Свадебный пир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Свадебный пир — у славян главное торжество по случаю бракосочетания во время собственно свадьбы — сначала у невесты, а потом у жениха, включающее застолье и сопутствующие ему обряды и ритуальные действия: посад молодых, выкуп невесты у её брата, выведение подставной невесты и другие способы сведения жениха с невестой, снимание покрывала (см. Фата), венка с головы невесты и перемену ей головного убора, дележ главного свадебного хлеба (см. Каравай) или иного блюда (пирога, пряника, каши, курицы, петуха, жаркого, яйца), одаривание молодых и их родственников (см. Дар), выкуп и демонстрацию приданого, чествование родственников невесты и проводы их, отдельную трапезу жениха с невестой, угощение посторонних, бдение и ритуальное веселье во время брачной ночи и празднование её завершения (см. Девственность), тосты, величания, пение (см. Свадебные песни), шуточные и эротические приговоры, шутовские сценки с ряжением, танцы и др.





Время и место пира

Свадебный пир происходил в день венчания или переезда невесты к жениху и последующую брачную ночь.

Названия

Свадебный пир происходил в доме невесты и в доме жениха, причём главным был пир у жениха. Наиболее распространены в России (за исключением восточных областей европейской части) «княжеские» названия свадебного пира в день свадьбы или на второй её день, связанные с наименованиями молодых князем и княгиней: княжий пир, княжой стол, княж-обед и т. п. На Севере и в центральной России распространено также название красный стол или красный обед. В западной зоне Русского Севера свадебный стол у жениха называется большой стол (ср. у нижних лужичан: weliki hoběd).

Нередко свадебных столов в доме жениха устраивалось несколько. Ряд названий пиршества у жениха указывает на его функцию и характер (калуж. почестной пир, архангел. почёстный стол, вологод. радошный стол, весёлый стол, вят. весёлый пир, бел. пiр вясёлы), а также на обрядовые действия, которыми он сопровождался: дележ каравая (тул. каравайный обед), перемену невесте головного убора (костром. крутильный стол). Для Поволжья и юга России характерны особые названия свадебного пира в честь родственников невесты — горных или гордых гостей, которые приезжают в дом жениха вечером в день свадьбы или на следующий день и которых сажают на почётные места за главным столом: горный стол, гарный стол, гордой обед и т. п. Многие, особенно южнославянские, названия свадебного пира совпадают с названием собственно свадьбы или угощения, трапезы: макед., серб., черногор., босн. свадба, хорв., словен. svadba; н.-луж. wjasele, серб. (сватовско) веселее, макед. веселба; босн. пир, хорв., словен. pir; пол. uczta weselna; словен. ohcet, gostija; в.-луж. kwasna hosćina; макед. сватовска гозба, серб. свадбена гозба, (сватовска) гозба, черногор., босн. гозба; болг. сватбена трапеза, черногор. сватовска трпеза.

Названия свадебного пира в доме жениха на второй день свадьбы связаны с бужением молодых (архангел. будильный стол, буженье), успешным завершением брачной ночи (вологод. весёлый стол, дон. весёлое утро, макед. на радост), возвращением молодых из бани (архангел. баенный обед), одариванием хозяйки за горячую кашу (архангел. горячие, нижегород., саратов. горячий стол), одариванием невесты (томск. молодухин стол, невестин стол, новосибир. невестины столы), угощением тёщей зятя блинами (архангел. тёщин стол, блинный стол, блинно, псков., астрахан. блины), проводами родственников невесты (вят. отвальный обед) и т. д. В конце свадьбы происходили взаимные визиты и застолья у родственников, участвовавших в свадьбе (могилев. падоймы, житомир. посяга), старшей дружки невесты (полтав. дружчини), старшего свата, свадебного кума и других.

Рассаживание за столом

У русских в доме невесты до приезда жениха родственники рассаживались за столом согласно свадебным чинам, степени родства и полу (на мужские и женские места). По приезде жениха гости не занимали места в красном углу. В Вологодской губернии жених и невеста садились лишь после того, как сядут сваха жениха, а затем сваха невесты. По приезде от венчания к жениху родственники молодых или поезжане вместе с молодыми обходили вокруг стола, после чего жених с невестой получали право не только вместе сесть за стол в присутствии членов другой семьи, но и занять место в переднем углу стола (олонец., новгород., твер., костром., вят., нижегород.). Поезжане, обычно не снимая верхней одежды, садились за стол в новом порядке, знаменовавшем собой новые отношения между участниками обряда и новое положение жениха с невестой как брачной пары. Рассаживал гостей дружка, старший сват или отец жениха. В Тверской губернии для молодых устраивался специальный стол под матицей. В Новгородской губернии они сидели за общим столом с поезжанами или отдельно от них за главным из столов. В Вятской губернии устраивали два стола, один из которых занимали участники поезда к венчанию, а другой остальные родственники жениха и гости. В отличие от званых гостей (пирян), посторонние (перм. позастольники) за стол не садились и стояли в сенях. В середине свадебного пира с подачей из печи горячего блюда молодых могли иногда посадить на печь — считалось, что «кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой». У южных славян участники застолья рассаживались по старшинству, и главные места за столом занимали старший сват и свадебный кум вместе с молодыми.

