Световой меч

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Светово́й меч (англ. Lightsaber) — фантастическое оружие, встречающееся в научно-фантастических фильмах и рассказах. Представляет собой высокотехнологичное устройство, генерирующее мощный энергетический клинок который появляется из керамической трубки, замкнутый в периферическую дугу. Наиболее известен по фантастической саге «Звёздные войны» .

Это оружие джедая. Не такое грубое и примитивное, как бластер. Более элегантное оружие более цивилизованных времён.
— Оби-Ван Кеноби, «Звёздные войны. Эпизод IV: Новая надежда»

Созданный как для «элегантного боя», так и для церемоний, световой меч был особенным оружием, сам образ которого был неразрывно связан с миром джедаев.

Клинок, лезвие которого состоит из чистой энергии, испускаемой из рукояти, чаще всего созданной владельцем оружия исходя из собственных нужд, требований и стиля. Из-за уникального баланса меча — его вес сосредоточен в рукояти — крайне сложно управляться с ним без особой подготовки. В руках мастеров, владеющих Силой, таких как джедаи или их тёмные собратья ситхи, световой меч внушал огромное уважение, даже страх. Умение владеть световым мечом означало наличие невероятного навыка и сосредоточенности, равно как ма́стерскую ловкость и гармонию с Силой.

За тысячелетия использования световой меч стал неотъемлемым атрибутом джедаев и их стремления поддерживать мир и правосудие во всей галактике. Такое представление сохранилось несмотря на множество ранних конфликтов с ситхами и тёмными джедаями, которые также владели этим оружием, часто называемым в народе лазерным мечом. В частности так назвал световой меч Энакин Скайуокер, когда впервые его увидел у Квай-Гон Джинна.

История

Я думал, джедаи женятся на своих световых мечах.
— Аттон Рэнд, Star Wars: Knights of the Old Republic II: The Sith Lords

Силовой меч, созданный раката, был предшественником современного светового меча. В этом приспособлении энергия тёмной стороны Силы, проходя через выращенный в лаборатории кристалл, преобразовывалась в светящийся энергетический клинок. Технология силовых мечей была положена в основу создания световых. Возможно, самым первым функциональным световым мечом был Первый Клинок, построенный на Тайтоне неизвестным мастером оружия. Уже тогда древний Орден дже’дайи, члены которого использовали обычные кованые мечи, «заморозил» клинок будущего светового меча, научившись сочетать передовые технологии других планет со своим ритуалом ковки. С преобразованием же в Орден джедаев после Войн Силы рыцари-джедаи продолжали использовать холодное оружие, что оставалось традицией на протяжении тысячелетий. Световые мечи не были установлены для широкомасштабного применения вследствие их неэффективности и очень многих недостатков. Со времён создания формирования джедаев на Тайтоне (англ. Tython) после Войн Силы, около 25000 до я. б., церемониальное оружие было существенной частью ордена. Первые Рыцари использовали мечи из сплавов, насыщая их элементами Силы во время ритуала, называемого Джедайская ковка. Позднее, комбинируя продвинутые технологии других планет с ритуалом ковки, Джедаи научились «замораживать» лазерный луч — технология, направляющая джедаев к созданию будущих мечей.

Ко времени Дуиногвуинского противостояния около 15500 до я. б., изыскания ордена в энергетических технологиях увенчались успехом; джедаи разработали способ генерировать сфокусированный энергетический луч, который образовывал дугу, возвращаясь к своему источнику по замкнутой кривой, создав тем самым первый портативный высокоэнергетический клинок. Эти предшественники световых мечей были ужасно нестабильны и неэффективно растрачивали энергию, поступающую из энергоблоков, крепившихся на поясе; использовать их было возможно лишь в течение короткого времени, прежде чем они перегревались. Из-за недостатков модели первые световые мечи были всего лишь церемониальным дополнениям к одеянию джедая, носились редко и ещё реже использовались.

Нехватка стабильности, портившая предыдущие модели, была исправлена через столетия, так что к Столетней Тьме в 7000 до я. б. неуклюжие и малочисленные осадные орудия уступили место элегантным и более распространённым световым мечам. Тем не менее, несмотря на стабильность, подача питания всё ещё была проблемой. Они по прежнему требовали ношения на поясе энергоблоков. Силовой кабель, связывающий пояс и меч, сковывал движения джедая в бою, однако новый стабильный клинок давал им колоссальное преимущество в рукопашной схватке с хорошо защищенным противником.

И только во время Большой Гиперкосмической Войны был создан световой меч, каким мы его знаем сейчас. Мешающийся силовой кабель и внешний источник питания старых моделей были заменены внутренними компонентами к моменту Ганкской резни в 4800 до я. б.. В конструкцию был введён сверхпроводник, который трансформировал циклично возвращающуюся энергию от отрицательно заряженного отверстия для тока энергии обратно во внутреннюю батарею. С этой модификацией батарея тратила энергию только, когда энергетическая петля была разорвана (когда клинок меча сталкивался с чем-либо), многовековая проблема энергопитания была наконец решена.

После Великого истребления Джедаев световые мечи стали редкими реликвиями, высоко ценимыми некоторыми коллекционерами. В годы существования Империи Палпатина некоторые световые мечи попали на чёрный рынок и были проданы за огромные суммы. Снова на галактической арене они появились с созданием Нового Ордена Джедаев, благодаря учению Люка Скайуокера и повторным открытием древних Голокронов и учений, которые считались утерянными после истребления джедаев.

После падения Палпатина и появления новых джедаев другие группы, владеющие Силой, такие как Возрождённые Десанна и Последователи Рагноса, наладили массовое производство мечей, чтоб вооружить свои стремительно растущие легионы. Контрастируя с ними, новые джедаи поддерживали старые традиции и ритуалы, используя свою связь с Силой, чтобы делать световые мечи лично для себя. Рыцари Империи также делали свои мечи сами, обеспечивая, несмотря на одинаковый дизайн, уникальность каждого меча. Эти мечи рассматривались как символы того, насколько индивидуальность значит меньше Империи, которой они служили.

Устройство

В идеале, джедаю нужно много месяцев, чтоб создать совершенное оружие, которое он будет хранить и применять до конца дней своих. Однажды созданный тобой, световой меч станет твоим постоянным спутником, твоим инструментом и находящимся наготове средством защиты.
— Люк Скайуокер

Ритуал создания собственного светового меча был неотъемлемой частью тренировки джедая и включал в себя не только технологическое умение, но и гармонию с Силой. В дни Старой Республики ледяные пещеры Илума использовались как место проведения церемоний, куда падаваны приходили, чтобы сделать свой первый световой меч. Здесь и в местах, подобных этому, таких как пещеры около Анклава джедаев на Дантуине, Джедаи выбирали лучшие фокусировочные кристаллы для себя с помощью медитации и связи с Силой и затем завершали сборку меча.

