Сбитнев, Юрий Николаевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сбитнев Юрий Николаевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Николаевич Сбитнев
Дата рождения:

8 октября 1931(1931-10-08) (92 года)

Место рождения:

Верея, Московская область

Род деятельности:

прозаик, поэт, драматург

Годы творчества:

с 1960-х годов XX столетия

Направление:

русская проза

Жанр:

рассказы, повести, романы, эссе

Дебют:

книга рассказов «Ситчик»

Награды:

Сбитнев Юрий Николаевич (родился 8 октября 1931 года в городе Верея под Москвой) — русский писатель, член Союза писателей СССР, России с 1973 года.





Биография

Трудовую деятельность начал на Подольском химико-металлургическом заводе, пройдя путь от рабочего до мастера ведущей профессии. Служил в Советской армии. Учился в Литературном институте им. Горького. Работал в журнале «Смена», в редакции литературно-драматического вещания Всесоюзного радио, а также в журнале «Огонёк», ответственным секретарём которого Юрий Сбитнев был несколько лет. С 1975 года перешел на творческую работу.

Первые стихи, рассказы, очерки появились в центральной печати в середине 50-х годов. За долгую творческую жизнь написал множество сценариев радио- и телепередач, издавал книги поэзии, прозы и публицистики в крупнейших издательствах Советского Союза и за рубежом. Его книги переведены на английский, польский, чешский, немецкий, болгарский и другие языки мира.

В 1990 году подписал «Письмо 74-х».

С конца 80-х годов по 2014 год постоянно проживал в селе Талеж Чеховского района. Последние два года живёт в Черниговской области Украины.

Творчество

.Многие годы Юрий Сбитнев жил и работал в Сибири, на Дальнем Востоке, в Средней Азии, на Памире. Однако своей творческой родиной писатель считает Нижнюю Тунгуску, как он её называет, «северную Гангу — самую загадочную реку мира». Именно она, Нижняя Тунгуска, воспетая Вячеславом Шишковым Угрюм-река, стала вдохновением и главным героем «северных повествований» прозаика, среди которых — тетралогия «Авлакан», вместившая книги «Стрелок из лука», «До ледостава», «Пожар», «Костёр в белой ночи»; повести «Прощание с землёй», «Охота на лося», «Свершивший зло», «Ловцы», «Тайна останется тайной», роман «Частная кара» и другие. Пожалуй, особо в тунгусской прозе Юрия Сбитнева отстоит повесть «Эхо», жанр которой определён как «современная сказка»[1]. Однако она вместила реальные свидетельства реальных людей, эвенков — очевидцев главной загадки XX века — «тунгусского чуда». Не зря имя писателя стоит в одном ряду с учеными-исследователями этого «дива», а на его повесть ссылаются серьёзные ученые и исследователи, занимающиеся этой проблемой[2].

Всего Юрий Сбитнев написал о сибирском Севере более 20 книг, по его сценариям снято три художественных фильма: «Случайные пассажиры» (1978 г.), «За счастьем» (1982 г.), «Костёр в белой ночи» (1984 г.).


Последние три десятилетия Юрий Сбитнев посвятил изучению летописного наследия Древней Руси. Этот многолетний затворнический труд завершился написанием романа-дилогии «Великий князь», первая книга которой вышла в 2007 году. Вторая книга вышла в мае 2009 года [3].

Герой романа — Игорь Черниговский, князь-миротворец, ставший жертвой предательства в мути княжеских усобиц Киевской Руси XII века, один из первых русских святых, канонизированный православной церковью как мученик.

За роман-дилогию «Великий князь» писатель стал лауреатом Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский» 2009 года.[4]

Писатель многие десятилетия занимался изучением шедевра мировой литературы — «Слова о полку Игореве». Его собственное прочтение оригинала 1800 года во многом меняет устоявшееся представление о содержании Поэмы, в частности, о цели похода Игоря Святославича. Юрий Сбитнев также имеет собственную версию об Авторе произведения, который своё имя зашифровал в самой поэме. И писатель разгадал сфрагиду, назвав имя женщины, написавшей этот древнерусский шедевр[5][6]. Предварительным результатом этих исследований стала вышедшая в мае 2010 года в Чернигове книга «Тайны родного Слова. Моё прикосновение к „Слову о полку Игореве“». Эта небольшая книга, которую Ю. Сбитнев называет «духовным конспектом» к следующей монументальной работе - роману «Великая княгиня» (этот роман войдёт в историческую теперь уже трилогию), а также его вклад в подготовку и проведение международного празднования 825-летнего юбилея бессмертного памятника русской культуры «Слова о полку Игореве» недавно получили высокую оценку - российский [www.academia-maki.ru/academy/award_art_II орден «Служение искусству»].

Напишите отзыв о статье "Сбитнев, Юрий Николаевич"

Примечания

  1. Ю. Сбитнев «Эхо» — М., «Современник», 1986
  2. [tunguska.tsc.ru/ru/lyrics/prose/romeiko/r4/researchers/?print=on В. Ромейко. Исследователи Тунгусской проблемы]
  3. Из переписки с Ю. Н. Сбитневым.
  4. [www.alexander-nevsky.ru/literaturnaya-premiya/laureati?task=findkey&keyref=llaur2009 Всероссийская историко-литературная премия «Александр Невский»]
  5. [native-nord.ru/misc/fiction/gart.html Интервью писателя черниговскому еженедельнику «Гарт»]
  6. [topos.ru/article/7646 А. Широков. Тайны «Слова о полку Игореве» отступают.]

Ссылки

Статьи

  • [orthodoxy.org.ua/node/15501 Благоверный князь Игорь Черниговский — кто он?]
  • [www.gorod.cn.ua/news_3245.html Статья о писателе на портале Чернигова]
  • [www.libereya.ru/public/sbitnev.html СВЕРШИВШЕЕСЯ ЧУДО. Воспоминания о Г. В. Свиридове]
  • [www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/96/153/8_main.html «И ТОГДА БЫЛ БЫ РАЙ НА РУСИ...»]

Произведения в Сети

  • [www.lib.ru/RUFANT/SBITNEW/ Сбитнев, Юрий Николаевич] в библиотеке Максима Мошкова
  • [poezosfera.ru/?p=1146 Уезжаю. Сердце остаётся... Стихотворение.]
  • [web.vrn.ru/sss/new_page_131.htm Память о поле Куликовом. Стихи.]
  • [www.tunguska.ru/all/sbit.htm Эхо. Отрывок из повести.]
  • [native-nord.ru/misc/fiction/Sbitnev.html Прощание с Землёй. Повесть.]
  • [native-nord.ru/misc/fiction/sb/mystery_f.html Тайна останется тайной... Повесть.]

Отрывок, характеризующий Сбитнев, Юрий Николаевич

«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.