Саяны (субэтническая группа)

Саяны

Численность и ареал
Россия Курская и Белгородская области
Язык	русский язык говоры южнорусского наречия
Религия	православие
Расовый тип	европеоидная раса
Входит в	русские
Этнические группы	мамоны
Происхождение	восточные славяне

Сая́ны — субэтническая группа русских в Курской губернии, в Посемье (Курский, Щигровский, Фатежский, Льговский уезды). Существовали до начала XX века, после чего слились с основным массивом русского населения. К концу XIX века численность саянов составляла порядка 25—30 тыс. чел.

Саяны, по всей видимости, также жили и в Новосильском уезде Тульской Губернии, в принадлежащих местному Свято-Духову монастырю сёлах — Архангельское, Березовец, Задушное, Игумново, Подъяковлево, и деревнях — Городилова, Колгановка, Толстенкова. По описанию одежды, внешности, говора и бытового уклада, местные экономические крестьяне были практически идентичны курским саянам.

Происхождение

Саяны — обособленное южнорусское население Курской губернии (современные Курская и Белгородская области) — относились как к этнотерриториальным, так и к этносословным группам.

Название группы скорее всего произошло от слова «сая» вместо «себя» в саянском говоре.

Остаются неясными происхождение самой этнографической группы "саянов". Предположительно, саяны возникли в результате смешения автохтонного населения — потомков племени северян (сохранившихся с домонгольских времён) и белорусских и отчасти литовских переселенцев из Великого Княжества Литовского. Саяны с начала XVII века создавали в незаселённых местах монастырские деревни Коренского Рождество-Богородицкого, Курского Знаменского и других монастырей. Это стало одной из причин усиления обособления саянов от остального русского населения региона. После секуляризации церковных земель при Екатерине II саяны были переведены в категорию экономических крестьян. В 1880-е годы численность саянов оценивалась в 25-30 тыс. человек. Саяны, проживавшие к югу от Курска, были известны под названием мамоны.

Особенности

Девушка из села Березовец Новосльского уезда Тульской губернии в платье-«саяне». Конец XVIII века.

Женщина из села Березовец Новосльского уезда Тульской губернии в клетчетой юбке-«поневе» и головном уборе-«сороке». Конец XVIII века.

Саяны отличались от других русских Курской губернии (в том числе от соседних однодворцев) рядом антропологических, диалектных и культурных особенностей:

• Во-первых, отличия проявлялись в антропологическом типе. Саяны характеризовались светлым цветом волос и глаз, долихокефалией. Саянские женщины в противоположность мужчинам были высокого роста.
• Во-вторых, саяны отличались особенностями говора: «когоканьем» — твёрдым произношением г с особенным ударением на о; произношением с в соответствии аффрикате ц; подчёркнутым аканьем и т. д. В курско-белгородском регионе для характеристики речи саянов имела хождение поговорка: «Куриса на улисе яйсо снесла». Г. В. Денисевичем зафиксирован современный вариант этой поговорки: «Куриса на улисе яйсо снесла, а я его сап и в кооперасыю». В селе Болховец Белгородского района, окружённом сёлами перевертней, однодворцев, цуканов и украинцев с акающими слобожанскими говорами был отмечен следующий вариант поговорки: «Как у нас на Болховсе куриса снесла яйсо прямо в рукавису».
• В-третьих, саяны отличались особенностями быта (южнорусские черты в западном варианте).

Основным занятием саянов было земледелие. Значительное развитие получило овцеводство. Мужчины занимались деревообработкой, плотницким ремеслом, извозом, в городах — торговлей в разнос, а также нанимались в приказчики, лакеи, трактирные половые. Поскольку многие из этих занятий были связаны с отходом, значительная часть сельскохозяйственных работ выполнялась женщинами.

Поселения саянов представляли собой большие деревни, располагавшиеся несколько в стороне от реки, в низине или овраге.

Саяны выделялись своеобразной одеждой собственного изготовления. Будничная женская одежда состояла из рубахи, расшитой разноцветными нитями, клетчатой шерстяной понёвы или юбки, головным убором служила повязка в виде повойника. В состав праздничной одежды женщин входили расшитая нитями и позументом юбка и в качестве головного убора — богато украшенная «сорока» в форме высокого кокошника с «позатыльником». Девушки носили так называемый «саян» — платье без рукавов из чёрной самодельной сарпинки, расшитое по швам позументом, поверх которого подвязывали холщовый «запон» (фартук). Повседневным девичьим головным убором был платок, а праздничным — «венок» из красного бархата. Саян был типичной одеждой для жителей многих сёл Шебекинского района Белгородской области (бывший Белгородский уезд).

Новосильские девушки-«саянки» подвязывали платье красными кушаками, а на головах носили сложенные в виде венка красные платки с бахромой.

Изучение

Особый вклад в изучение говоров курско-белгородского региона, саянов в частности, внесли М. Г. Халанский и Г. В. Денисевич.

См. также

• Севрюки
• Полехи
• Горюны
• Цуканы
• Перевертни
• Новосильские казаки
• Однодворцы
• Черкасы

Литература

• Благовещенский Н. А. «Четвертное право». — М., 1899
• Бузин В. С., Егоров С. Б. [portal.kspi.kz/files/book_ik/%D0%9A%D0%BE%D0%B7%D1%8C%D0%BC%D0%B8%D0%BD.pdf Субэтносы русских: проблемы выделения и классификации] // Малые этнические и этнографические группы (Сб. статей, посвященный 80-летию со дня рождения проф. Р. Ф. Итса) (Историческая этнография. Вып. 3) / Под ред. В. А. Козьмина. — СПб.: Новая Альтернативная Полиграфия, 2008. — С. 308—346.
• Булгаков Г. И. К вопросу об изучении Саянских сел Курского края (Из материалов обследований) // Изв. Курск. об-ва краеведения. 1928. № 3 (9). Май-июнь. С. 32-42; 1929. № 1-2 (13-14). Январь-апрель. С. 61-64
• Глаголев Н. В. Сказки, сказания и предания Новосильского края. Рукопись. — Тула: Тульская универсальная научная библиотека, 1926.
• Горбачёв П. О. Саяны вы мои, саяны // Курский вестник. 2005. 9 февраля.
• Добротворский Н. Саяны. Историко-этнографический очерк // Вестн. Европы. — СПб., 1888. № 9. С. 197—213
• Живая старина. 1906 г. Вып. III. Периодическое издание отделения Этнографии Имп. Русского Географического Общества — СПб.: Тип. И. Н. Кушнерев и К, 1906
• Зеленин Д. К. «Великорусскiе говоры съ неорганическимъ и непереходнымъ смягченiемъ задненебныхъ согласныхъ/Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненебных согласных в связи с течениями позднейшей великорусской колонизации» — Спб, Типография А. В. Орлова, 1913
• Чижикова Л. Н. Этнокультурная история южнорусского населения. // Этнографическое обозрение. 1998. № 5. С. 37-38.

Ссылки

[www.hrono.ru/etnosy/rusgeogr.html Народы России. Энциклопедия]
[www.ethnomuseum.ru/glossary/?%D1%E0%FF%ED%FB Российский этнографический музей. Толковый словарь]
[by.ethnology.ru/by_lib/doc/vernv2006.doc Русские: этнографическая характеристика]

Отрывок, характеризующий Саяны (субэтническая группа)

– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.