Сахиб I Герай

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сахиб I Герай
I Sahib Geray, ١ صاحب كراى<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Казанский хан
1521 — 1524
Предшественник: Шах-Али
Преемник: Сафа Герай
Хан Крыма
1532 — 1551
Предшественник: Ислям I Герай
Преемник: Девлет I Герай
 
Вероисповедание: ислам суннитского толка
Рождение: 1501(1501)
Смерть: 1551(1551)
Место погребения: Салачикское дюрбе, Бахчисарай
Род: Гераи
Отец: Менгли I Герай
Дети: Эмин Герай, Адиль Герай, Гази Герай, Шахбаз Герай, Хаджи Герай, Селямет Герай, Газанфер Герай, Сахиб Герай, Ханыке Айбиге Султан

Сахи́б I Гера́й (Сахи́б-Гире́й, крым. I Sahib Geray, ١ صاحب كراى‎, тат. Säxip Gäräy, Сәхип Гәрәй; 15011551) — хан Казани (15211524) и Крыма (15321551). Младший сын крымского хана Менгли I Герая, младший брат Мехмеда I Герая, дядя османского султана Сулеймана Великолепного. Основатель Бахчисарая.

Встречающиеся в литературе варианты написания имени: Сахиб I Гирей, Сахиб I Гирай, Сахиб Гирей I, Сагиб Гирей I, Сагип Гирей I, Саип Гирей I.





Биография

Сахиб Герай родился и вырос в Крыму. В 1510-1511 годах он сопровождал свою мачеху царицу Нур-Султан в её поездке из Крыма в Москву и Казань, где она встречалась со своими детьми — казанским ханом Мухаммед-Амином и царевичем Абдул-Латифом, который находился на службе у великого князя московского Василия III Ивановича. В начале правления своего старшего брата, крымского хана Мехмед Герая, царевич Сахиб Герай длительное время находился в тюремном заключении.

Правление в Казани

После смерти в 1519 году казанского хана Мухаммед-Амина, не оставившего наследников (Абдул-Латиф умер ещё раньше), крымский хан Мехмед I Герай (15151523) продвигал на казанский престол кандидатуру своего младшего брата Сахиба Герая. Однако по настоянию Москвы в апреле 1519 года на казанский ханский престол был посажен касимовский хан Шах-Али, который не пользовался популярностью среди татарской знати. Шах-Али смог продержаться на казанском престоле только три года. Крупные казанские мурзы, недовольные промосковской политикой Шах-Али, организовали заговор против своего хана. В 1521 году заговорщики отправили делегацию в Крым и обратились к хану Мехмеду I Гераю с просьбой дать им правителя из крымской династии.

Весной 1521 года крымский хан Мехмед I Герай отправил своего младшего брата Сахиба в Казань. В апреле Сахиб Герай с небольшим татарским отрядом подошел к Казани. В самом городе в это же время вспыхнуло восстание, организованное казанскими князьями, ориентировавшимися на Крым. Русский отряд, расквартированный в Казани, был перебит. Московский посол В. Ю. Поджогин и русские купцы были задержаны. Казанский хан Шах-Али с гаремом и слугами бежал в московские владения. Сахиб Герай вступил в Казань и занял ханский престол. Утвердившись на казанском троне, Сахиб Герай объявил войну Русскому государству.

Летом 1521 года казанский хан Сахиб Герай, договорившись о совместных действиях с крымским ханом Мехмед Гераем, предпринял поход на восточные русские владения. Сахиб Герай с казанским войском разорил Нижний Новгород и Владимир. Под Коломной крымский хан Сахиб Герай соединился со своим старшим братом, крымским ханом Мехмед Гераем, который с большой ордой вторгся в южнорусские владения. Союзники подошли к Москве, сильно разорив столичные окрестности и предместья. В августе крымский и казанский ханы с огромным количеством пленников вернулись в свои владения. Осенью 1522 года казанский хан Сахиб Герай организовывал набеги на восточные московские земли.

Весной 1523 года Сахиб Герай приказал казнить пленного московского посла В. И. Поджогина и всех русских купцов. В августе-сентябре 1523 года русское правительство организовало поход на Казанское ханство. Судовая рать под командованием касимовского хана Шах-Али разорила чермисские села по обеим берегам Волги и дошла до самой Казани, а затем повернула назад. Конная рать разгромила на р. Свияге татарское войско. В сентябре московские воеводы заложили на реке Суре крепость Васильсурск. В октябре 1523 года казанский хан Сахиб Герай предпринял ответный рейд на русские земли и осадил Галич, но не смог взять город. Сахиб Герай разорил окрестные села и взял много пленников. Опасаясь нового нападения, Сахиб Герай отправил в Крым к брату Саадет Гераю посла, прося прислать в Казань пушки, пищали и янычар. Крымский хан Саадет Герай отказался помогать своему младшему брату. Тогда весной 1524 года Сахиб Герай обратился за помощью в Стамбул, он объявил турецкому султану Сулейману, что признаёт себя вассалом Османской империи[1].

