Светогоров, Александр Павлович

Александр Павлович Светогоров
Дата рождения	10 (23) апреля 1904(1904-04-23)
Место рождения	д. Ширяева, Соголевская волость, Клинский уезд, Московская губерния, Российская империя
Дата смерти	26 июня 1935(1935-06-26) (31 год)
Место смерти	Нижнеамурский район, Нижнеамурская область, Дальневосточный край, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	ВВС, ОГПУ-НКВД,
Годы службы	1920—1935
Звание
Командовал	командир авиазвена 11-го (ныне 7-го) авиаотряда погранвойск УКПВО ДВК
Сражения/войны	в борьбе с басмачеством в 1927-1929 гг., особый период Гражданской войны в России
Награды и премии
Автограф

Алекса́ндр Па́влович Светого́ров (10 [23] апреля 1904 — 26 июня 1935) — советский лётчик, участник спасения экипажа и пассажиров парохода «Челюскин», военлет (военный лётчик) категории К-6, старший лётчик сухопутной авиации 5-й категории (1-й класс). Член ВЛКСМ с 1919 года, член РКП(б)/ВКП(б) с 1924 по 1929 годы.

Биография

Светогоров Александр Павлович родился 10 апреля (23 апреля по новому стилю) 1904 г., уроженец д. Ширяева Клинского уезда Соголоевской волости Московской губернии, ныне д. Ширяево Клинского района (Воронинский сельсовет) Московской области, в Хабаровске проживал с 1930 г.

С 1912 по 1916 гг. учился в сельской школе при бумаго-прядильной фабрике «Товарищества Высоковской мануфактуры» в д. Некрасино Клинского уезда Петровской волости Московской губернии.

С 1920 г. уехал в Москву, вступил в ряды РККА, работал водителем в Морском штабе Республики (Штаб Коморси), возил командующего Э. С. Панцержанского.

В 1923 г. поступил в Егорьевскую военную школу (Московская обл.) Красного Воздушного флота, ныне ЕАТК ГА им. В. П. Чкалова.

В 1924 г. перевелся в Военную школу морских лётчиков (ВШМЛ им. Троцкого) в Севастополе (совр. назв. ЕВВАУЛ), работал там же инструктором.

В 1925 г. закончил Высшую военную авиационную школу воздушной стрельбы и бомбометания в Серпухове (совр. назв. ОВВАКУЛ).

С 1924 по 1930 гг. служил в бригаде ВВС РККА на Центральном аэродроме г. Москвы им. Л. Д. Троцкого (им. М. Ф. Фрунзе) — Ходынский аэродром — Научно-испытательный институт — НИИ ВВС РККА.

С 1925 г. — в Московском военном округе (МВО), в 8-й эскадрильи ВВС РККА.

С 1927 г. участвовал в борьбе с басмачеством, был прикомандирован к РВС САВО — Реввоенсовет Среднеазиатского военного округа (штаб Ташкент) — старшим лётчиком из 8-й отдельной разведывательной авиаэскадрильи, переименованная затем в 30-ю авиаэскадрилью 10 авиабригады МВО (далее носила номер 13-й авиаэскадрильи/часть № 1085).

В 1929 г. «за оперативную работу» представлен к ордену Красного Знамени.

Разрешено ношение и хранение оружия системы «Коровина» — ТК (приказ ОГПУ № 25/9 от 13.01.1928 г.)

01.12.1930 г. уволен из рядов РККА, из 30-й авиаэскадрильи (приказ РВС СССР по л/с № 920/278-30 г.).

С 1930 г. переведен в Хабаровск, на службу в 68-й отдельный речной гидроавиаотряд (ОРЕЧГАО) Дальневосточной Краснознаменной военной флотилии (Амурской Краснознаменной военной флотилии АмВФ — ВВС ОКДВА — Амурские ВВС).

С 1931 по 1933 гг. работал инструктором Хабаровской краевой школы гражданских пилотов (ШГП) им. И. С. Уншлихта Далькрайсовета Осоавиахима (является учителем прославленной фронтовой лётчицы, Героя СССР — Нины Максимовны Распоповой, как инструктор, Светогоров выпустил её в первый самостоятельный полет в Хабаровске).

