Сватиков, Сергей Григорьевич

Сергей Сватиков
Псевдонимы:	С., Св., С-ов, Сергей и др.
Дата рождения:	1880(1880)
Место рождения:	Ростов-на-Дону
Дата смерти:	17 января 1942(1942-01-17)
Место смерти:	Франция
Гражданство:	Российская империя Российская империя, Всевеликое Войско Донское
Образование:	Гейдельбергский университет
Учёная степень:	доктор философии (PhD)
Партия:	РСДРП
Род деятельности:	историк, публицист, революционер, общественный деятель

Серге́й Григо́рьевич Сва́тиков (псевдонимы — С., Св., С-ов, Сергей и др. 1880, Ростов-на-Дону — 1942, Франция) — российский историк, общественный деятель.

Биография

По окончании ростовской гимназии учился на юридическом факультете Петербургского университета. Был исключен за участие в студенческом движении. Завершил образование в Гейдельбергском университете, получив в 1904 степень доктора философии.

Научная и журналистская деятельность

Сотрудничал в журнале «Освобождение» издававшемся П. Б. Струве. Вступил в РСДРП, меньшевик. Весной 1907 встречался с Плехановым в Сан-Ремо, переписывался с ним, но вскоре перешёл на позиции «ликвидаторства». «Сведущее лицо» в комиссиях при социал-демократических фракциях 2-й и 3-й Государственной думы, читал лекции в петербургских рабочих клубах по истории освободительного движения в России (в 1908 запрещены градоначальником), проводил экскурсии для рабочих в музеях. В 1905 издал книгу «Общественное движение в России» и брошюру «Созыв народных представителей». В письме Плеханову (февраль 1908) сообщал, что закончил книгу «Проекты и попытки изменения государственного строя в России (с 1801 по 1881 г.)» — на основе диссертации, изданной в Гейдельберге (1904, на нем. яз.). Статьи и рецензии Сватикова публиковались в журналах «Былое», «Голос минувшего», «Исторический вестник», «Русское богатство», «Современный мир», «Русская мысль».

Ряд работ посвятил истории высших учебных заведений: «Русские университеты и их историческая биография» (Пг., 1915); «Увольнение В. И. Семевского и петербургское студенчество» (Голос минувшего, 1916, № 2): «Опальная профессура 80-х» (Там же, 1917, № 2). Подтвердив в России юридическое образование, стал помощником присяжного поверенного В 1915—1917 преподавал на Бестужевских курсах. В период первой мировой войны оборонец.

Деятельность в период революции 1917 года

Активный участник февральской революции. 27 и 28 февраля он был комиссаром Временного комитета Государственной думы и Совета рабочих депутатов в Технологическом районе Петрограда. Уже 1 марта, то есть ещё до образования Временного правительства занял место помощника Петроградского градоначальника по гражданской части. 18 марта 1917 назначен помощником начальника Главного управления по делам милиции.

В мае 1917 направлен в качестве комиссара Временного правительства в западноевропейские страны для ликвидации заграничной агентуры Департамента полиции и проверки дипломатических служб. Публичные выступления Сватикова произвели за границей неблагоприятное впечатление. Ещё больший вред Сватиков нанес работе русских посольств, пытаясь искать их несуществующие связи с охранкой. Советник русского посольства в Лондоне К. Д. Набоков в своих воспоминаниях сравнивал Сватикова с Хлестаковым (героем комедии Ревизор).

Во Франции Сватиков встречался с Раймоном Пуанкаре: допрашивал бывших секретных сотрудников парижского бюро охранки. Реабилитировал эсера М. Куриско и большевика Максима Литвинова. Посещал войска русского экспедиционного корпуса во Франции. Под конец своей поездки Сватиков дошел до того, что пытался самовольно смещать с постов русских дипломатов за границей, обвиняя их в «реакционности». В конце концов он был отозван временным правительством в Россию.