В Болгарии кум сидел на почетном месте в кругу старших гостей, а для молодой родни накрывали отдельный стол. В Македонии и Черногории кум и старший сват садились во главу стола, в Боснии и Герцеговине — в центре стола напротив друг друга. В Сербии стари сват садился за стол первым, а молодые после него (колубар.). На почётных местах во главе стола сидели кум и кума, а затем жених с невестой (млав., воеводин.). В Словакии молодые обычно сидели в почетном углу или во главе стола, рядом с невестой сидела её крестная мать. В некоторых местах их сажали за отдельный стол (верхнегрон.). В Польше старший сват (старший дружба) сидел за столом рядом с молодыми, напротив них или между ними. Обычно за тем же столом в углу сидели и музыканты, а остальные гости за большим столом. В самый конец стола сажали засjеду, ведущего ритуальный диалог со старшим сватом напротив (черногор. примор.), девочку, называемую zasadka, или же оставляли это место пустым, чтобы не обидеть гостя (пол. подляс., мазовец.)[1] .

Родители невесты часто не присутствовали за свадебным столом в первый день, поэтому у русских был в таких случаях обряд «звать гордых». Это делали ряженые гости с той и с другой стороны. Они шли шумной толпой в дом к родителям невесты, приглашая их за свадебный стол.

Образ медведя на свадебном пире

На празднестве одно из центральных мест занимал образ медведя. Согласно народным поверьям, медведь защищает от нечисти, являясь чистым животным, и злые духи не могут принимать его облик[2]. Ряженый в шкуру медведя выполнял эту функцию, оберегая жениха и невесту от происков нечистой силы. Со временем медведь приобрел символику плодовитости и плодородия[3], в связи с этим образ медведя напоминал на свадьбе об одной их главных целей брака — рождении детей, и по поверью, помогал семье укреплять род.

Особое отношение к медведю у славян существовало и во времена язычества, но сохранилось и после принятия христианства. Он остался символом плодородия, покровителем брака — ряженые как и в язычестве переодевались в шкуру медведя. Кроме того, на свадьбе «медведем» и «медведицей» называли жениха и невесту.

Свёкор-батька говорит:
«К нам медведицу ведут».
Свекровь-матка говорит:
«Людоедицу ведут».

[4]

На свадебном празднестве кричали: «Медведь в углу!», невеста отвечала: «Петра Ивановича люблю»[5] и целовала жениха. Также была традиция, согласно которой первую брачную ночь молодожёны могли провести на шкурах медведя.

Существовали приметы, которые отражали сохранение связи медведя и брака. Например, приводили ручного медведя в дом, и, если он ревел, то скоро в этом доме будет свадьба. А девушке снился медведь к жениху, свадьбе или прелюбодеянию[6]. «Видеть во сне медведя — ожидать сватов»[7].

См. также

Напишите отзыв о статье "Свадебный пир"

Примечания

  1. Гура, 2009, с. 547–548.
  2. Русская мифология. Энциклопедия. — М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006. — С. 64.
  3. Краткая энциклопедия славянской мифологии: ок. 1000 статей / Н. С. Шипарова. — М.: ООО «Издательство АСТ»; ООО «Издательство Астрель»; ООО «Русские словари», 2003. — С. 353—354.
  4. Кошкарова Ю. А. Архетипический образ медведя в духовной культуре народов России. / [Текст]: дисс. канд. культурологии 24.00.01. — Кошкарова Юлия Александровна. — Краснодар, 2011. — 213 с.
  5. Толстая С. А. Славянская мифология: энциклопедический словарь — М.: Эллис Лак, 1995. — С. 295—296.
  6. Смирнов М. И. Культ и крестьянское хозяйство в Переяславль-Залесском уезде. По этнографическим наблюдениям (Текст)/ М. И. Смирнов // Труды Переславль-Залесского историко-художественного и краеведного музея. Старый быт и хозяйство Переславской деревни. — Переславль-Залесский, 1927. — Вып. 1. — С. 70.
  7. Морозов И. А. Женитьба добра молодца: происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» / «женитьбы». — М.: Государственный республиканский центр русского фольклора: издательство «Лабиринт», 1998. — С. 249.

Литература

  1. Свадебный пир / Гура А. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2009. — Т. 4: П (Переправа через воду) — С (Сито). — С. 547–551. — ISBN 5-7133-0703-4, 978-5-7133-1312-8.
  2. Морозов И. А., Слепцова И. С. [indrik.ru/components/com_jshopping/files/demo_products/2004_Indrik_Morozov_Slepcova.pdf Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX-XX вв.)]. — М.: Индрик, 2004. — 920 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-295-X.



Отрывок, характеризующий Свадебный пир

– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.