Весной 1524 года великий князь московский Василий III Иванович организовал новый большой поход на Казанское ханство. При подходе к Казани русского 150-тысячного войска под командованием главного воеводы и боярина князя Ивана Фёдоровича Бельского, Сахиб Герай, не получивший помощи от крымского хана и османского султана, бежал из Казани в Крым, оставив в столице своего 13-летнего племянника Сафу Герая[2]. Таким образом, Сахиб Герай занимал казанский престол только на протяжении трёх лет.

Летом 1524 года Сахиб Герай прибыл в Крым, где по приказу своего брата Саадет Герая был заключен в темницу в Балаклаве[3]. Осенью 1524 года Сахиб Герай был освобожден из заключения и оказал помощь Саадет Гераю в борьбе за власть со своим племянником Ислям Гераем[4].

В 15251526 и 1528-1530 годах Сахиб Герай дважды занимал должность калги-султана при своём брате, крымском хане Саадет Герае (15241532). В 1531 году калга Сахиб Герай участвовал в карательном походе Саадет Герая на ширинских мурз[5]. Затем Сахиб Герай переселился в османскую столицу Константинополь.

Правление в Крыму

В мае 1532 года крымский хан Саадет Герай добровольно отказался от престола и уехал в Стамбул[6]. Его племянник и противник Ислям Герай вернулся в Крым, где был провозглашен ханом[7]. Османский султан Сулейман Великолепный отказался признавать Ислям Герая и осенью назначил новым крымским ханом его дядю Сахиб Герая. Согласно Халим-Гирей-султану, султан подарил хану соболью шапку и саблю. В том же году после пятимесячного правления Исляма I Герая Сахиб Герай был с большим отрядом янычар прибыл в Крым[8]. На границе ханства хан бы встречен большой делегацией крымской знати[9]. Сахиб Герай назначил калгой своего племянника Ислям Герая, передав ему в удельное владение крепости Очаков и Перекоп[9].

В начале своего правления крымский хан Сахиб Герай продолжил борьбу власть со своим племянником Ислямом I Гераем, который, желая вернуть себе ханский престол, всячески интриговал против Сахиба. Летом 1534 года Ислям Герай поднял восстание против своего дяди Сахиб Герая[10]. Хан отразил нападение калги и изгнал его из Крыма, но полностью разгромить племянника ему не удалось[10]. Ислям Герай укрепился в Перекопе, где провозгласил себя новым ханом. Значительная часть крымских мурз перешла на сторону Ислям Герая. Постепенно многие беи и князья стали покидать Ислям Герая и возвращаться к Сахиб Гераю[11].

В 1535 году Сахиб I назначил калгой своего племянника Ахмеда Герая (15351537), сына прежнего хана Саадета I Герая. Однако, в 1537 году калга Ахмед Герай, начавший замышлять измену, был по приказу хана убит. Новым калгой Сахиб I Герай своего старшего сына Эмина Герая.

В 1537 году крымский хан Сахиб Герай предпринял успешный поход под Перекоп против своего мятежного племянника[12]. Ислям Герай потерпел поражение и бежал в ногайскиу улусы. В августе того же года Ислям Герай был убит мансурским мурзой Баки-беем, подосланным крымским ханом[13].

Сахиб I Герай продолжил линию своего предшественника на усмирение крупной татарской знати. В противовес знатному роду Ширин приблизил ко двору роды Мансур и Седжевут, а также возвысил многих представителей служилой знати, дабы ослабить влияние крупной аристократии.

Сахиб I Герай основал новую ханскую резиденцию в 2 км ниже по течению реки Чюрюк-Су от Салачика, где располагался дворец его предшественников. Новый город получил название Бахчисарай. В правление Сахиба I была обустроена и расширена гавань в Гёзлеве благодаря чему государство получило в распоряжение свой собственный морской порт (другие прибрежные города Крыма находились на территории, подконтрольной османам).

Для развития экономики государства Сахиб I всячески поощрял переход к оседлому образу жизни кочевавших в степной части страны ногайцев.