С 14.08.1933 г. по 20.02.1935 г. — служба в погранвойсках, лётчик, командир звена 11-го (ныне 7-го) отдельного морского авиационного пограничного отряда в составе 2-го (ныне 5-го) отдельного авиаотряда (затем, эскадрильи) погранвойск Управления Краснознаменной пограничной и внутренней охраны (УКПВО ДВК), база в Петропавловск-Камчатском. Числился в личном составе 11-го погранотряда (г. Сад-город Приморского края; приказ командира отряда от 07.09.1933 г., № 29).

Спасение челюскинцев

18 февраля 1934 года лётчик Светогоров командирован из Петропавловск-Камчатского во Владивосток, в распоряжение уполномоченного Главного управления Северного морского пути Пожидаева Г. А. для участия в снаряжаемой экспедиции для оказания помощи экспедиции и команде «Челюскина» на Чукотке.

Из сводки Управления Краснознаменной пограничной охраны и войск полномочного представительства ОГПУ Дальневосточного края об обстановке в районе аварии «Челюскина» и мерах, принимаемых по спасению его экипажа 23 февраля 1934 г., 12 час.:

Камчатка сообщает: ближайший пункт к месту катастрофы — мыс Онман, 120 км. В районе Онмана имеются чукотские стойбища с собаками; наши ближайшие пункты к Онману, Уэлену, Дежнево, Северному на среднем расстоянии до 10 дней пути на собаках. Использование оленей на мор[ском] берегу невозможно ввиду отсутствия для них кормов.

Радиосвязь Камчатка имеет с Уэленом с большими перебоями, не более одного раза в сутки. Другой пункт рации — мыс Северный (в отношении которого Управление Краснознаменной погранохраны предписало перебросить его к району аварии). Исходным пунктом действия спасательных групп явится мыс Онман, прибытие на который группы Хворостянского, а за ним и Небольсина, по мнению Камчатки, ожидается к 24-25 февраля в случае благоприятной погоды, которая последние 10 дней неблагоприятна: пурга и облачность…
18 февраля 34 г. в 00. 45 мин. Правительственной комиссией во изменение своего первого решения о посылке на мыс Северный — Уэлен [самолета] С-62 Камчатской эскадрильи предложено отправить из Петропавловска два АШ-2, которые вместе с самолетами Главного управления Северного морского пути должны быть погружены на пароход «Смоленск», ожидающийся из Владивостока.
Этим же распоряжением комиссией предложено ввиду недостатка лётчиков, имеющих опыт полярных полетов, командировать во Владивосток нашего лётчика Светогорова в распоряжение уполномоченного Главного управления Северного морского пути Пожидаева для участия в снаряжаемой экспедиции в составе трех самолетов Р-5 для оказания помощи экспедиции и команде «Челюскина».
В развитие распоряжения Главного управления погранохраны ОГПУ от 18 февраля 1934 г. Управление Краснознаменной погранохраны предписало начальнику Камчатского погранотряда подготовить два самолета АШ-2 и в разобранном виде погрузить в трюмы ожидающегося парохода.
18 февраля 1934 г. Правительственной комиссией дано распоряжение пароходу «Сталинград» (находящемуся на западном побережье Камчатки) направиться в Петропавловск для участия в походе с экспедицией по спасению челюскинцев.
Учитывая, что пароход «Смоленск», в настоящее время находящийся во Владивостоке, подлежит разгрузке и с новой погрузкой для экспедиции значительно задержится, краевыми органами принято решение: пароход «Сталинград» перебросить до Олюторки сразу же после прихода его в Петропавловск, не ожидая «Смоленска». Далее Пармичев летит на Уэлен и возглавляет на месте всю летную группу, в том числе самолеты Гусина, подчиняясь только Шмидту.
19 февраля Петропавловскому погранотряду дано распоряжение к прибытию парохода «Сталинград» подготовить для погрузки самолеты погранохраны и для отправки их в Олюторку, где разгрузить самолеты, откуда последние полетят в Уэлен. Запаса угля на «Сталинграде» имеется 560 тонн плюс 200 тонн пограничного запаса в Петропавловске, какового хватит для похода до Олюторки.
19 февраля 1934 г. в 13 час. 35 мин. пароходу «Смоленск», находящемуся во Владивостокском порту, отдано распоряжение срочно разгрузиться от соли, погрузить уголь для своего похода и для возвращения «Сталинграда», погрузить самолеты Р-5 и все необходимое для экипажа «Челюскина» и срочно направиться вслед за «Сталинградом». Таким путём выигрывается почти 20 суток для ускорения помощи… 17 февраля 1934 г. Камчатский погранотряд сообщил, что в районе местонахождения «Челюскина» свирепствовала пурга, которая не ослабевала и в районе Уэлена. Лед от берега в районе Уэлена оторван, причем южный ветер продолжает создавать угрозу дальнейшего отхода льдов от берега. До наступления ветра с севера нарты в море пойти не смогут. По тем же сведениям, дополнительно к отправленным в Уэлен собакам в бухте Лаврентия мобилизуется еще 15 нарт. Связь из Петропавловска с Уэленом осуществляется только раз в сутки с большим затруднением.

