Сверххищники

Сверххи́щники (также высшие хищники, суперхищники) — общее название группы организмов, занимающих в пищевой цепи (если рассматривать только хищников) верхнее положение (то есть их численность не регулируется другими хищниками).

Общие характеристики сверххищников

Обычно сверххищников располагают на четвёртом или пятом уровне пищевой цепи, над продуцентами, травоядными и остальными хищниками, хотя в локальных, в частности, островных, системах роль сверххищников могут выполнять хищники среднего звена, такие, как койоты, орлы, вараны, динго, одичавшие домашние собаки, и даже хищники нижнего звена, в частности, крупные змеи и домашние кошки. Удаление сверххищников из экосистемы или их чрезмерное размножение приводит к кумулятивному эффекту, известному как трофический каскад, при котором происходят существенные изменения в численности и образе жизни не только хищников среднего звена, но и травоядных и растительного мира системы. Обычно считается, что в каждом биоценозе может быть только один сверххищник; однако есть примеры экологических систем, где сосуществовали несколько видов высших хищников, в частности, плейстоценовая Северная Америка или современный Серенгети.

Сверххищник не обязательно должен быть исключительно плотоядным. Он может употреблять растительную пищу или падаль, как это происходит в случае с гризли. Сверххищник способен отнимать чужую добычу и истреблять конкурентов. Также он может обеспечивать пищей симбиотические виды (акулы обеспечивают пищей прилипал и рыб-лоцманов, человек кормит кошек, собак и т. д.) или, в случае с человеком, делиться пищей с хищником, который помогает ему на охоте (дрессированным беркутом, гепардом, дельфином, охотничьей собакой). Следующее положение на пищевой пирамиде занимают только паразиты и редуценты.

Сверххищники моря

В качестве высших хищников доисторических морей в разные периоды выступали, например, головоногие ортоконы (ордовикский период), дунклеостей — десятиметровая панцирная рыба (девонский период), цимбоспондил отряда ихтиозавров (триасовый период), дакозавр и плезиозух из числа морских крокодиломорфов, гигантские плиозавриды (юрский период), мозазавры и эласмозавры (меловой период), базилозавры (эоцен), левиафан Мелвилла, а также гигантская акула-мегалодон (плиоцен).

Различными источниками в качестве сверххищников современных морей называются акулы (в частности, кархародоны, тупорылые и тигровые акулы), кашалоты и косатки.

Сверххищники суши

В различные периоды истории Земли место высших сухопутных хищников занимали представители разных классов животных. Основными сухопутными сверххищниками пермского и триасового периодов называют некоторых хищных представителей синапсид, или звероящеров, и гигантских амфибий, например, эриопса. С середины юры и до середины мелового периода эту нишу на суше занимали различные карнозавры, в частности, представители семейств аллозаврид (такие, как аллозавр) и мегалозаврид (в том числе торвозавр), для позднего мелового периода в этой роли выступали широко известные тираннозавриды. Крупные тероподы оставались основными сверххищниками вплоть до конца мезозоя, но помимо них верхнее положение в пищевых цепях тогда также могли занимать гигантские крокодилы.

В Арктике сверххищником является белый медведь. Настоящие крокодилы, черные кайманы, большие кошки, бурые медведи, в некоторых районах — большие стаи волков, гиен и другие крупные плотоядные животные, также являются наглядным примером современных суперхищников. Комодский варан обитает на нескольких островах Индонезии — Комодо (1700 особей), Ринка (1300 особей), Гили-Мотанг (100 особей) и Флорес (около 2000 особей), расположенных в группе Малых Зондских островов, где считается сверххищником и занимает нишу таких крупных хищников, как лев или тигр. В Новой Гвинее сверххищником суши является крокодиловый варан.

Человек как сверххищник

Человек разумный часто рассматривается как главный сверххищник современности, способный подавлять конкуренцию со стороны локальных высших хищников как на суше, так и в море. Но существуют и исключения, когда отсутствие людей или их недостаточная техническая оснащённость позволяют другим видам конкурировать с людьми и даже превосходить их.

В 1920-х годах в Северной Индии в округе Рудрапраяг индийский леопард, прозванный «Рудрапраягским людоедом», за 8 лет убил 125 человек. Леопард стал знаменит на весь мир и до поры до времени уходил от всех ловушек охотников.

Также на обширном заболоченном пространстве, образованном общей дельтой рек Ганг и Брахмапутра, обитают около 500 бенгальских тигров — самая крупная колония на Земле. Здесь они находятся в безопасности от браконьеров и считают человека лакомой и доступной добычей (при доступности других жертв так чаще поступают старые или ослабленные животные). Для обитателей островов дельты тигры-людоеды не являются единственной опасностью, но всё же вызывают у них наибольший страх. Раньше тигры нападали на людей во многих местах своего индийского ареала. Скорее всего, это поведение вызвано тем, что тигры иногда нападают на индийского дикобраза. Иглы глубоко вонзаются в кожу неудачливого хищника и не выходят оттуда, вызывая острую боль. Рекордные находки игл в шкуре убитых тигров: до 50 штук; длиной до 25 см; иглы толщиной с карандаш. Такой охотник уже не в состоянии поймать более резвую добычу, вследствие чего выбирает в качестве жертвы человека.

См. также

• Биомасса
• Конкуренция (биология)
• Хищничество
• Экология

Отрывок, характеризующий Сверххищники

– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.