Сванадзе, Заур Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сванадзе, Заур»)
Перейти к: навигация, поиск
Заур Сванадзе
Общая информация
Полное имя Заур Александрович Сванадзе
Родился 23 января 1958(1958-01-23) (66 лет)
Кутаиси, Грузинская ССР, СССР
Гражданство СССР
Грузия
Рост 173 см
Позиция полузащитник
Информация о клубе
Клуб Интер (Баку)
Должность главный тренер
Карьера
Молодёжные клубы
ДЮСШ Торпедо (Кутаиси)
Клубная карьера*
1976—1980 Торпедо (Кутаиси) 158 (17)
1981—1989 Динамо (Тбилиси) 245 (8)
1990 Хольмсунд 24 (1)
1991 Умео ? (?)
1991—1992 Мутала ? (?)
1993 Мальмбергет ? (14)
1994—1995 Елливаре ? (?)
Тренерская карьера
1995—2000 Елливаре
2001—2002 Локомотив (Тбилиси) тренер
2002 Локомотив (Тбилиси) и.о.гл.тр.
2002—2003 Локомотив (Тбилиси) тренер
2005—2006 Динамо (Тбилиси) асс. тр.
2006—2008 Грузия асс. тр.
2008—2009 Грузия (до 19)
2009—2011 Грузия (до 21) асс. тр.
2012—2016 Интер (Баку) асс. тр.
2016—н.в. Интер (Баку)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


За́ур Алекса́ндрович Свана́дзе (23 января 1958, Кутаиси, Грузинская ССР, СССР) — советский и грузинский футболист, грузинский футбольный тренер. Мастер спорта СССР международного класса.





Карьера игрока

Сванадзе начал заниматься футболом в ДЮСШ «Торпедо Кутаиси», в 1976 году был переведён в первую команду. Со следующего года Сванадзе стал основным игроком «Торпедо», за который в общем провёл пять сезонов во втором по силе дивизионе.

В 1981 году перешёл в «Динамо Тбилиси» и в том же сезоне выиграл Кубок обладателей кубков УЕФА. В финале со счётом 2:1 был обыгран «Карл Цейсс» из ГДР. Самого Сванадзе на 67-й минуте сменил Нугзар Какилашвили.

В общей сложности он играл за «Динамо» до 1989 года, провёл 245 матчей и забил восемь голов.

После ухода из «Динамо» Сванадзе отправился в Швецию, где продолжал свою футбольную карьеру в ряде местных клубов. В 1991 году ему предложили вакансию играющего тренера, и он согласился. Затем он должен был окончательно перейти на тренерское поприще, однако, его клуб столкнулся с финансовыми проблемами и был вынужден приостановить свою деятельность. Сванадзе закончил свою карьеру в 1995 году, будучи игроком «Елливаре».

Карьера тренера

После окончания карьеры игрока Сванадзе стал тренером «Елливаре», в команде он проработал почти пять лет. В 2000 году он вернулся в Грузию, где начал работать в тбилисском «Локомотиве»[1], его помощником был Кахабер Цхададзе. Позже они вместе тренировали другой столичный клуб — «Динамо».

Позже Сванадзе вновь пригласили в Швецию, где он на этот раз задержался на три года. Далее он вновь вернулся на родину и работал одним из помощников главного тренера сборной Грузии, Клауса Топпмёллера. Позже он был приглашён на пост главного тренер юношеской сборной Грузии до 19 лет, затем он перешёл в молодёжку, где был помощником главного тренера. Кроме того, некоторое время он был руководителем академии «Динамо Тбилиси» и главным тренером «Локомотива». С 2012 года работал помощником Кахабера Цхададзе в «Интер Баку»[2], а после его ухода сам возглавил клуб[3].

Напишите отзыв о статье "Сванадзе, Заур Александрович"

Примечания

  1. [www.sports.ru/football/2930819.html Тбилисский «Локомотив» возглавил немец греческого происхождения]
  2. [www.1news.az/sport/football/20120623042822929.html Заур Сванадзе: «В „Интере“ хорошая рабочая атмосфера»] (23.06.2012)
  3. [www.worldsport.ge/ru/page/120430_zaur-svanadze-budet-trenirovat-bakinskiy-inter Заур Сванадзе будет тренировать бакинский «Интер»]

Ссылки

  • [footballfacts.ru/players/107636 Профиль на сайте FootballFacts.ru]
  • [soccerdatabase.eu/player/83348/ Статистика на сайте Playerhistory(англ.)
  • [www.worldfootball.net/player_summary/zaur-svanadze Профиль] на сайте worldfootball.net

Отрывок, характеризующий Сванадзе, Заур Александрович



После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.