Свадьба в Малиновке (оперетта)

Свадьба в Малиновке
Сцена из премьеры «Свадьбы в Малиновке» в Московском Театре оперетты, 8 ноября 1937 года
Композитор	Борис Александров
Автор(ы) либретто	Леонид Юхвид, Виктор Типот
Год создания	1936
Первая постановка	1937
Место первой постановки	Московский Театр оперетты

«Сва́дьба в Мали́новке» — оперетта Бориса Александровича Александрова, написанная им в 1936 году.

История создания

В СССР 1930-х годов жанр оперетты необычайно популярен. В музыкальных театрах страны одна за другой ставятся произведения Ж. Оффенбаха, Ф. Легара и И. Кальмана, а за ними и первые советские оперетты, в которых традиционные веселье и задор сочетаются с патриотической и злободневной тематикой.

Одним из первых советских композиторов, обратившихся к этому жанру, стал Борис Александров, сын Александра Васильевича Александрова — известного композитора-песенника, создателя Ансамбля песни и пляски Советской Армии. Музыкальная среда, в которой рос и воспитывался юноша, определила круг его интересов. В 1929 году Борис Александров заканчивает Московскую консерваторию по классу композиции у Р. Глиэра. Первое время он работает в Ансамбле песни и пляски Советской Армии, а в 1930 году переходит в ЦТКА — Центральный театр Красной Армии, пишет музыку к драматическим спектаклям, создаёт свои первые песни — поразительно распевные, близкие народной мелодике.

Эти черты дарования Б. Александрова привлекли внимание Г. М. Ярона — замечательного артиста и режиссёра, в то время одного из руководителей Московского театра оперетты. Летом 1936 года с Яроном встретился украинский либреттист Л. А. Юхвид и показал Григорию Марковичу первые наброски «Свадьбы в Малиновке». Вначале «Свадьба в Малиновке» была написана на украинском языке на музыку Алексея Рябова. Ярона поразила романтичность, красочность и весёлость будущей оперетты, возможность показать народные песни и танцы. К работе были срочно привлечены Борис Александров и драматург-либреттист В. Я. Типот. Менее чем в три месяца «Свадьба в Малиновке» была завершена. Премьера спектакля состоялась 8 ноября 1937 года на сцене Московского театра оперетты, практически одновременно с премьерой оригинальной украинской версии Рябова в Харькове.

Впоследствии, вспоминая работу над опереттой, Г. М. Ярон писал:

Когда я начинал ставить «Свадьбу в Малиновке», я и мои товарищи верили в широту возможностей жанра. Успеху постановки прежде всего способствовала музыка Александрова, исполненная ярких лирических красок, добродушного народного юмора. Проникновенно и глубоко композитор раскрыл характеры своих героев, сочно выписал колоритные народные сцены. «Свадьба в Малиновке» сыграла огромную роль в становлении советской оперетты, получившей развитие в творчестве И. Дунаевского, Ю. Милютина и других композиторов. Она сыграла большую роль и в судьбе Бориса Александрова, положив начало его активному творческому сотрудничеству с музыкальным театром.

В 1967 году на киностудии «Ленфильм» по сценарию одного из авторов либретто оперетты Л. Юхвида был создан широкоформатный цветной фильм «Свадьба в Малиновке».

Сюжет

Привольно раскинулось в степи украинское село Малиновка. В зелени садов утопают белые мазанки. Но всё как будто вымерло вокруг, не звенят над Малиновкой по вечерам задорные девичьи песни. Идет суровый 1919 год. Много бед пришлось пережить жителям села. А тут ещё новая напасть — в округе появилась банда Грицько — сына местного богатея Балясного, присвоившего себе пышный титул — пан-атаман Грициан Таврический. Однако, сколько бы Грицько ни важничал, плохи его дела — на глазах распадается бандитская шайка. Чувствуя, что ему недолго осталось атаманствовать, решается Грицько на последнюю подлость — задумывает насильно взять в жёны приглянувшуюся ему красавицу Яринку. А Яринка ничего не знает о грозящей беде. Радостно у неё на душе, ведь уже давно любит она молодого пастуха Андрейку.

Однажды утром, вздымая едкие клубы пыли, на сельской улице показалась конная банда Грициана. Рядом с атаманом красуется его верный адъютант Попандопу́ло. Глядя на Попандопуло, трудно удержаться от смеха. На нём галифе из зелёного бильярдного сукна, фуражка блином, к тому же вся его маленькая тщедушная фигурка обвешена оружием. «Эй, Яринка, — останавливает девушку Грициан, — готовься к свадьбе! Сегодня в восемь часов мы с тобой обвенчаемся». В отчаянии бросилась Яринка вон из села. Единственная надежда — отряд Красной Армии, который, по слухам, остановился где-то в лесу за яром.