Крымский хан Сахиб Герай часто помогал османскому султану Сулейману Великолепному своими войсками в их завоевательных походах в Европе, также совершал военные экспедиции на Северный Кавказ. В хронике Кайсуни-заде Мехмед Нидаи, более известного как Реммал Ходжа, описано девять из них. В походах принимали участие отряд мушкетёров, гвардия хана, конница племенной аристократии, и ханская полевая артиллерия. На привале скреплённые между собой телеги образовывали табор.

В 1538 году состоялся большой поход в Молдавию, возглавляемый османским султаном Сулейманом Великолепным, и крымский хан Сахиб I Герай встретился там с турецким султаном[14]. Военные действия велись против нелояльно настроенного молдавского господаря Петра Рареша. Результатом похода, помимо прочего, стало отделение южной Бессарабии — Буджака от Молдавии. Также турками-османами был оккупирован Очаков.

В 1539 году была проведена экспедиция против черкесов в ответ на их нападения на мусульман около Темрюка. Хан встретился с вождём черкесского племени Жаней, Кансавуком, чтобы его наказать за допущение набегов, но тот откупился дарами хану, султану, и кефинскому бею (губернатору османских владений на побережье Крыма). Поиски виновных в горах ничего не дали, и хан, уходя, на обратном пути набрал ясырь с черкесских селений.

Зима 15391540 года — поход на северные страны, Литву и, возможно, на Московию. Поход возглавлялся старшим сыном хана, Эмином Гераем, под присмотром опекуна-аталыка . Поход за пленниками оказался успешным, но на обратном пути войско сильно пострадало от холода.

В 1541 году, подстрекаемый беглым московским вельможей, князем Семёном Федоровичем Бельским, крымский хан Сахиб Герай совершил большой поход на Русское государство. С. Ф. Бельский обещал показать безопасное место переправы у Оки, однако крымцы промедлили у брода из-за взаимного недоверия между мангытским мурзой Баки-беем и ханом. Фактор внезапности был утерян, московские войска подтянули к броду на Оке мушкетные и артиллерийские части. Татары и ногайцы ушли, захватив некоторый ясырь.

1542 год. Снова поход на Северный Кавказ, причина: невыполнение обязательств вождем жанеевцев Кансавуком, в том числе поставок рабов. Послание Кансавука с обещаниями отвергнуто, и крымцы входят в горы. В ночном сражении, атакованные черкесами, татары побеждают и уходят с большим ясырем.

В 1544 году кабардинский князь Эльбозады прибывает ко двору хана с просьбой покарать взбунтовавшееся против него собственное племя. Сахиб Герай снаряжается в поход, рассчитывая застать противника во время уборки урожая на полях. Но крымцы прибывают слишком рано; ночная атака кабардинцев оказывается безуспешной, татары уводят большое число пленников.

1545 год — астраханская кампания против хана Ямгурчи по причине жалоб купцов о препятствовании торговли между Крымом и Казанью[15]. Ямгурчи был разбит и бежал, Астрахань захвачена с помощью мушкетеров и полевой артиллерии Сахиба Герая.

1546 год — оборонительная экспедиция против ногайцев. 10-тысячное ногайское войско под командованием Али-мирзы выступило в поход на Крымское ханство, чтобы отомстить за захват Астрахани[16]. В крупном и ожесточенном сражении в окрестностях Перекопа крымцы полностью окружили и наголову разгромили ногайцев, используя огонь мушкетёров и артиллеристов, бой решается сабельной рубкой[16]. Сахиб Герай приказал умертвить многих пленных ногайцев[17].

Свержение и смерть

В 1551 году османский султан Сулейман Кануни, воевавший с Ираном, приказал крымскому хану с войском выступить в поход на Сефевидов[18]. Однако Сахиб Герай отказался и ответил султану, что его воины бедны, плохо одеты и не выдержат длительного похода[19]. Постепенно султан стал сомневаться в верности крымского хана. Еще ранее Сахиб Герай попросил султана прислать в Крым своего племянника Девлет Герая, чтобы посадить его на ханский престол в Казани. На самом же деле хан хотел удалить своего племянника из Стамбула, чтобы лишить султана претендента на крымский трон. Однако султан Сулейман Великолепный по совету своих приближённых решил отстранить Сахиб Герая от власти и назначил Девлет Герая новым крымским ханом[20]. Сахиб Герай получил донесение о том, что Девлет Герай назначен казанским ханом. Чтобы удалить Сахиб Герая из Крыма, султанские сановники прислали ему приказ идти войной на Северный Кавказ против черкесского племени Жане, которое подняло восстание и нападает на паломников из Мекки.