Начальник Управления Краснознаменной погранохраны и войск ОГПУ Дальневосточного края Чернышев.
Начальник отделения Кан.

С 19.03.1934 г. убыл из Владивостока в командировку «По спасению экспедиции т. Шмидта» (приказ командира погранотряда от 19.03.1934 г., № 34) на пароходе «Совет» → пароход «Сталинград».

Будучи командиром авиазвена Камчатского погранотряда, совершил перелет на самолете «Савоя С.62бис» (летающая лодка с закрытой кабиной для экипажа из 3 чел.: лётчик-наблюдатель Тесаков, техник Лукичёв и стрелок-моторист Жук (вместо Тесакова полетел врач Л. М. Старокадомский) с парохода «Сталинград» (капитан В. А. Каргальсков; в Петропавловске принял командование Василий Петрович Сиднев — капитан парохода «Совет»).

Самолет Светогорова совершил успешную посадку в п. Провидения около 18 часов 30 апреля 1934 г. Через день пограничный лётчик вылетел в Уэлен, откуда привез 8 челюскинцев и среди них трехмесячного ребенка, родившегося на льдине.

Из донесения Управления Краснознаменной пограничной охраны и войск ОГПУ Дальневосточного края заместителю председателя Совнаркома В.В. Куйбышеву о месте нахождения и состоянии здоровья спасенных челюскинцев 6 мая 1934 г.:

4 мая утром лётчиками Светогоровым, Дорониным, Демировым и Пивенштейном вывезено из [бухты] Лаврентия в [бухту] Провидения 17 чел. Распределение челюскинцев к полудню 4 мая: в Уэлене 2 чел.; радист Иванов, моторист Погасов, ждущие отправки на о. Врангеля; в [бухте] Провидения 55 чел.; в [бухте] Лаврентия 45 чел. В [бухте] Лаврентия приходится оставить 16 чел. больных, 5 женщин, 3 слабых, 12 обслуживающих больницу. Всего должно остаться в [бухте] Лаврентия 36 челюскинцев. В [бухте] Провидения сейчас находится всего 97 чел.; считая челюскинцев, летный состав, а также зимовщиков Северного. [Бухта] Провидения крайне перегружена, нет больницы. Считаю целесообразным произвести переброску самолетами части больных с мыса Северный в [бухту] Лаврентия, одновременно необходимо разрешить вопрос подхода «Красина» или «Сталинграда» непосредственно в [бухту] Лаврентия для погрузки больных, слабых и других.

Начальник Управления Краснознаменной погранохраны и войск ОГПУ Дальневосточного края Чернышев.

С врачом Старокадомским пограничный лётчик в начале мая совершил полет на мыс Северный (ныне Отто Шмидта), откуда эвакуировал 6 больных цингой моряков с парохода «Хабаровск», так же зимовавшего во льдах Чукотского моря. Челюскинскую летную эпопею Александр Светогоров завершит без единой поломки.