По традиции создание светового меча занимало около месяца. Оно включало в себя сборку частей как руками, так и при помощи Силы, и медитацию для насыщения кристаллов. Тем не менее при крайней нужде создание меча могло быть сильно ускорено. Первый световой меч Коррана Хорна, двухфазный, созданный во время его работы под прикрытием в качестве пирата Инвидов («Возмутителей»), был сделан по этой технике.

В основе рукояти меча лежит металлический цилиндр, обычно 25-30 сантиметров в длину; тем не менее, конструкция и размеры рукояти сильно разнятся, в зависимости от предпочтений и анатомических особенностей каждого создателя. Оболочка рукояти содержит в себе сложные компоненты, создающие клинок и придающие ему уникальную форму. Высокомощный энергетический поток, проходя через систему положительно заряженных фокусировочных линз и активизаторов, образует энергетический луч, который выходит из основания меча примерно на метр и затем, образовывая периферическую дугу, возвращается к отрицательно заряженному кольцеобразному углублению, опоясывающему эмиттер. Сверхпроводник завершает энергетическую петлю, подавая преобразованную энергию обратно во внутреннюю батарею, где петля начинается заново. Добавив от одного до трёх фокусировочных кристаллов с разными свойствами, можно изменять длину клинка и мощность выходной энергии с помощью механизмов управления, встроенных в рукоять. Два кристалла создают ветвящийся импульс циклического зажигания, что позволяет использовать меч под водой.

Неважно, кто создаёт меч — юный падаван или опытный мастер, создание всегда начинается со сбора необходимых компонентов. Все световые мечи содержат некоторые базовые компоненты:

рукоять;
кнопка/панель активации;
предохранитель;
матрица эмиттера;
система линз;
энергоблок;
источник энергии;
разъём подзарядки;
1-3 фокусировочных кристалла.

Многие световые мечи, например меч, который носил Зэйн Кэррик в 3964 до я. б., имели сенсор давления в рукояти, который деактивировал клинок, когда его отпускали. Стоит отметить, что двухклинковый меч Дарта Мола не был оснащён таким механизмом. Другие мечи были сделаны либо без датчика давления, либо с блокирующим механизмом, который заставлял клинок оставаться активированным, если меч был брошен или уронен.

По традиции кристалл был последним добавляемым компонентом. Он являл собой саму сущность оружия и давал ему цвет и силу. Много сил и времени уходило на выбор этой наиболее важной составляющей светового меча.

Найдя все компоненты, джедай приступал к процессу сборки. Из-за сложности используемой техники Сила была призвана связывать компоненты на молекулярном уровне. Эти микроскопические манипуляции с компонентами позволяли конструкции энергетической петли работать с практически идеальной эффективностью. Нередко джедай проводил недели, а то и месяцы, собирая все части воедино, чтобы быть уверенным, что каждая деталь точно подогнана, и что меч обладает необходимой длиной, цветом, частотой клинка. Однако во времена Войн клонов утверждалось, что меч может быть создан за два дня. Кроме того, создать световой меч способен и не обладающий Силой, но достаточно искушённый в технологии силовых полей. Сборка светового меча с помощью Силы была финальным испытанием для падавана, призванным доказать достаточную глубину связи с Силой, чтобы называться рыцарем. Тем не менее, по своей сути, световой меч — переносной проектор узконаправленного силового поля высокой мощности. В его конструкции нет ничего сверхординарного, кроме фокусирующих кристаллов, от которых зависела сила и особые свойства каждого конкретного клинка.

В то время как большинство световых мечей на первый взгляд выглядят одинаково, более детальное рассмотрение позволяет выявить множество конструктивных различий — скрытых или явных. Благодаря тому, что каждый джедай создавал свой меч с нуля, найти два одинаковых невозможно. Однако, некоторые Падаваны делали себе мечи, сходные с мечами своих наставников как знак уважения.

Множество знаний о конструкции световых мечей было утеряно во время уничтожения джедаев, но Люк Скайуокер обнаружил необходимые для создания своего первого меча записи и материалы в хижине Оби-Вана Кеноби на Татуине.

Принцип действия

Вначале энергия, вырабатываемая аккумулятором, поступает на кристаллы, где преобразуется в поток направленных энергетических пакетов. Затем через положительно заряженную энергетическую линзу она фокусируется вне меча на расстояние, установленное регулятором. Энергия выбрасывается очень мощным и быстрым потоком, но её почти моментально притягивает обратно к заряженному отрицательным зарядом входному отверстию (что на самом деле является невозможным^[1], так как свет не имеет электрического заряда, а, соответственно, не может реагировать на заряд входного отверстия). Таким образом, создаётся тонкая арка светового луча. Вся остальная «толщина» лезвия является лишь результатом соприкосновения луча и воздуха вокруг, просто оптическим эффектом (однако, если присмотреться в фильмах, можно заметить, что мечи контактируют как раз по границе такого «эффекта». То есть всё-таки эффект оказывает сопротивление). Вернувшийся луч по специальной схеме перенаправляется к батарее, где перезаряжает её, таким образом, не затрачивая на своё существование энергии (что, впрочем, неправда — он светится, значит, рассеивает энергию), кроме тех моментов, когда лезвие что-то разрезает, а точнее — расплавляет, или сталкивается с другим световым лезвием.

Из всего вышесказанного становится понятно, что у светового лезвия нет никакой массы. Это даёт объективное преимущество при фехтовании, а вкупе с возможностью расплавить даже самые твёрдые материалы вообще наделяет человека, владеющего световым мечом, уникальными возможностями. Но есть ещё несколько очень важных фактов, касающихся светового меча, которые следует знать любому человеку, заинтересованному в данной технологии.

Арка светового лезвия создаёт мощный гироскопический эффект, из-за которого рукоятка стремится буквально вырваться из руки, так что контроль над ней требует большого умения и мастерства. Именно поэтому световой меч в руках необученного новичка несёт больше опасности самому бойцу, чем его противнику.

Так как световой меч использует ту же технологию, что и бластер (повреждает пусть и более мощными, но всё же такими же по физическим свойствам положительно заряженными лучами энергии), лезвие светового меча обладает возможностью отражать выстрелы из бластеров. Если удаётся предсказать цель выстрела (как правило, это делается с помощью Силы) и своевременно подставить меч, положительный заряд бластерного выстрела отталкивается от положительного заряда меча, меняет направление движения и, таким образом, не попадает в цель. На этом, собственно, и основана знаменитая джедайская защита. Прицельное перенаправление выстрелов обратно в противников требует большей концентрации, так как меч надо не только поставить в определённое место и в определённое время, но и придать клинку нужные скорость и вектор (направление) движения относительно луча, дабы изменить направление самого выстрела.

