Свердлов, Михаил Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Борисович Свердлов
русский историк, источниковед
Дата рождения:

17 мая 1939(1939-05-17) (84 года)

Место рождения:

Ленинград

Михаил Борисович Свердлов (род. 17 мая 1939, Ленинград) — советский и российский историк, доктор исторических наук, профессор Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук.





Биография

Родился в семье служащих. Во время блокады Ленинграда был эвакуирован в Вологду вместе с матерью, которая поступила там на исторический факультет Вологодского учительского института, поэтому «вузовские учебники по истории стали его первыми книгами»[1]. После возвращения из эвакуации поступил в одно из старейших учебных заведений города — школу № 232 (Вторая Санкт-Петербургская гимназия). Школа работала по экспериментальной программе, предполагавшей изучение латыни и углублённые занятия историей. В 1956 году окончил школу, поступил рабочим на фабрику.

В 1958 году выдержал вступительные испытания на исторический факультет Ленинградского университета. Научный руководитель — В. В. Мавродин. Во время обучения постоянно участвовал в работе семинаров С. Н. Валка, регулярно посещал заседания Отдела древнерусской литературы Института русской литературы, участвовал в археологических экспедициях. В 1961 году написал курсовое сочинение «К вопросу о летописных источниках „Повести о битве на Калке“», которое было опубликовано в научном журнале[2].

Особое внимание в рамках своей профессиональной подготовки Свердлов уделял изучению классических и новых языков. Занятия латинским и древнегреческим языками проходили под руководством А. И. Доватура. Скандинавские источники по древней истории России изучал под руководством М. И. Стеблина-Каменского, арабские — у К. О. Юнусова. На ленинградской кафедре иностранных языков АН СССР последовательно прошёл подготовку по немецкому, французскому и английскому языкам.

В 1963 году поступил в аспирантуру при Ленинградском отделении Института истории АН СССР (ныне — Санкт-Петербургский институт истории РАН), где прошёл путь от аспиранта до главного научного сотрудника. С 1990 года — профессор. Основная область научных занятий — источниковедение и историография истории Руси до XIII века.

Кандидатская диссертация: «Латинские источники по истории Руси IX—XIII вв.» (Л., 1969).

Докторская диссертация: «Генезис и структура феодального общества Древней Руси» (Л., 1983).

В 2008 году Российская академия наук присудила М. Б. Свердлову премию им. В. О. Ключевского за серию работ по истории Древней Руси.

Основные труды

Историография и источниковедение

  • Советская историография Киевской Руси. Л., 1978.
  • Советское источниковедение Киевской Руси. Л., 1979.
  • Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983.
  • Латиноязычные источники по истории Древней Руси. М.; Л., 1989.
  • Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII—XX вв. СПб., 1996.
  • Василий Никитич Татищев — автор и редактор «Истории российской». СПб., 2009.
  • Ломоносов и становление исторической науки в России. СПб., 2011.

История Руси и соседних стран VI—XIII веков

  • Скандинавы на Руси // Скандинавский сборник. 1974. Вып. 19. С. 55-69.
  • Общественный строй славян в VI—VII вв. // Советское славяноведение. 1977. № 3. С. 46-59.
  • Генезис феодальной земельной собственности в Древней Руси // Вопросы истории. 1978. №. 8. С. 40-56.
  • Семья и община в Древней Руси // История СССР. 1981. № 3. С. 97-108.
  • От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988.
  • Становление феодализма в славянских странах. СПб., 1997.
  • Домонгольская Русь. СПб., 2003.

Учебные пособия

  • Правда Русская: Уч. пособие к спец. курсу. СПб., 1992.
  • История Руси VI—XIII вв.: Уч. пособие. СПб., 1997.
  • Методы исторического познания: Уч. пособие. СПб., 1997.

Напишите отзыв о статье "Свердлов, Михаил Борисович"

Литература

  • Sverdlov Michail // International Directory of Medievalists. Paris, 1987. Vol. 2. P. 1103.
  • Свердлов Михаил Борисович // Российская еврейская энциклопедия. М., 1997. Т. 3. С. 30.
  • Свердлов Михаил Борисович // Чернобаев А. А. Историки России: Биобиблиографический словарь. Изд. 2-е. Саратов, 2000. С. 455—456.
  • Свердлов Михаил Борисович // Профессоры РГПУ им. А. И. Герцена в ХХ в.: Биографич. справочник. Изд. 2-е. СПб., 2002. С. 243.

Примечания

  1. Свердлов Михаил Борисович: биобиблиографический указатель трудов / сост. Е. З. Панченко, вступит. статья З. В. Дмитриевой. СПб., 2009. С. 6.
  2. К вопросу о летописных источниках «Повести о битве на Калке» // Вестник ЛГУ. Сер. истории, языка и литературы. 1963. № 2. С. 139—144.

Ссылки

  • [spbiiran.nw.ru/wp-content/uploads/files/sverdlov1.pdf Страница] на сайте СПбИИ РАН


Отрывок, характеризующий Свердлов, Михаил Борисович

Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.