Сборная Российской империи по футболу

Сборная Российской империи по футболу
Федерация	Всероссийский футбольный союз
Гл. тренер	Георгий Дюперрон
Наибольшее кол-во игр	Василий Житарев (8)
Лучший бомбардир	Василий Житарев (4)
Дом. стадион	Сокольнический клуб спорта, Москва
Код ФИФА	RUS
Основная форма Гостевая форма
Первая игра
Официальная: Финляндия 2:1 Россия (Стокгольм, Швеция; 30 июня 1912) Неофициальная: Россия 5:4 Чехия (Санкт-Петербург, 16 октября 1910) Последняя игра Норвегия 1:1 Россия (Христиания, Норвегия; 12 июля 1914)
Самая крупная победа
Неофициальная: Россия 3:0 Норвегия (Москва, 7 сентября 1913)
Самое крупное поражение
Германия 16:0 Россия (Стокгольм, Швеция; 1 июля 1912)
Олимпийские игры
Участие	1 (впервые 1912)
Достижения	1/4 финала (1912)

Сборная Российской империи по футболу — национальная футбольная сборная Российской империи, представлявшая страну на международных соревнованиях по футболу с 1911 по 1914 годы.

Первую встречу команда провела официально в 1911 году, однако две первые фактические игры сборной состоялись в 1910 году (16 и 23 октября) против сборной Богемии. Тогда же сборная Российской империи одержала свои первые две победы со счётом 5:4 (2:3) и 1:0 (0:0) соответственно. В дальнейшем сборная провела ряд встреч с разными национальными командами, но в официальных играх не одержала ни одной победы. Несколько побед она одержала как сборная Москвы (в том числе и «сухую» победу над Норвегией со счётом 3:0 в 1913 году).

История сборной

В 1911 году в Российской империи была предпринята первая попытка создания футбольной команды из представителей нескольких городов. Поводом к этому стал приезд олимпийских чемпионов того времени — сборной Великобритании (в России она выступала под названием «English Wanderers»). До этого дня сборные Москвы и Санкт-Петербурга имели опыт международных встреч, но он был крайне незначительным, и ещё ни разу сборная другой страны в России не выступала.

Но по приглашению англичан, проживающих в Санкт-Петербурге, приезжают сами родоначальники футбола. Газеты писали о первом из этих матчей: «Ещё задолго до начала игры стала собираться публика, и к пяти часам дня все трибуны были переполнены. В публике оживленный разговор о предстоящей игре. Никто не говорит о возможности выигрыша матча русскими, а только о том, при каких результатах будет побита Россия».

Однозначно сказать, сколько было сыграно игр, сейчас проблематично, есть два мнения. Первое — матчи, состоявшиеся 20, 21 и 22 августа 1911 года в Петербурге, закончились разгромными поражениями россиян — 0:14, 0:7 и 0:11 соответственно. Второе — 22 августа 1911 года сборная России провела свой первый международный матч, носивший ранг товарищеского со сборной Англии. В реестры Российского футбольного союза и Международной федерации футбола — список официальных матчей сборной России — этот матч не вошёл.

В 1912 году российская команда приняла участие в Олимпийском футбольном турнире 1912 года, где уступила сборной Финляндии со счётом 1:2, а в «утешительном турнире» проиграла сборной Германии со счётом 0:16, что и по сей день остаётся крупнейшим поражением в истории российского футбола. По словам свидетелей матча, эта игра была названа «страшным поражением».

В течение следующих двух лет Россия провела несколько официальных игр с командами Скандинавии и не одержала ни одной победы. Однако, как сборная Москвы, Россия одержала в 1913 году разгромную победу над сборной Норвегии со счётом 3:0. Планировались ещё несколько встреч с Германией, матч с Францией весной 1915 года, но Первая мировая война резко оборвала историю российского футбола (всего два матча в рамках всероссийской Олимпиады состоялись со сборными Риги и Ревеля). После Октябрьской революции сборная собралась только в 1923 году и выступала уже как сборная РСФСР. По регламенту ФИФА она названа преемницей сборной Российской империи.

См. также

• Сборная России по футболу
• Сборная СССР по футболу
• [russia-matches.ucoz.ru/publ/matchi/1910/3 Все сборные СССР и России по футболу]

Отрывок, характеризующий Сборная Российской империи по футболу

– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.