Следуя законам физики ^{[каким?]}, световые мечи при столкновении стремятся оттолкнуться и друг от друга. Именно поэтому для клинчей (столкновений лезвий с последующим передавливанием для получения тактического преимущества над противником за счёт позиции) световых мечей требуются такие невероятные физические усилия. Именно поэтому существует четвёртая акробатическая форма владения световым мечом, основанная во многом на инерционном использовании кинетической энергии, получаемой даже от простого соприкосновения клинков.

Человек, умеющий работать с Силой, может отражать и неэнергетические выстрелы: так как клинок светового меча сжигает всё, с чем он соприкасается, человеку достаточно поставить его в нужный район в нужное время для того, чтобы пуля или дробь просто сгорели на лету.

Официальной информацией по поводу свойств светового клинка является то, что он может разрезать даже дюрасталь, самый прочный материал в мире «Звёздных войн». На это может потребоваться некоторое время, но, тем не менее, важно то, что световой клинок, в принципе, не остановим ничем, кроме энергетического экрана, другого светового меча и кортозиса, специального материала, поглощающего любую энергию и выключающего таким образом световой меч.

Вариант светового меча - генератор плазмы, находящийся в рукояти, после активации выбрасывает перегретую плазму, которая обжимается силовым (магнитным) полем до состояния стержня (клинок). Искусство джедая в создании меча состоит в точной настройке кристаллов фокусировки силового поля, что почти невозможно сделать даже на высокоточном оборудовании. При этом высокая температура плазмы способна разрубить любое физическое тело, что и демонстрировал Квай-гон когда вскрывал люк на станции Торговой федерации. Поскольку плазма имеет заряд, то столкновение одноименно заряженных клинков отталкивают друг друга. Плазменный выстрел бластера так же отталкивается от плазменного клинка, а кинетический боеприпас просто сгорает. Правда, суметь попасть мечом по выстрелу обычный человек не сможет, не хватит реакции и скорости, джедай же почувствует, где следует находиться мечу. Однако такой меч всё же будет не световым (фотонным), а плазменным (ионным).

Варианты кристаллов

Кристалл — сердце клинка. Сердце — кристалл джедая. Джедай — кристалл Силы. Сила — клинок сердца. Всё взаимосвязано: кристалл, клинок, джедай. Вы едины.
— Луминара Ундули, во время церемонии создания световых мечей

Цвет кристаллов, тип и их количество выливались в некоторые различия свойств световых мечей. Цвет используемых кристаллов определял вероятный цвет энергетического клинка меча.

В эпоху Большой Ситской Войны многие световые мечи создавались с использованием камней Канда, представляющих собой натуральные геологические образования с планеты Кадрил. Эти камни были знамениты тем, что нашли множество вариантов применения в медицине и технологиях связи; в то же время при добавлении их к другим фокусировочным кристаллам энергетический луч получался более широким.

После обнаружения Каибуррских кристаллов на Мимбане Люк Скайуокер добавил небольшую пластину из такого кристалла в фокусировочную систему своего меча. Это сделало его меч более мощным и эффективным.

Другие природные кристаллы, такие как Некстор и Даминд, можно было найти по всей галактике. Их можно было применять для дополнительного моделирования энергетического клинка светового меча.

Варианты рукоятей

Электрум: световые мечи с рукоятями, сделанными из похожего на золото электрума, часто так и называли «Электрумовыми мечами». Отделка из электрума придавала мечу величественный, королевский вид и в последние дни Старого Ордена Джедаев золотые и электрумовые мечи предназначены для старших членов Совета джедаев. Световые мечи Мэйса Винду и Дарта Сидиуса являют собой пример подобного оружия.
Световой меч с искривлённой рукоятью позволял делать более точные движения и давал больше свободы в схватке «световой меч против светового меча». Кроме того она была более сложной и бросала вызов создателю сложностью расположения кристаллов. Известно, что такой меч использовали Дарт Бэйн, Граф Дуку, его ученик Комари Воса и позднее адепт тёмной стороны Асажж Вентресс. Кроме того, мечи Асажж могли быть объединены в один двухклинковый.

Варианты клинков

Двухфазный световой меч — тип меча, использующий определённую комбинацию фокусировочных кристаллов, чтобы образовать клинок, способный становиться вдвое длиннее обычного. В отличие от стандартных мечей, имеющих прибор для ручной подстройки длины, двухфазный клинок мог быть переключён мгновенно, добавляя элемент неожиданности и позволяя застать врага незащищённым. Носили такой световой меч Бастила Шан, Корран Хорн и Дарт Мол.
Большой световой меч, или световая булава: специальные фокусировочные кристаллы и энергосистемы позволяли этому редкому виду световых мечей генерировать клинок длиной до трёх метров. По большей части эти большие мечи использовали только существа с огромным ростом. Горк, мутировавший гаморреанский Тёмный Джедай, и Десанн (главный антигерой игры Jedi Outcast) использовал такое оружие.
Короткий световой меч был более удобен в бою для Джедаев малого роста, таких как Йода, Йаддль и Эвен Пиелл. Кроме того, короткий световой меч иногда применялся в стиле фехтования Ниман (Джар’Каи), которым пользовался, например, древний Джедай Мастер Кавар.
Шото — световой меч с ещё более коротким клинком, который можно было использовать как штурмовой штык-нож. Люк Скайуокер сделал себе шото после Битвы при Эндоре. Благодаря тому, что у этого типа светового меча был очень маленький клинок, его могли легко использовать не владеющие Силой. Телохранительница Даранды, лейтенанта «Чёрного Солнца», Синья, носила два шото в виде тонф. Известно, что Мастер Сора Балк в эпоху Войн клонов тоже носил с собой шото, который он использовал в бою со Старшим Магистром Джедаем Мэйсом Винду.
Тренировочные световые мечи использовались юнлингами, чтобы практиковаться в искусстве фехтования световым мечом. Хотя и не опасный для жизни, контакт с их клинком мог оставить синяк или даже лёгкий ожог. Чаще всего этот тип световых мечей использовался в сочетании с базовым стилем фехтования «Шии-Чо».