По итогам командировки составил отчет Временному правительству (октябрь 1917). Написал также книгу «Русский политический сыск за границей» (Ростов на Дону. 1918; в 1941 была переиздана НКВД «для служебного пользования»).

Гражданская война

В ноябре 1917 уехал, чтобы избежать ареста, в Ростов-на-Дону. Сотрудничал в конце 1917 — начале 1918 с генералами Алексеевым и знакомым по Петрограду — Корниловым. В январе-феврале 1919 работал в отделе пропаганды при Особом совещании — правительстве генерала Деникина. К этой работе его привлек предприниматель и издатель Н. Е. Парамонов, одноклассник Сватикова. Сватиков и Парамонов вынуждены были уйти в отставку под давлением председателя Особого совещания генерала Драгомирова и других сторонников реставрации монархии.

Намеревался организовать за границей с помощью Владимира Бурцева, которого знал с 1906, пропаганду в пользу белых (издание литературы, создание Российского телеграфного агентства); по-видимому, с этой целью выехал в феврале 1920 в Париж, где и остался после поражения Деникина.

В эмиграции

Был парижским представителем Русского заграничного архива в Праге, членом правления Русской библиотеки им. И.Тургенева. Сотрудничал в газете «Общее дело», в журналах «Родимый край», «Донская летопись» (Вена), в «Казачьем журнале», Читал в Сорбонне лекции по истории политических идей и студенчества в России. Участвовал в проведении литературных утренников для детей эмигрантов, Дней русской культуры, выступал с докладами и чтением произведений русских классиков. В 1924 в Белграде вышла книга а — «Россия и Дон (1549—1917)» (1-я часть печаталась в конце 1919- начале 1920 в Новочеркасске, но почти весь тираж погиб). В последующие годы Сватиков продолжал изучать историю общественного движения в России («Россия и Сибирь. К истории сибирского областничества в XIX в.». Прага, 1930; «Аркадий Гончаренко — основатель русской печати в Северной Америке». Париж, 1938).

В октябре 1934 выступал свидетелем и экспертом на Бернском процессе по делу об авторстве «Протоколов сионских мудрецов». Доказывал на основании сведений, полученных им в 1917, что «Протоколы» — фальшивка.

Труды

• Общественное движение в России. Издательство Н. Парамонова «Донская Речь» в Ростове на Дону. 1905 — [ldn-knigi.lib.ru/R/Swatikov-Obsh.djvu книга в формате djvu]
• Созыв народных представителей. 1905
• Русские университеты и их историческая биография (Петроград, 1915);
• Увольнение В. И. Семевского и петербургское студенчество (Голос минувшего, 1916, № 2)
• Опальная профессура 80-х (Там же, 1917, № 2)
• Русский политический сыск за границей (Ростов на Дону. 1918; в 1941 была переиздана НКВД «для служебного пользования»
• Россия и Дон (1549—1917). 1924. Белград
• Россия и Сибирь. К истории сибирского областничества в XIX в. Прага, 1930
• Аркадий Гончаренко — основатель русской печати в Северной Америке. Париж, 1938
• [ldn-knigi.lib.ru/R/Swatik-Burzev.pdf Письмо С. Г. Сватикова В. Л. Бурцеву. Ростов-на-Дону, 1919 г.]

Ссылки

• [www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=50&tek=6529&issue=184 Розенталь И. Эмиссар на все руки. Трудные командировки господина в штатском.]
• [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m14/2/art.aspx?art_id=223 Маркедонов С. Сергей Григорьевич Сватиков — историк и общественный деятель. // Донской временник. Год 1997-й. Ростов н/Д, 1996.]
• [old.russ.ru/politics/20010913-mar.html Маркедонов С. История одной реорганизации. Временное правительство vs царский политический сыск. // Русский журнал, 2001.]

Литература

Маркедонов С. М. С. Г. Сватиков — историк и общественный деятель. — Ростов-на-Дону: Изд-во Северо-Кавказского научного центра высшей школы, 1999.

Отрывок, характеризующий Сватиков, Сергей Григорьевич

– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»