Яринка разыскала красноармейцев. С участием выслушал взволнованный рассказ девушки командир отряда Назар Дума, выходец из этих мест, потерявший свою семью в сгоревшем селе. Трудная задача стоит перед Назаром, ведь у него всего тридцать бойцов, а у Грициана в банде — сто пятьдесят! И тогда он решает пойти на хитрость. Дума советует Яринке для видимости согласиться на свадьбу. План командира прост: когда бандиты перепьются, отряд внезапно нападет на них и разгромит всю шайку. Чтобы подготовить эту операцию, Назар Дума под видом солдата, возвращающегося из плена, пробирается в Малиновку, где идёт подготовка к атамановой свадьбе. Однако задуманный план оказывается под угрозой срыва. Вначале Назар неожиданно встречает свою давно потерянную жену, которая едва не разоблачает его инкогнито. Затем командир узнаёт, что по распоряжению Грициана свадьбу решено сыграть на два часа раньше установленного срока. Сообщить об этом красноармейцам берётся Андрейка. Предупреждённые им бойцы являются на свадьбу в Малиновку вовремя!

Радостно приветствуют жители своих освободителей. Но красные кавалеристы торопятся — время не ждёт. После недолгого отдыха отряд выступает в поход. Рядом с командиром едет вновь обретённая дочь Яринка и счастливый Андрейка. Полощется по ветру Красное знамя, звонко летит над Малиновкой знаменитая песня Первой Конной.

Действующие лица

• Яринка — девушка, жительница села Малиновка
• София — мать Яринки
• Андрейка — пастух, жених Яринки
• Нечипор — малиновский староста
• Гапуся (Горпина Дормидонтовна) — жена Нечипора
• Трындычиха — соседка Гапуси
• Назар Дума — красный командир
• Яшка-артиллерист — демобилизованный солдат
• Грициан — атаман банды
• Попандопуло — адъютант Грициана
• Гречкосий — сосед Нечипора
• Вася, Петря — бойцы красного отряда
• Ведущий — голос за сценой

Вокальные номера

• Ах, цвети, расцветай ты, моя вишня… (Яринка)
• Как девица провожала друга-партизана… (Андрейка, Яринка)
• Ты, когда была ребёнком… (София, Яринка)
• Ноет, ноет, ноет головонька… (София)
• Ты гуляй, гуляй, мой конь… (Хор)
• У богатых, у дочек… (Петря, Вася)
• А и вырос в поле чистом дуб высокий и ветвистый… (Назар)
• Эх, ветер, мой ветер… (Андрейка)
• В ту степь (Приготовьтесь, фрау-мадам)… (Яшка, Гапуся)
• Ради счастья, ради нашего… (Яринка, Андрейка)
• Мой казак семью покидает… (София)
• Ох, доля моя… (София, хор)
• Ну-ка, давай попляшем… (Назар)

Крылатые фразы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

•  — А то я у тебя голову отвинчу, и скажу, шо так и було… (Попандопуло)
•  — И шо я в тебя такой влюблённый, а? (Попандопуло)
•  — Скидавай сапоги, власть переменилась! (Нечипор)
•  — Слыхал, что сказал Риголетто? — Не, я тогда, наверно, на дежурстве был. (Петря и Вася)
•  — Так ты ж вундеркиндт! — А шо это такое? — А чёрт его знает! — А говоришь?! — А слово красивое… (Попандопуло и Назар)
•  — Трубка 15, прицел 120, бац-бац… и мимо! (Яшка)
•  — Ты мне дай такую работу, чтоб все работали, а я на них кричал. (Яшка)
•  — Ты со мной так не шути, а то у меня о-очень нервная система… (Попандопуло)
•  — Щас они там без меня усё разграбят. А надо, шоб они со мной усё разграбили… (Попандопуло)
•  — Я извиняюсь, у Вас мигрень не бывает? — У нас никто не бывает, такая скука… (Яшка и Гапуся)

Современность

В марте 2012 года украинские националисты из ВО «Свобода» потребовали запретить к показу на Украине музыкальную комедию «Свадьба в Малиновке». Поводом стала его постановка в Житомире в исполнении артистов театра «Петербургская оперетта».

Украинские националисты требуют, чтобы гастроли русского театра были прерваны и обращаются к прокуратуре и МВД с просьбой проверить законность демонстрации «антиукраинской» (по их мнению) оперетты. Они считают, что «подобные произведения имеют откровенное реваншистское направление и пропагандируют „Русский мир“» и что украинцы показаны в пьесе «пьяницами и ворами, а отряды местной самообороны, защищавшие украинские земли от московско-большевистских орд, названы бандами».

Литература

• Янковский М. Советский театр оперетты. Очерк истории. Л.—М.: Искусство, 1962.
• Янковский М. [sunny-genre.narod.ru/books/yankovsky_1937/contents.html Оперетта. Возникновение и разви­тие жанра на Западе и в СССР.] Л.—М.: Искусство, 1937.
• Ярон Г. М. [sunny-genre.narod.ru/books/olzj/15.html О любимом жанре.] М.: Искусство, 1960.

Отрывок, характеризующий Свадьба в Малиновке (оперетта)

Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.