Варианты оружия

Двухклинковый световой меч, или световой посох, или глефа — версия стандартного светового меча с длинной рукоятью. Каждый клинок можно активировать отдельно или оба одновременно. Это могла быть как одна цельная рукоять, так и два обычных меча, соединённых вместе. Зачастую это оружие было более опасным для самого неопытного бойца, нежели для его оппонента. Сами два клинка не увеличивают количество возможных атак, но противник, не владеющий таким типом меча, вводится в заблуждение, что даёт тактическое преимущество бойцу использующему двухклинковый меч. Боец с обычным мечом думает, что у противника больше возможностей для атаки, но расположение клинков уменьшает возможный угол атаки и делает атаки предсказуемыми (там где один клинок, другой клинок прямо с противоположной стороны), в этом плане намного опаснее использование двух мечей одновременно. Двухклинковый меч наиболее часто ассоциируется с Тёмной стороной Силы, так как его предпочитали ситхи (хотя у джедая Понга Крелла а изобрёл его Тёмный Лорд Ситхов Экзар Кун, чей меч был одновременно двухклинковым и двухфазным. Это делало его личный стиль фехтования крайне сложным для восприятия противником, ибо он варьировал силу и длину каждого клинка независимо, иногда позволяя клинку противника пройти сквозь его клинок, иногда блокируя. Вдохновлённый Куном, Дарт Мол создал свой световой посох, которым он орудовал с невероятной ловкостью. Во время Войн клонов была известна Асажж Вентресс, которая могла объединить свои мечи с изогнутой рукоятью в световой посох с уникальной рукоятью в форме буквы S.
Световые мечи, соединённые шнуром — форма двухклинкового меча, в которой рукояти мечей соединены шнуром. Ещё более сложное в обращении, чем двухклинковый меч, соединение орудий с помощью шнура давало бойцу преимущество атак с неожиданных углов. Конструкция мечей Асажж Вентресс позволяла при случае соединять их и шнуром.
Раздвоенный световой меч — двухклинковый меч. По сути, обычный световой меч с дополнительным эмиттером, выходящим из рукояти под углом в 45° от основной оси меча. Кроме того, рукоять была слабо искривлена. Одним из немногих Рыцарей Джедай, которые применяли такой меч, был Роблио Дарте, который во время Войн клонов принимал участие в битве при Малом Парцеллусе.
Световой шест — векноид по происхождению Джедай Мастер Зао носил старинный деревянный шест, к которому он прикрепил эмиттер. Несмотря на свою слепоту, Зао обращался с этим оружием с пугающей точностью. Ситх эпохи Наследия Дарт Нил также использовал световой шест. Также световой шест использовал джедай времён Войн Клонов Каздан Паратус, из-за низкого роста вынужденный перемещаться на дроидных ногах и, возможно, использовался некоторыми Имперскими Гвардейцами.
Световой кнут — экзотическая вариация светового меча, с которой мог обращаться лишь специально тренированный Джедай. Он мог либо иметь основу из кортуаза или других устойчивых к действию светового меча минералов, либо быть клинком из чистой энергии. Как и световой меч, он испускает связанный поток энергии, но, в отличие от меча, он длинный и гибкий как кнут. Это заставляет всерьёз задуматься о технологии, используемой при его создании, так как ни о какой периферической петле тут не может быть и речи. В числе тех, кто был известен как обладатель светового кнута, были тёмный джедай Люмия, лорд ситхов Гитания, «ночная сестра» Силри и, возможно, лейтенант «Чёрного Солнца» Зист.
Световой меч-тонфа — меч-тонфу с рукоятью, перпендикулярной оси меча, использовала телохранительница Синья из «Чёрного Солнца» во время её схватки с Дартом Молом. Также мечи-тонфы использовала Мэрис Бруд (ученица Шаак Ти) в схватке с Галеном Мареком по прозвищу «Старкиллер», первым джедаем-идеологом Восстания.
Световой меч-бластер — очень редкая разновидность светового меча. Сочетает в себе обычный световой меч и парализующий бластер. Этим мечом в мультсериале «Звёздные войны: Повстанцы» сражался молодой джедай-повстанец Эзра Бриджер, пока не был уничтожен Дартом Вейдером во время миссии на Мэлакоре.
Тёмный меч — редкая разновидность светового меча. Создаёт мощный, слегка изогнутый короткий клинок чёрно-серебряного цвета, напоминающий остриё традиционных металлических мечей. Этим мечом в мультфильме «Звёздные войны. Войны клонов» сражался Пре Визсла против Оби-Вана Кеноби. Был украден предками Пре Визлы из Храма Джедаев, во времена падения Старой Республики и с тех пор немало Джедаев пало от его клинка. Позже Дарт Мол убил Визслу и забрал меч себе. Позже им завладела мандалорианская воительница повстанцев Сабин Врен.
Световая клеймора/световой меч с тройным лезвием - древняя разновидность светового меча, имеющего помимо основного клинка два дополнительных, образующих гарду. Согласно мультипликационному сериалу "Повстанцы", такие мечи использовались в глубокой древности во время Великой резни на Мэлакоре (тысячелетия назад до конфликта между Первым Орденом и Сопротивлением). Главный антагонист седьмого эпизода Кайло Рен также владел похожим мечом имевшим нестабильное искрящее лезвие. Гарда меча может быть использована для защиты руки от клинка противника, либо для ранения оппонента при близком контакте, к примеру Кайло Рен воспользовался ей, чтобы ранить противника в плечо.

Цвета световых мечей

Цвет клинка светового меча определялся тем, какой фокусировочный кристалл применялся при его создании. Джедаи добывали кристаллы различных типов и оттенков в природных месторождениях, в то время как ситхи применяли искусственно выработанные синтетические кристаллы, излучающие оттенки красного. После уничтожения Ордена джедаев Старой Республики синтетические кристаллы были несколько изменены джедаями и применялись ими при необходимости. Зелёный клинок Люка Скайуокера и фиолетовый Джайны Соло, например, имитируются синтетическими кристаллами.

До последней битвы при Руусане древние джедаи владели мечами всех цветов и оттенков. Некоторыми из наиболее распространённых цветов были оранжевый, жёлтый, голубой, синий, зелёный, фиолетовый, коричневый, серебряный, золотой, белый и чёрный. Некоторые джедаи того времени, такие как Силвар, даже использовали клинки красных тонов, несмотря на то, что орден обычно избегал цветов, которые могли ассоциировать их с ситхами. Однако, после ужасной развязки Руусанского конфликта джедаи обратились к более распространённым Адеганским кристаллам синего и зелёного цвета. Другие цвета всё ещё существовали, но были крайне редки. Мэйс Винду, к примеру, бросил вызов ужасам Хурикана, чтобы найти свой фиолетовый кристалл.

После Великого истребления Джедаев Император разрушил множество известных месторождений кристаллов, сделав тем самым задачу найти кристалл любого оттенка весьма сложной. После создания Нового Ордена джедаев, тем не менее, открытие давно забытых месторождений и использование синтетических кристаллов вернуло некоторое разнообразие в раскраску световых мечей ордена.

В эпоху Гражданской войны Джедаев цвет клинка джедая часто (но не всегда) символизировал его обязательства, которые он брал на себя, будучи в ордене. Зелёный клинок был знаком Консулов Джедаев — учёных, дипломатов и ораторов. Синий цвет меча ассоциировался со Стражами Джедаями — физически сильными и решительными защитниками галактики. Третий цвет, жёлтый, был предназначен для Часовых — Джедаев, чьи умения были сбалансированы между физической силой и изучением Силы. Так же известно, что существовали мечи с белым клинком, но найти нужные кристаллы даже с применением Силы было крайне сложно. Поэтому белый цвет меча обозначал крайнюю степень единения с Силой. Касательно силы мечей эти кристаллы были абсолютно одинаковы — цвет был единственным различием.

