Свербеев, Александр Дмитриевич

Свербеев Александр Дмитриевич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Сенатор
1891 — 1917
Самарский губернатор
23.10.1878 — 18.12.1891
Предшественник:	Пётр Алексеевич Бильбасов
Преемник:	Александр Семёнович Брянчанинов
Костромской вице-губернатор
28.06.1868 — 23.10.1878
Предшественник:	Николай Константинович Арсеньев
Преемник:	Евстигней Николаевич Скалой
Рождение:	25 марта 1835(1835-03-25) Москва
Смерть:	9 мая 1917(1917-05-09) (82 года)
Род:	Свербеевы
Отец:	Дмитрий Николаевич Свербеев
Мать:	Екатерина Александровна Щербатова
Супруга:	Вера Фёдоровна Менгден
Награды:

Алекса́ндр Дми́триевич Свербе́ев (25 марта 1835, Москва — 9 мая 1917) — действительный тайный советник (01.01.1905), самарский губернатор в 1878—1891 гг. Брат курляндского губернатора Д. Д. Свербеева.

Биография

Из дворянского рода Свербеевых. Сын знаменитого мемуариста Дмитрия Николаевича Свербеева и его жены Екатерины Александровны, урождённой княжны Щербатовой. Дядя дипломата С. Н. Свербеева.

А. Д. Свербеев окончил в 1856 году Московский университет. Служба его началась 11 октября 1856 года по ведомству министерства внутренних дел. В 1864 году Свербеев получил придворное звание камер-юнкера, а 28 марта 1871 года стал действительным статским советником. До 1878 года он занимал место костромского вице-губернатора.

Характер его работы несколько проясняет врученный ему знак отличия, учрежденный 24 ноября 1866 года, «За поземельное устройство государственных крестьян».

23 октября 1878 года А. Д. Свербеев получил назначение на губернаторскую должность в Самару. Одновременно с должностью самарского губернатора Свербеев занимал пост председателя окружного правления Общества спасания на водах (в 1888—1891 годах), а в 1888 году являлся ещё и председателем правления самарского «Общества любителей музыки и драматического искусства», созданного в феврале 1882 года. В доме Свербеевых устраивали музыкальные вечера.

Переведен 23.12.1891 из Самары в Санкт-Петербург по решению министра внутренних дел И. Н. Дурново. В 1891 году он получил назначение в 4-й Департамент Правительствующего Сената. В 1896 году он был награждён орденом Святого Александра Невского. На 1 января 1905 года получил чин действительного тайного советника.

Деятельность в Самаре

При Свербееве активно развивалась промышленность Самары. Были построены механический завод П. М. Журавлева и крупнейший пивоваренный завод А. Ф. фон-Вакано. Много внимания он уделял народному просвещению, составил описание школ, многие из которые посещал лично. В 1891 году он активно содействовал открытию Курлиным в Самаре училища для слепых детей. При нём была открыта самарская психиатрическая больница.

Об А. Д. Свербееве говорили как об администраторе с широким размахом, обладавшем способностью к тонкому критическому анализу, наблюдательностью, свободой от постороннего влияния и объективным отношением к делу. Среди личных качеств самарского губернатора назывались доступность и уважение к личному мнению собеседника. Свербеев внимательно относился к жалобам на его имя.

Но свою основную функцию — блюстителя порядка в губернии — «просвещенный консерватор» Свербеев не забывал никогда. Под эгидой губернатора широко отметили 300-летие Самары. 5 августа 1886 года губернатор Свербеев дал разрешение на издание книги П. В. Алабина «Трёхвековая годовщина Самары». В Струковском саду устроили грот и фонтан, расширив его к Волге, обрыв набережной покрыли дёрном, заново отделали воксал и построили над обрывом две беседки. В дальнейшем фонтанами украсилась главная аллея, часть сада была обнесена чугунной решеткой.

На время правления Свербеева пришёлся пик революционной деятельности народников. Александр Дмитриевич считал все революционные брожения порождением студенческой среды. Как губернатор, Свербеев делал все возможное для прекращения революционной деятельности — боролся с авторами и распространителями прокламаций, координировал работу полиции и жандармерии.

Семья

Жена, графиня Вера Фёдоровна Менгден (1840—1913), после развода в 1887 г. вышла замуж за дипломата Д. Е. Шевича. От первого брака имела сына Дмитрия и дочь Зинаиду. Ещё одна её дочь, Вера, официально считалась рождённой в браке с Свербеевым — до тех пор, пока её не усыновил Шевич. Внучка Вера Максимовна Сытина — жена богослова С. И. Фуделя.

Награды

• Орден Святого Владимира 3-й степени (1873)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1876)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1880)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1886)
• Орден Белого орла (1889)
• Орден Святого Александра Невского (1896); бриллиантовые знаки к ордену (1910)
• Орден Святого Владимира 1-й степени (1914)

Литература

• Алексушин Г. В. Самарские губернаторы. — Самара, Самарский дом печати, 1996 г.
• Книга П. С. Кабытов, Л. В. Храмков «Земля Самарская»
• Самарская летопись. В 3-х т. Самара, 1993—1997 гг.

Ссылки

• [www.alabin.ru/alabina/exposure/exhibitions/gubern/bio/ Самарский музей. Биографии.]
• [www.adm.samara.ru/organi_vlasti_gubernator/28513/ Самарские губернаторы. Свербеев, Александр Дмитриевич.]

Отрывок, характеризующий Свербеев, Александр Дмитриевич

После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.