Из справки №170 от 23.09.1934 г. начальника авиационного отделения УПВО - Управления пограничной и внутренней охраны УНКВД ДВК Э.М. Лухта:

«4 мая 1934 года Светогоров прибыв на пароходе „Сталинград“ в район Чукотки, взлетел на самолете „Савоя С.62бис“ со льда на лыжах в районе мыса Олюторский с врачом Леонидом Михайловичем Старокадомским, перебросил группу челюскинцев от с. Уэлена до п. Провидения — точки сбора зимовщиков, также транспортировал горючее. Всего Светогоров доставил в п. Провидения — основную точку сбора зимовщиков — 29 пассажиров и членов экипажа затонувшего парохода „Челюскин“. С врачом Старокадомским Светогоров в начале мая совершил полет на мыс Шмидта, откуда эвакуировал 6 больных цингой моряков с парохода „Хабаровск“, так же зимовавшего во льдах Чукотского моря. Челюскинскую летную эпопею Александр Светогоров завершит без единой поломки». Э. М. Лухт. Передана по телефон-коммутатору НКВД ДВК, Хабаровск.

Председатель спецкомиссии по спасению челюскинцев В. В. Куйбышев, в интервью иностранным журналистам назвал Светогорова «лучшим полярным лётчиком СССР».

«За спасение челюскинцев» был представлен к ордену Красной Звезды (донесение ПП ОГПУ ДВК от 10.05.1934 г.).

Из донесения полномочного представителя ОГПУ Дальневосточного края о награждении пограничников, отличившихся при спасении челюскинцев 10 мая 1934 г.:

Направляется представленный начальником Камчатского погранотряда список пограничников, подлежащих награждению за работу по спасению челюскинцев. Со своей стороны считаю, что представляемые все заслуживают награждения от Правительственной комиссии и ОГПУ, но среди них особо отмечаю:

1) Начальника морского контрольно-пропускного пункта Уэлен Небольсина Андрея Владимировича, [который], будучи начальником контрольно-пропускного пункта Уэлен и членом тройки, проявил исключительную энергию, огромнейшую инициативу и высокую политическую зрелость в деле мобилизации всех местных средств и сил для спасения челюскинцев.
Работая непосредственно с первых дней получения сведений о тяжелом положении «Челюскина» и челюскинцев, Небольсин сделал много не только непосредственно сам, но и, мобилизуя других, заражая всех своей настойчивостью и энтузиазмом. Организовывая заготовки продовольствия, мобилизацию транспорта, работы по подготовке посадочных площадок, бывая всегда на наиболее тяжелых местах работы, в тяжелых полярных условиях далекого Севера, Небольсин проделал на собаках и лыжах за это время до 3000 км. Т. Небольсин сделал очень много для спасения челюскинцев, он пользуется вполне заслуженно авторитетом среди других участников подготовки спасения, безусловно, заслуживает быть награждённым орденом Красной Звезды, о чем телеграфным представлением председателя крайисполкома Крутова было своевременно сообщено председателю Правительственной комиссии т. Куйбышеву.
2) Командира авиазвена погранотряда Светогорова Александра Павловича. Светогоров один из лучших наших лётчиков, знакомый с условиями полярных полетов, энергичный, настойчивый, сделал перелет с парохода «Сталинград» в бухту Лаврентия и перебросил группу челюскинцев от Уэлена до [бухты] Провидения и [вернулся] обратно для транспортировки горючего. Безусловно заслуживает быть отмеченным за эту работу и награждённым орденом Красной Звезды.
3) Начальника контрольного пункта Дежнево Погорелова Якова Гавриловича. С 1931 г. на Чукотке безвыездно. Несмотря на своё болезненное состояние, до прибытия Небольсина принял сам лично активное участие по организации транспорта, в дальнейшем принимал активное участие в работе по подготовке аэродрома и транспорта и снабжении челюскинцев через Уэлен. Заслуживает также награждения знаком Почётного чекиста.
4) Начальника окружного отдела (он же начальник морского контрольно-пропускного пункта Анадырь) Реброва Александра Андреевича. Сам лично руководил работами по подготовке мер, обеспечивающих работу летного состава по спасению челюскинцев, и [принимал] активное участие в спасении потерпевших аварию самолетов группы Каманина. Заслуживает награждения знаком Почётного чекиста.
5) Бывшего начальника морского контрольно-пропускного пункта Анадырь Лукьянова Николая Захаровича. По состоянию здоровья должен был выехать на материк, но, несмотря на это, по личному желанию для работы в тяжелых условиях Севера, выехал на «Сталинграде». По прибытии в место организации базы летного состава принял активнейшее участие в организации связи и мобилизации местных ресурсов для строительства посадочных площадок. Энергичный, активный чекист-пограничник, красноармеец заслуживает награждения знаком Почётного чекиста.
6) Нужно отметить также и работу начальника Камчатского погранотряда, о чем Крутов тоже писал т. Куйбышеву. Тов. Лев провернул организационную работу по рейсам «Смоленска» и «Сталинграда» и основную работу по информации нас и Москвы.
Я считаю, что ОГПУ не должно забыть и ряд других незаметных тружеников Крайнего Севера — красноармейцев и начсостава погранохраны, представляемых Лев. Их всех нужно отметить или Правительственной комиссией, или только ОГПУ…