Контрастируя с природными оттенками джедайских мечей, искусственно выработанные кристаллы ситхов излучали насыщенную красным энергию. Искусственно созданные, синтетические кристаллы обладали немного большей мощностью выходной энергии и вырастить их было проще, однако они были более нестабильны и служили не так долго, как их натуральные аналоги. Изредка случалось, что синтетический кристалл светового меча ситха вызывал перегрузку у обычного меча в бою, заставляя его укорачиваться, тем самым давая Ситху небольшое преимущество перед противником.

Хотя известны исключения. Например, в эпизоде III Дарт Вейдер использует свой прежний синий меч. В Расширенной Вселенной двойной меч Экзара Куна также синий.

Режущие способности

Клинок светового меча не излучает ни тепла, ни энергии, за исключением электромагнитных световых волн, пока не контактирует с чем-либо. Сила энергетического клинка настолько велика, что он может разрезать практически что угодно за исключением силового поля (эпизод 1), хотя скорость движения клинка через материал сильно зависит от его плотности. Рассечение плоти, например, происходит совершенно беспрепятственно, в то время как прорыв через взрывозащищенную дверь может занять довольно продолжительное время. Важно отметить, что раны, нанесённые световым мечом, редко кровоточили, даже когда была отсечена конечность. Энергетический клинок сразу же прижигал рану, вследствие чего даже при тяжёлых ранениях кровотечения практически не было. Из-за того, что он быстро и легко резал плоть, практически отсутствовал болевой шок. Поэтому воин, раненый (не убитый сразу) этим мечом, мог продолжать схватку.

Сопротивление световому мечу

Кроме клинка другого меча существуют редкие минералы, разбросанные по всей галактике, которые могут оказать противодействие световому мечу, хотя и с разным успехом:

Кортозис — минерал, несмотря на свою редкость и дороговизну, стал распространённой защитой от световых мечей в эпоху Ситских Войн. Одной из причин столь высокой цены была необходимость очищать его. Необогащённая, только что добытая кортозная руда была по неизвестной причине ионизирована и каждый, кто касался её, моментально погибал. Ближе к окончанию Войн клонов армия сепаратистов использовала боевых дроидов из кортозиса в атаке на Храм Джедаев. Через некоторое время после того, как был отдан Приказ 66, Джедай Шаддай Поткин атаковала Дарта Вейдера мечом из кортозиса в своей провалившейся попытке устроить ему засаду на Кесселе. В игре Jedi Knight II Адмирал Файяр создал массивный экзоскелет из сплава кортозиса для личного пользования, а также десятки экземпляров лёгкой брони для бойцов. Было известно три метода ковки брони и оружия из кортозиса, каждый из которых придавал изделиям разные свойства:

Первый метод заключался в создании изделия с волокнами кортозиса, которые использовали основные элементы руды. При контакте с клинком светового меча нити кортозиса, находящиеся в металле, создавали волну, которая закорачивала энергетический клинок. Меч можно было тут же активировать заново, но это давало противнику кратковременное преимущество. Недостаток структуры сетки из волокон был в том, что поддерживающий сплав был всё ещё подвержен повреждениям от атак светового меча.

Наиболее широко распространённым (и недорогим) методом употребляемым во времена Гражданской Войны Джедаев было использование одного из сплавов на основе кортозиса, который мог сопротивляться клинку светового меча, но, в отличие от чистой формы кортозиса, не заставлял клинок деактивироваться.

Самым редким типом кортозиса был чистый металл, избавленный всех примесей. Таким образом, в изделии не было «более слабых» металлов, которые мог повредить световой меч, и оно сохраняло уникальные свойства, способные укоротить энергетический клинок. Этот обогащённый сплав, прозванный кортозисным щитом, чаще всего использовали для изготовления брони.

Тип использовавшийся Файаром не уточняется, но чистый металл маловероятен ввиду значительной гибкости брони.

Фрик, как и кортозис, был редким металлом, способным устоять перед силой светового меча, однако в отличие от вышеупомянутого металла, фрик не обладал способностью закорачивать клинок меча. В основном фрик использовался для создания «электропосохов», которые носили магна-стражи Генерала Гривуса. Кроме того, включения фрика присутствовали в световом мече Палпатина и броне тёмных штурмовиков.

Ультрахром. Когда генераторы щита были слишком огромны для многих кораблей, их корпуса покрывали бронёй из зеркалоподобного суперпроводящего сплава, который хорошо отражал подводимое тепло и распределял его по всему своему объёму. Один из таких кораблей со множеством джедаев на борту упал на планету Харуун Кел, а его экипаж и пассажиры положили начало народу корунаев, к которому принадлежит Мейс Винду.

Незадолго до начала Войн Клонов корунай Кар Вестор, обладающий выдающимися способностями к Силе, заблудился в джунглях и случайно нашёл этот корабль. Из его брони он сделал каплеподобные виброщиты.

Виброщиты Кара Вестора и его учеников «акк-стражей» крепятся к рукам бойца, способны отражать выстрелы бластера и удары светового меча так же, как и другой световой меч. Ещё они обладают устойчивостью к коррозии и враждебной микрофлоре и микрофауне Харуун Кела, способной выводить из строя даже двигатели крупных кораблей.

При этом виброщиты могут резать только кромкой и плохо выдерживают удары вибромечами и другими виброщитами по плоскости.

Бронированная ткань обладала устойчивостью к атакам светового меча, хотя защита подобного материала была ограничена.

Алхимия Ситхов была разработана во времена первой Империи Ситхов для улучшения свойств металлов, к которым она была применена, для наделения их способностью противостоять непреодолимой, казалось бы, силе светового меча. Позднее самым известным случаем применения алхимии Ситхов стало создание и улучшение брони Дарта Вейдера.

Мандалорское железо — металл, используемый мандалорскими воинами. Практически неразрушимый, но в то же время удивительно лёгкий сплав.

Юужань-Вонгское оружие и броня, созданные с помощью генной, имели природную, ограниченную сопротивляемость световым мечам; Тем не менее, быстро была найдена и слабая сторона этих изделий. Первая встреча Люка Скайуокера с этой био-технологией закончилась удачно лишь тогда, когда он стал наносить удары в одну точку посоха Юужан Вонгского шпиона, тем самым ослабляя его защиту, что и позволило его победить.

Тёмные мечи клинки из неизвестного материала, сходного по свойствам с фриком, использовались Ночными Сестрами (группой «диких» темных джедаек).

Помимо прочего, оружие, которое было насыщено Силой, могло парировать клинок светового меча безо всякого для себя вреда.

