по голове копьём. Такой шлем в Англии называли «большой шлем» (англ. Great helm), и его изображали на большинстве надгробий XIV века как непременный атрибут доспеха рыцаря. В конечном итоге топфхельмы полностью вышли из употребления на войне, оставшись чисто турнирным шлемом.

Сахарная голова

Сахарная голова (от англ. sugarloaf helm, кюбельхельм нем. Kübelhelm — «шлем-ковш» — отдельная разновидность топфхельма, существовавшая в первой четверти XIV века. От классического топфхельма отличалась сфероконическим куполом, похожим на купол более поздних бацинетов. Купол делался цельнокованым, нижняя часть приклёпывалась к нему и была аналогична по конструкции нижней части топфхельма. Так же, как и топфхельм, сахарная голова ковалась цельной, экземпляров с забралом не обнаружено ни по археологическим, ни по изобразительным источникам. Во второй четверти XIV века из-за популярности бацинетов от шлемов такого типа постепенно отказались. Поздние турнирные сахарные головы ковались с сильно выступающими смотровыми щелями, и собственно они в процесе эволюции и позволили создать штеххельм.

Геральдика

Так как топфхельмы были чисто кавалерийскими шлемами, с распространением нашлемных геральдических украшений и введением их в гербы неотъемлемой принадлежностью дворянского герба стал топфхельм — таким образом дворянские гербы выделялись среди прочих. Сперва, в первой половине XIV века, шлемы были введены в гербы дворян Германии, а оттуда эта тенденция распространилась по всей Европе. Топфхельм украшался бурлетом — тканевым валиком — и намётом — тканевым покрывалом, поверх бурлета изображалась нашлемная фигура. Позднее, к XV веку, появилась цветовая дифференциация шлемов — наличие позолоты указывало на высокое дворянское звание и знатность владельца герба, полностью позолоченный шлем — на принадлежность к королевскому роду. В некоторых королевских, графских или баронских гербах шлем сверху увенчивался короной соответствующей формы, как например в этом [commons.wikimedia.org/wiki/File:Royal_Arms_-_geograph.org.uk_-_275328.jpg гербе Англии].

Ниже представлены варианты нашлемных украшений XIV века.

Жаргонные названия

  • Топ-хелм — англ. top-helm (буквально «верхний шлем», искажённое нем. topfhelm) — жаргонное название большого шлема. (NB: название не используется специалистами, но встречается в среде любителей исторической реконструкции.)
  • Ундер-хелм — англ. under-helm (буквально «нижний шлем») — жаргонное название бацинета или черепника, надевавшегося под Большой Шлем. (NB: название не используется специалистами, но встречается в среде любителей исторической реконструкции.)

Напишите отзыв о статье "Топфхелм"

Ссылки

  • [sword.org.ua/2009/12/07/shlem-saxarnaya-golova-sugar-loaf-helm.html Шлем «сахарная голова»]

Литература

«Knights at Tournament» by Christopher Gravett (Author) & Angus Mcbride (Illustrator) ISBN 1-85532-937-9

Отрывок, характеризующий Топфхелм

Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.