Полномочный представитель ОГПУ по Дальневосточному краю Дерибас.

Однако во всеобщей суете перелет лётчика Светогорова с о. Матвея в Беринговом море в Уэллен на «Савоя С.62бис» — это около 350 км над ледяной шугой в океане — остался совсем незамеченным.

Присвоено звание «Почётный чекист» и награждён знаком «Почётный работник ВЧК-ГПУ (XV)» «За участие в спасении челюскинцев» (постановление коллегии ГПУ от 07.07.1934 г., приказ ОГПУ СССР № 131).

Гражданская служба

5 февраля 1935 года — летно-врачебной комиссией уволен «в запас НКВД».

С 13.03.1935 г. зачислен на службу в ДВТУ ГВФ (Дальневосточное территориальное управление Гражданского воздушного флота, Гражданвоздухофлот — «Аэрофлот») 13-го гидроотряда Дальневосточного управления ГВФ (база в Хабаровске).

26.06.1935 г. погиб в авиакатастрофе, управляя пассажирским самолетом «Савоя С.55П» (борт СССР Л840) в Дальневосточном крае.

Летел по маршруту «Александровск-Сахалинский — Хабаровск», самолет «Савоя С.55П» (П-пассажирский) нашли в распадке между гор Медвежьей и Полосатой Чертова хребта, в 67 км от нп. Лазарево Нижнеамурского района в составе Нижнеамурской области (областной центр — г. Николаевск-на-Амуре) Дальневосточного края — ныне рп. Лазарев Николаевского района Хабаровского края.

Хроника последнего полета

Самолет Светогорова разбился 26.06.1935 г., ориентировочно, после 12 ч. дня (последний радиосеанс был в 11 ч. 58 мин., не вышел на связь через 1 ч. 10-15 мин.).

Маршрут: Александровск-Сахалинский (в те годы административный центр Сахалинской области) — Хабаровск (полетное время в пути 5 ч. 20 мин., протяженность 920 км, через п. Де-Кастри), вылетел с Сахалина в 10 ч. 40 мин.

Из Хабаровска обычно летели над Амуром, от Софийска поворачивали курсом на оз. Кизи и, оставляя справа Де-Кастри, выходили на Татарский пролив (обратно — также).

На борту: 9 пассажиров (среди них 1 ребенок) и 3 члена экипажа — всего 12 человек.

Груз: до 1 млн рублей (деньги Тымовской МТС), 157 кг почты.

Экипаж: командир Александр Павлович Светогоров, радист Леонид Ефремов, бортмеханик Иван Григорьевич Стыченко.

Пассажиры: директор Тымовской (Рыковской) МТС (машинно-тракторная станция в селе Воскресеновка Тымовского района Сахалинской области) Антон Васильевич Шереметьев, главный бухгалтер МТС Степан Щетинин, главный механик МТС Сергей Валентинович Вараксин, его жена Анна Григорьевна Ильинская с ребенком, бухгалтер «Сахлестреста» Грановский, супруга сотрудника областного земельного управления Мария Александровна Докучаева, инструкторы отдела административно-организационного управления (АОУ) НКВД ДВК Корнышен и Меднис.