Существовали и иные материалы, которые могли бы противостоять световому мечу, например — некоторые создания, такие как лавовые драконы, обладали природной броней, которая отражала клинок примерно также, как клинок отражал выстрелы бластера. Кроме того, возможно, что квантовая кристаллическая броня не была подвержена силе светового меча, так как полагалось, что единственный путь уничтожить этот материал — это послать его в чёрную дыру. Хитиновый покров таозина — гигантской многоножки, в клетках которой не содержалось мидихлорианов, что позволяло ей быть абсолютно невосприимчивой к любым проявлениям Силы. Луч меча, направленный на него, рассеивался в разные стороны, не причиняя особого вреда.

Шкура зверя Зилло была настолько прочной, что её не пробивал даже световой меч.

Так же практически не подавался клинку светового меча панцирь Орбалиска. Дарт Бейн долгое время был «закован» в броню образованную панцирями орбалисков, паразитировавших на нём, что давало ему преимущество в бою с другими мастерами световых мечей. Наконец, большая часть световых мечей выключалась при контакте с водой.

Бой на световых мечах

Световой меч — универсальное оружие, обладающее уникальной лёгкостью и способностью резать в любом направлении. С ним легко можно обращаться одной рукой, однако джедаев всегда тренировали владеть мечом как обеими руками, так и каждой рукой в отдельности, чтобы быть готовым к любой ситуации. На ранние годы истории этого оружия, когда Ситхи были многочисленны, приходился расцвет искусства дуэли на световых мечах. В более же поздние периоды джедаи крайне редко встречали неприятеля, обладающего оружием, способным отразить удар светового меча. Самозащита от бластеров и другого энергетического оружия преподавалась им ещё на ранней стадии обучения. В то время как опытный джедай мог использовать свой меч, чтоб отразить выстрел бластера обратно в противника, не-энергетические снаряды (пули, например) просто полностью расщеплялись клинком.

По временам киносаги «Звёздные войны» можно подметить двух существ, превосходно владеющих техникой боя на световых мечах — Магистр джедай Йода и Тёмный Лорд ситхов Дарт Сидиус. Оба использовали опасные акробатические приёмы с помощью Силы для введения врага в заблуждение. Так же непревзойдённой по сей день техникой ведения боя владел дуэлянт, Тёмный лорд Ситхов давней древности — Тулак Хорд. По словам мастера джедая Креи, джедаи с каждым новым поколением, как и ситхи, теряют былую грацию и точную технику ведения дуэли.

Джедаев обучали использовать Силу как связующее звено между бойцом и его оружием. Благодаря этой связи с Силой клинок становился продолжением их естества; он двигался инстинктивно, как будто был частью их тела. Гармония джедая с Силой служила причиной практически сверхчеловеческой ловкости и реакции, проявлявшейся во владении световым мечом.

С момента изобретения светового меча джедаи разработали разнообразные стили, или формы боя на световых мечах, отвечающие уникальным особенностям меча и его связи со своим владельцем.

Нельзя забывать широко известный приём броска светового меча для атаки дальнего радиуса действия, после которой с использованием Силы, меч возвращался в руку.

Ритуалы

Выражение верности

Мастер Иит Кот, Я должен вам кое-что вернуть. Это деяние ваших собственных рук, которое вы однажды доверили моим. Возвращая этот световой меч, я возвращаю вам доверие.
— Мастер Мэйс Винду

Традиция джедаев доверять свой световой меч товарищу по ордену носила название «выражение верности». Этот обмен выражал серьёзную, даже сакральную связь. Он обозначал начало отношений взаимного равноправного обучения и повышения мастерства, без ученика и учителя. Также световые мечи участвовали в посвящении в рыцари падаванов. Сначала в тёмном помещении совета джедаев церемония освещалась исключительно мечами. Затем падаван вставал на колени и магистр 3 раза подносил лезвие к плечам посвящаемого. После третьего раза магистр ловким движением отрубал косичку падавана.

В руках не владеющих Силой

Забавная у вас игрушка. Понятно, почему вы занимаетесь всем этим джедайством.
— Джараэль

Хотя световые мечи использовались в основном только владеющими Силой джедаями и Ситхами, известно, что и некоторые не обладающие такими способностями использовали световой меч или даже имели его в своём владении:

Марн Иерогриф и Джараэль использовали световой меч Зейна Каррика — последняя для того, чтоб изобразить ситха или джедая, как минимум дважды.

Сувам Тан, родианский изобретатель, был настолько гениален в технике, что смог собрать свой собственный световой меч с нуля и не имея никакой связи с Силой. Хотя и неизвестно, использовал ли он меч когда-либо.

Синья, Тви'Лекская телохранительница Даранды, использовала пару мечей-тонфа, защищая Даранду от Дарта Мола.

Клаймбер, командир-клон, использовал меч мастера-джедая Роана Шрайна, вонзив его в грудь наёмника, работающего на сепаратистов. Позднее он заметил, что это был больше инструмент, чем оружие.

Глава Дозора Смерти Пре Визсла долгое время пользовался уникальным световым мечом.

Генерал Гривус был, возможно, самым известным из обладателей световых мечей, не имеющих никакой связи с Силой; во время Войн клонов он использовал световые мечи, которые он забрал у Джедаев, убитых им или побеждённых в бою, кроме светового меча Джедай Мастера Сайфо-Диаса, который был подарком графа Дуку. Ловкость его тела и механические руки компенсировали отсутствие владения Силой, позволяя ему применять световые мечи с большой эффективностью.

Гез Хокан использовал меч мастера-джедая Каста Фулиера. Использовал, чтоб убить его и виквая Гута-Нэя. Позднее этим мечом завладела падаван Фулиера Этейн Тур-Мукан.

Талл Джобен однажды использовал зелёный световой меч, как он объяснил своему дроиду C-3PO — он однажды выполнял какую-то работу для кого-то, у кого был спидер, но они оставили спидер ему, так и не забрав его; среди вещей, оставленных на спидере, был и этот световой меч. Неизвестно, был ли клиент Талла Джедаем или же просто убил Джедая или Ситха и забрал его меч себе. Последнее всё же наиболее вероятно, так как ни джедаи ни ситхи обычно просто так не забывают своих мечей, хотя некоторые джедаи намеренно оставляли свои мечи, чтобы избежать Истребления.

Хан Соло использовал световой меч Люка Скайуокера (изначально — Энакина Скайуокера) после того, как спас Люка из снежной бури на Хоте. Соло распорол мечом тело мёртвого Таунтауна, чьи внутренности потом использовал для согревания Люка, пока не соорудил подходящее укрытие для них обоих. Проделывая это, он думал о том, что это может быть кощунственно — использовать световой меч джедая для такого отвратительного дела.

Кроме того, Соло использовал меч своей жены, Леи Органы Соло, во время кампании Трауна, когда они были атакованы лёгким грузовым судном YT-1300, а также в ходе Каамасского кризиса — чтобы остановить мятеж на Ботавуи.