Крымский хан Сахиб Герай с войском переправился из Крыма в Тамань, откуда проник в горы в поисках виновников. Восставший черкесский князь, будучи окружён татарами, всё же ускользнул от них. Разгневанный хан преследует противника, настигает и захватывает большой полон. Выступив в поход, Сахиб Герай отправил своего старшего сына, калгу Эмин Герая[21], с большим силами под Перекоп, чтобы защитить северные границы от возможного вражеского нападения. Между тем новый крымский хан Девлет Герай по суше прибыл в Аккерман[21]. Его сопровождал тысячный отряд янычар с 60 пушками[21]. В Аккермане он сел на корабль и по морю прибыл в Гёзлев[22]. Оттуда Девлет Герай с янычарами двинулся на Бахчисарай и занял ханскую столицу[22]. Большинство татарских беев перешло на сторону Девлет Герая[22]. Калга-султан Эмин Герай, узнав о захвате Девлет Гераем Бахчисарая, с войском двинулся из Перекопа на столицу[22]. Однако калга смог дойти только до р. Альмы, где был остановлен сторонниками Девлет Герая[22]. Все войско перешло на сторону нового хана, а сам калга Эмин Герай был убит. Крымский хан Сахиб Герай на обратном пути узнал о перевороте и был покинут своим войском. Его заключили в тюрьму в Таманской крепости, где вскоре он был убит своим внучатым племянником Булюком Гераем, действовавшим по распоряжению нового хана. По приказу Девлет Герая были убиты все остальные дети и внуки Сахиб Герая[22]. Тело Сахиба I было перевезено в Бахчисарай и с почестями похоронено Девлет Гераем в Салачикском дюрбе[23].

Киновоплощения

В турецком телесериале "Великолепный век" роль Сахиб Герая исполнил Месут Озкечеджи.

Напишите отзыв о статье "Сахиб I Герай"

Примечания

  1. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 166
  2. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 167
  3. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 164
  4. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 170—171
  5. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 178
  6. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 181.
  7. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 187.
  8. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 188.
  9. 1 2 Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 189.
  10. 1 2 Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 194.
  11. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 196.
  12. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 198.
  13. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 199.
  14. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 206.
  15. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 209.
  16. 1 2 Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 210.
  17. Гайворонский О. Повелители двух материков. — Т. 1. — К.—Бахчисарай, 2007. — С. 211.
  18. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 217
  19. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 218
  20. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 219
  21. 1 2 3 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 220
  22. 1 2 3 4 5 6 О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 221
  23. О. Гайворонский. Повелители двух материков, том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г., ст. 223

Источники

  • Олекса Гайворонский «Созвездие Гераев». — Симферополь, 2003
  • [www.tataroved.ru/publication/zorda/1/ Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани. 1223—1556]
  • [kitap.net.ru/hudyakov.php Михаил Георгиевич Худяков ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ КАЗАНСКОГО ХАНСТВА]
  • Олекса Гайворонский «Повелители двух материков», том 1, Киев-Бахчисарай, 2007 г. ISBN 978-966-96917-1-2, ст. 187—223


Предшественник:
Шах-Али
Хан Казани
15211524
Преемник:
Сафа-Гирей
Предшественник:
Ислям I Герай
Хан Крыма
15321551
Преемник:
Девлет I Герай


Крымские ханы

XV век
Хаджи I ГерайНур-ДевлетАйдерМенгли I Герай

XVI век
Мехмед I ГерайГазы I ГерайСаадет I ГерайИслям I ГерайСахиб I ГерайДевлет I ГерайМехмед II ГерайИслям II ГерайСаадет II ГерайГазы II ГерайФетих I Герай

XVII век
Тохтамыш ГерайСелямет I ГерайДжанибек ГерайМехмед III ГерайИнает ГерайБахадыр I ГерайМехмед IV ГерайИслям III ГерайАдиль ГерайСелим I ГерайМурад ГерайХаджи II ГерайСаадет III ГерайСафа ГерайДевлет II Герай

XVIII век
Газы III ГерайКаплан I ГерайДевлет III ГерайСаадет IV ГерайМенгли II ГерайФетих II ГерайСелямет II ГерайСелим II ГерайАрслан ГерайХалим ГерайКырым ГерайСелим III ГерайМаксуд ГерайДевлет IV ГерайКаплан II ГерайСахиб II ГерайШахин ГерайБахадыр II Герай


К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Сахиб I Герай

И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.