Район падения: распадок между гор Медвежьей и Полосатой Чертова хребта, в 67 км от нп. Лазарево Нижнеамурского района в составе Нижнеамурской области (областной центр — г. Николаевск-на-Амуре) Дальневосточного края — ныне рп. Лазарев Николаевского района Хабаровского края;

Географические координаты места авиакатастрофы самолета «Савоя С.55» установлены: 52°19′34″ с. ш. 140°51′57″ в. д.52.326278° с. ш. 140.866000° в. д. / 52.326278; 140.866000   , место находится на высоте 371 метр над уровнем моря;

Комиссия Гражданвоздухофлота: С. А. Барминский — особый отдел (контрразведка) ОКДВА и УГБ УНКВД по ДВК, П. Листовский — крайком комсомола (секретарь Далькрайкома ВЛКСМ), Хорин — ОВС ОКДВАрмии, Мильвид — ОВС ОКДВАрмии.

Причина аварии: нелётная погода.

В Государственном архиве Хабаровского края имеется протокол № 121 заседания бюро Далькрайкома ВКП(б) от 31.08.1935 г. по материалам обследования Дальневосточного территориального управления Гражданвоздухофлота, в чьем ведомстве и была «Савоя С.55П», где записано: «основной и главной причиной гибели самолета является вылет в нелётную погоду».

С Сахалина самолет Светогорова был вызван срочной «диспетчерской телеграммой о возвращении в Хабаровск» диспетчером Бураго. Начальник Александровск-Сахалинского гидропорта Моничев за выпуск самолета 26 июня 1935 года в нелётную погоду отдан под суд. Исполнительный директор Межгосударственного авиационного комитета (МАК) Виктор Сороченко в письме за № 03-291 от 15.10.2015 г. в Хабаровское краевое отделение ВООПИиК сообщает, что МАК «не видит оснований сомневаться в выводах о причинах катастрофы самолета „Савоя С.55“ 26 июня 1935 года, сделанных комиссией Гражданвоздухофлота».

В сентябре 1935 г. на разбившийся самолет набрели охотники — Владимиров и Краснов.

15.09.1935 г. — борт «СССР Л 840» исключен из реестра ДВТУ ГВФ.

Свидетельство о смерти за № 2984 от 03.11.1936 г., выдано Хабаровским городским бюро ЗАГСа на имя А. П. Светогорова, 31 года, погибшего «по причине воздушной катастрофы», «место захоронения — не известно».

Экипаж и пассажиры 81 год не были захоронены.

По данным экспертизы КГБУЗ «Бюро судебно-медицинской экспертизы» в Хабаровске — по костным останкам (193 ед.) определена принадлежность ориентировочно к 6 группам (6 чел./5 черепов; 5 муж./1 жен.).

Захоронение останков экипажа и пассажиров произведено 25 июня 2016 года на Аллее памяти Матвеевского кладбища Хабаровска.

4 июля 2016 года Комсомольский-на-Амуре следственный отдел на транспорте Дальневосточного следственного управления (ДВСУТ) СКР по факту крушения самолета «Савоя С.55П» отказал в возбуждении уголовного дела, завершив проверку.

Поиски Светогорова

К месту катастрофы самолета Светогорова совершено несколько экспедиций:

- первая: в 1936 г.

комиссия по розыску самолета в составе т.т. Остапенко, Лапина и Семена Израилевича Западного [наст. ф. Кессельман, с 08.1934-08.1937 гг. — заместитель начальника УНКВД по ДВК. Согласно приказу НКВД СССР № 0049 от 22.08.1934 г., об организации управлений НКВД в новых областях Дальневосточного края: «Обслуживание Хабаровской области возложить на УНКВД по ДВК»].

- вторая: в 1971 г.

в составе: бортмеханик Владимир Павлович Мороков (лично знал Светогорова), прокурор-криминалист Хабаровской краевой прокуратуры Леонид Поликарпович Скрыпкин-Кибас, начальник аварийно-спасательной службы Дальневосточного управления гражданской авиации (ДВУ ГА) Виктор Сергеевич Нуждин. Николаевский-на-Амуре авиаотряд, Ил-14, вертолет Ми-1 — найдены планшет пилота, принадлежавший Светогорову, детские сандалии, дамская сумка, чемоданы.