Меч Мары Джейд тоже побывал в руках Соло во время схватки с Килликами незадолго до «Войны с роем». Вскоре он потерял его, и тогда Тарфанг, эвок-контрабандист, нашёл этот меч и сам сражался им с Килликами.

Анджа Галландро, дочь покойного охотника за головами Галландро, носила кислотно-жёлтый и крайне древний световой меч, будучи на службе у некоей личности из «Чёрного Солнца», известной как Кзетрос.

В Секторе Тапани развилась целая субкультура т. н. «вооружённой шпаны». Это была группа молодых аристократов, проводивших дуэли на «световых рапирах» — маломощной (из-за низкого качества фокусировочных кристаллов), но всё ещё опасной версии светового меча.

Джуно Эклипс подняла один из брошенных Галеном Мареком мечей и попыталась напасть на Дарта Вейдера. Согласно книге, ей даже удалось полоснуть по панели на груди Лорда Ситхов. Так или иначе, но в ответ на это Вейдер вышвырнул её из окна.

Финн в Звездных войнах: Пробуждение силы. Эпизод №7 использовал световой меч в схватке с Кайло Реном, но потерпел поражение из-за нехватки мастерства.

Имитации светового меча в реальности

Лицензированные копии световых мечей некогда производили две компании — «Master Replicas», но с некоторых пор, «Master Replicas» потеряла лицензию на производство копий световых мечей — она перешла к компании «Hasbro».

Первая версия мечей от «Master Replicas» под названием «Master Replicas Force FX» обладала:

64 яркими светодиодами в лезвии;
лезвие плавно разгоралось и гасло — от рукояти меча к кончику лезвия и обратно;
повторяла звуки из фильма при движении и ударах;
имела прочное несъёмное лезвие из поликарбоната.

Но и был серьёзный недостаток; при сильном ударе светодиоды могли сломаться и перестать работать. В случае поломки меч можно отослать в компанию «UltraSabers» для переделки в меч «UltraSabers».

Вторая версия мечей от «Master Replicas» под названием «UltraSabers Force FX» обладала:

одним сверх-ярким светодиодом «Luxeon III» в основании лезвия;
прочным съёмным лезвием из поликарбоната (рукоять без лезвия можно было повесить на пояс);
свет резко появляется и плавно затухает по всей длине лезвия;
повторяла звуки из фильма при движении и ударах;
специальная плёнка, мешающая внешнему свету попасть внутрь меча и более сильно распределяющая свет от светодиода.

Данная версия лишена недостатка мечей «Force FX» — мечом можно было бить, не боясь сломать светодиоды (впрочем, оставался шанс сломать само лезвие). Но в то же время тоже имела свой недостаток — лезвие освещалось неравномерно.

Мечи от «Hasbro» делятся на несколько типов:

простой игрушечный меч с телескопическим лезвием;
продвинутая версия предыдущего меча, со звуком и слабой подсветкой лезвия;
точная копия. Практически тот же «Force FX», только звук немного лучше.
Линейка «Hasbro: Removable Blade» точная копия. Тот же «Force FX», только клинок снимается и в набор входит крепление для ношения меча на бедре.

Также были выпущены в продажу наборы для переделки «Force FX» в «UltraSabers» и наборы «force Fx lightsaber construction set» для самостоятельной сборки светового меча из готовых деталей, правда, имеет три разноцветных светодиода в основание меча и выглядел гораздо хуже оригинальных «Force FX» и «UltraSabers».

В России, Белоруссии и Украине умельцами создаются самодельные модели световых мечей, в подавляющем большинстве случаев не являющиеся копиями световых мечей какого-либо персонажа «Звёздных войн». В основном такие мечи используются в саберфайтинге для выступлений или (реже) тренировок.

За кулисами

В ранних версиях истории Звездных войн световые мечи не были особенным оружием джедаев или Ситхов. Фактически, они были вполне обычны, использовались как повстанцами, так и имперскими штурмовиками. Позднее Джордж Лукас ограничил использование этого оружия только рыцарями-джедаями, чтоб придать Ордену уникальность и загадочность.
Кристаллы впервые появились в Звёздных войнах лишь как украшение рукояти в новеллизации «Новой надежды». Кроме этого единственного примера, кристаллы не упоминались ни в одном из фильмов и ни в одной их новеллизации. Устройство светового меча довольно подробно описано в новеллизации «Возвращения Джедая» и даже указано много деталей, например «органическое соединительное звено», но кристаллы там не упомянуты.
В оригинальной трилогии световой меч Энакина/Люка был сделан из внешней вспышки от камеры Graflex, а меч Дарта Вейдера — из вспышки от Heiland’а. Также в рукояти применялись запчасти от автомобильных дворников, а чтоб носить мечи на поясе к ним прикрепили вытяжные кольца.
В начале монтажа «Эпизода VI» световой меч Люка был синим. Однако из-за синего неба в пустыне было принято решение изменить его на зелёный ради улучшения визуального эффекта — так и появились зелёные световые мечи.
В оригинальной трилогии клинки мечей были сделаны из угольных электродов и легко ломались во время боёв.
Первую хореографию боя на световых мечах создал Питер Даймонд.
Во время трилогии приквелов Ник Галлард был хореографом боев и под его руководством находились Лиам Нисон, Юэн Макгрегор, Хайден Кристенсен и остальные принимавшие участие в боях.

Из-за своего преклонного возраста и, как следствие, недостатка подвижности, Кристофер Ли уступал место Кайлу Роулингу для самых сложных сцен боя Графа Дуку. Но некоторые движения Ли мог выполнить и сам, особенно на крупных планах.
Во втором эпизоде — «Атака клонов» — Сэмюэл Л. Джексон специально попросил чтобы у его персонажа, Мэйса Винду, был фиолетовый световой меч.
В третьем эпизоде — «Месть Ситхов» — Иэн Макдайармид сыграл большинство крупных планов Палпатина во время его схватки с Мэйсом Винду, однако для более быстрых общих планов потребовалось двое дублеров. То же самое справедливо и для Сэмюэля Л. Джексона. Тем не менее, Иэну и Сэму всё равно пришлось выучить все движения боя.
В «Скрытой угрозе» и «Атаке клонов» клинки световых мечей были сделаны из стальных прутьев, обтянутых резиной, и сломать их в бою было не так просто, зато они легко гнулись. А в «Мести Ситхов» мечи уже были сделаны из волоконных трубок, состоящих из трёх слоёв стеклопластика, трёх слоев углеродного волокна и одного слоя из материала, называемого тексалий, который представляет собой смесь алюминия со стеклом, что делает клинок более прочным. Хотя удары этого меча были более болезненны для актёров, постоянно получавших их во время спаррингов.
Обычно световые мечи изображаются с закруглённым концом. Во время дуэли Йоды и Дуку в «Атаке клонов» впервые показан световой меч с заострённым концом. Это меч Дуку, и это можно увидеть в кадре, в котором Йода говорит: «Сражался хорошо ты, мой старый Падаван». В «Мести Ситхов» присутствие заострённых мечей уже гораздо более существенно.
У световых мечей есть некоторое несоответствие касательно их самосвечения. В оригинальной трилогии они не являются источником света; тем не менее, в трилогии приквелов — являются. Наилучшим образом это иллюстрирует свечение оружия в финальных схватках «Возвращения Джедая» и «Атаки клонов». В основном это несоответствие происходит от большого технологического различия производства спецэффектов трилогий.
Традиционно световые мечи носятся слева.
- В то же время Гален Марек, например, носит его на правой стороне. Это вполне соответствует его агрессивности: он мгновенно телекинетически выхватывает своё оружие при малейшем признаке угрозы.
- Рахм Кота носит свой меч за правым плечом, так что рукоятка чётко видна спереди. Он также отличается прагматичным подходом к боевым действиям.
В оригинальной трилогии световые мечи похожи на плоские из-за угловатых концов (это легко заметить в некоторых сценах). В приквелах их заменили на привычные круглые.

Критика

Многие ученые подвергли критике саму идею светового луча и указали на 2 ключевые логические проблемы: во-первых, луч света не может быть твёрдым телом, а во-вторых, световой луч не может резко обрываться, как показывается во всех случаях, и поэтому вместо фиксированной длины по идее должен стремиться в бесконечность; однако есть теоретическая возможность изготовить световой меч из ионизированной плазмы, которая будет выходить из маленьких отверстий по всей длине цилиндрического выдвижного телескопического полого клинка (однако в этом случае остается проблема создания мощного источника энергии)^[2].

Интересные факты

Впервые световой меч был описан в рассказе Эдмонда Гамильтона «Калдар — мир Антареса», еще в 1933 году.
В трилогии Лукьяненко «Лорд с планеты Земля» Эрнадо показывает Сержу плазменный меч сеятелей.

Я с сожалением посмотрел на складываемый веер. А Эрнадо тем временем взял красный цилиндрик. Надавил на незаметный выступ…
Из торца цилиндрика выскользнул метровый шнур слепящего белого пламени. Я невольно отшатнулся.
— Плазменный меч. Отличное оружие, куда лучше одноатомника. Но в нейтрализующем поле не работает.

Современные ученые, рассматривающие фантастические технологии «Звездных войн» как предсказания будущего, утверждают, что теоретически меч Джедая сконструировать можно, если удастся создать компактный источник высокотемпературной плазмы, удерживаемой на определенной дистанции электромагнитным полем. Соответственно, в отличие от «светового» меча, плазменным клинком вполне можно будет сражаться и на дуэли, поскольку у таких мечей их электромагнитные поля обязательно оттолкнут друг друга, а колоссальная температура плазмы позволит без труда разрезать абсолютно всё.
Впервые, в русском мультфильме, лазерный меч показали «Ну, погоди!» в 18 серии, где прыгучий робот-заяц сражается с больши́м роботом, управляемый волком. Перед боем они включают свои белые мечи, заяц-робот срубает волку-роботу рога и побеждает.

Аналогичными мечами были вооружены андроиды в фильме «Восстание андроидов».

В клипе Скриллекса «Ragga Bomb», действие которого происходит на другой планете после апокалипсиса, герои дерутся на световых мечах.

В ранобэ и аниме Sword Art Online в арке «Призрачная пуля» главный герой Кирито использует похожий меч, который в игре называется «Фотонным мечом».
Световой меч с рукоятью фалоиммитатора использовалось Тимой Миланом (Павел Воля) в российской комедии "Самый лучший фильм"
Очень короткий световой меч используется в фильме Автостопом по галактике в качестве ножа для приготовления тостов и одновременного их поджаривания.
Подобное световому мечу оружие встречается в саге Джина Родденберри Земля: Последний конфликт.
Раса сангхейли во вселенной Halo использует особые энергетические клинки очень напоминающие световые мечи. Эти клинки имеют строгую геометрическую форму и два направленных вперед лезвия. Как правило они окрашены в оттенки синего, однако в пятой части и комиксах Арбитр Тел'Вадам использует уникальный клинок с золотым лезвием.
В мультсериале Футурама являющимся пародией на большинство фантастических произведений полицейские используют световые дубинки являющиеся пародией на световой меч.

См. также

Напишите отзыв о статье "Световой меч"

Литература

«Star Wars Episode I: The Phantom Menace Movie Scrapbook»
«Episode I: The Visual Dictionary»
«Attack of the Clones: The Visual Dictionary»
«Star Wars Episode III: Revenge of the Sith Movie Scrapbook»
«Power of the Jedi Sourcebook»
«The New Essential Chronology»
Статья «Fightsaber: Jedi Lightsaber Combat» — «Star Wars Insider», выпуск 62
Журнал «Star Wars Gamer Magazine», выпуск 8
«Star Wars: Purge»
«Jedi Council: Acts of War»
«Splinter of the Mind’s Eye»
«I, Jedi»
«The Jedi Academy trilogy», «Dark Apprentice»
«Yoda: Dark Rendezvous»
Ранобэ «Sword Art Online» Арка: «Призрачная пуля»

Примечания

↑ Мичио Каку, [books.google.ru/books?id=rV5bFwxoH4IC Физика невозможного], — Альпина нон-фикшн, 2013. — с. 75
↑ Митио Ка́ку. [scisne.net/ax/d1/1/a1109/Michio_Kaku_-_Fizika_nevozmojnogo_(2013).pdf Физика невозможного]. — Альпина нон-фикшн, 2009. — Часть 1: Невозможности 1 класса. 3. Фазеры и Звезды Смерти. Лазеры и лучевые ружья?. — С. 33. — ISBN 978-5-91671-024-3.</span>

</ol>

Ссылки

[starwars.wikia.com/wiki/Lightsaber Статья о световом мече].
[starwars-galaxy.ucoz.ru/publ/13-1-0-319 Световой меч в энциклопедии Звездных войн].
[www.starwars.com/databank/ База данных StarWars.com Databank].

Отрывок, характеризующий Световой меч

– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.

Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.

В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.

Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.

[1] Мичио Каку, [books.google.ru/books?id=rV5bFwxoH4IC Физика невозможного], — Альпина нон-фикшн, 2013. — с. 75

[2] Митио Ка́ку. [scisne.net/ax/d1/1/a1109/Michio_Kaku_-_Fizika_nevozmojnogo_(2013).pdf Физика невозможного]. — Альпина нон-фикшн, 2009. — Часть 1: Невозможности 1 класса. 3. Фазеры и Звезды Смерти. Лазеры и лучевые ружья?. — С. 33. — ISBN 978-5-91671-024-3.</span>

[1]

[2]