- третья: в 1974 г.

в составе: работники [prokuror.hbr.ru краевой прокуратуры].

- четвертая, пятая: в 2006 г., в составе четвертой (июль): главы администрации п. Лазарев Владимир Викторович Сергеев, начальник территориального пункта милиции п. Лазарев Тимур Владимирович Васельков и нескольких милиционеров, сообщил глава Николаевского района Валерий Павлович Долматов — найдены останки, изъяты кости для экспертизы, серебряные швейцарские часы марки П. Буре (№ 519750) с дарственной подписью: «тов. Свя[е]тогорову А. П. за успешный перелет Хабаровск-Камчатка 31[0].VI-29.VII.33 г. ПП ОГПУ ДВК», кожаный чехол — Грамота Светогорова на знак «Почётный работник ВЧК-ГПУ (XV)», именная табличка от пистолета «Первачу к-[расно]ф[лот]цу Шереметьеву А. от личного состава Мор-авиа-парка».

в составе пятой (август): журналисты «Первого канала» (Андрей Бердников, оператор Сергей Шульга) и старший научный сотрудник отдела современной истории Хабаровского краевого краеведческого музея им. Н. И. Гродекова Алексей Вячеславович Шестаков — найдены бортовой гидрокомпас, серебряные швейцарские часы (№ 405528 с гравировкой «В. А.»), советские монеты.

- шестая, седьмая: декабрь 2007 г., август 2008 г.,

в составе и под руководством энтузиаста Ивана Федоровича Шило, сыновей Дмитрия и Сергея, из с. Аннинские Минеральные Воды Ульчского района Хабаровского края — вывезены два двигателя самолета в Николаевск-на-Амуре, затем в Комсомольск-на-Амуре.

Останки с места аварии, как безымянные, прихоронены в 2009 г. на местном кладбище в п. Лазарев Николаевского района частным лицом — Александром Павловичем Лещина (приемный отец теперь уже бывшего главы п. Лазарев В. В. Сергеева).

- восьмая: 25 августа-1 сентября 2015 г.,

Приморская региональная молодежная общественная организация «Поисковое объединение „АвиаПоиск“», которая входит в [рф-поиск.рф Общероссийское поисковое движение России] (Ярослав Ливанский, Александр Панасенко). Найдены останки 4 человек.

- девятая: 28 сентября — 5 октября 2015 г.,

следственная бригада [dvsut.sledcom.ru Дальневосточного следственного управления на транспорте СКР], Комсомольский-на-Амуре отдел на транспорте; общественный Совет по изучению и сохранению исторического наследия, пропаганды и популяризации малоизвестных исторических событий, связанных с обороной Тихоокеанских рубежей российского Дальнего Востока при ВООПИиК. Изъяты костные останки, в том числе, произведена эксгумация в прихороненной могиле части останков в п. Лазарев. Отправлены в КГБУЗ «Бюро судебно-медицинской экспертизы» в Хабаровск. Останки захоронены в Хабаровске 25 июня 2016 года.

Воспоминания

• Командир 13-го гидроотряда дальневосточного управления ГВФ, полярный лётчик, генерал-майор авиации, Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук.
• Лётчик, Герой Советского Союза Алексей Николаевич Грацианский.
• Бортмеханик, военный лётчик Матвей Леонтьевич Шемяков.
• Один из первых хабаровских пилотов Михаил Евгеньевич Сахаров.
• Воспитанница хабаровской краевой школы гражданских пилотов (ШГП) им. И. С. Уншлихта Далькрайсовета Осоавиахима, ученица Светогорова — Анна Федоровна Кирюхина (19.12.1912 г. — 21.12.2010 г.) — жена друга Светогорова — лётчика Петра Игнатьевича Московдова (в краевой школе пилотов младшим инструктором лётчиком работал с 14 июля 1931 г. по 25 апреля 1932 г., ум. в 1967 г.), племянница Наталья Григорьевна.
• Жительница села Воскресеновка Тымовского района Сахалинской области Мария Ивановна Черненинова.
• Сын члена экспедиции, бортмеханика Владимира Павловича Морокова (1914—1977) — Владимир Владимирович Мороков (ум. в 2014 г.).
• Заместитель председателя регионального отделения ДОСААФ России Хабаровского края — начальник отдела авиации РО ДОСААФ России Хабаровского края Анатолий Георгиевич Дудаков.
• Директор НП «ДВ Музей авиации», г. Арсеньев (Приморский край) Анатолий Маркович Бортник.

Личная жизнь

Отец — Павел Васильевич (1870—1941), десятник.

Мать — Татьяна Ивановна, в девич. Волкова (1883—1975).

Всего в семье Светогоровых было пятеро детей, кроме второго сына — Александра: ст. Василий (1900—1923) — художник, Константин (1908—1944) — водитель, Зинаида (1914—1991) — учительница начальных классов и мл. Борис (1916—1973) — судовой механик.

Жена Александра Светогорова — Валентина Ивановна Великанова.

В г. Холмске Сахалинской области проживает родная племянница Александра Светогорова (дочь младшего брата Бориса Светогорова), а также внучатые племянники в Москве, Владивостоке и в Германии (г. Эссен).

Интересные факты

Лётчика Светогорова журналисты ошибочно, с 30-х годов прошлого века, стали именовать по фамилии через букву «я» — Святогоров, возможно, затем, спутав с почти полным тёзкой — советским разведчиком — Александром Пантелеймоновичем Святогоровым (1913—2008). По данным ЗАГСов администраций г. Хабаровска и Хабаровского муниципального района за 1930—1936 гг., Александр Павлович Светогоров фамилии не менял (справка формы № 35 от 29.09.2015 г. Комитета по делам записи актов гражданского состояния и архивов правительства Хабаровского края).

Хабаровский журналист в 2015 году обратился к президенту России В. В. Путину с предложением за геройский подвиг — спасение челюскинцев — оставшемуся без всяких наград лётчику А. П. Светогорову присвоить посмертно Героя России. «Он достоин и заслуживает стать восьмым Героем спасения челюскинцев в списке, где значатся первые Герои СССР: А. В. Ляпидевский, Н. П. Каманин, В. С. Молоков, С. А. Леваневский, М. Т. Слепнев, М. В. Водопьянов, И. В. Доронин», — сказано в открытом письме.

Адреса

Жил в Хабаровске, на ул. Калининской (ныне ул. Калинина), дом 23, кв. 4 (район назывался Авиагородок).

Память

На здании Хабаровского краевого аэроклуба им. Лётчиков-Героев спасания челюскинцев ДОСААФ России (ул. Локомотивная, 12-а) 25 мая 2016 года торжественно открыта мемориальная доска.

25 июня 2016 года на Аллее памяти Матвеевского кладбища Хабаровска установлен гранитный памятник А. П. Светогорову, экипажу и пассажирам самолета «Савоя С.55П».

С места события:

В траурном мероприятии приняли участие военнослужащие Восточного военного округа, Хабаровского местного гарнизона, 11-й армии ВВС и ПВО, пограничного управления ФСБ России по Хабаровскому краю и ЕАО, курсанты Хабаровского пограничного института ФСБ России и Хабаровского филиала Санкт-Петербургского университета гражданской авиации. Все они, в парадном строю, под звуки оркестра, отдали последние почести лётчику-пограничнику Александру Светогорову

Библиография

Источники

МКУ «Хабаровский городской центр хранения документов»:

•  — Личное дело А. П. Светогорова. Ф. 129. Оп. 2. Д. 4526, Л. 1-33,
•  — Личное дело В. С. Нуждина. Ф. 129. Оп. 2. Д. 2269, Л. 1-10,
•  — Личное дело И. П. Мазурука. Ф. 129. Оп. 2. Д. 1056. Л. 1-45.

Государственный архив Хабаровского края (ГАХК):

— Аэроклуб г. Хабаровска. Ф. Р-1423, 45 ед. хр., 1931—1951 гг. Оп. 1,

• ГАХК. Ф. Р-1423, Оп. 1, Д. 1 (приказы по личному составу с 25.02.1931 г. — 20.05.1933 г.), Л. 1, 10, Л. 11-обор., Л. 12-обор., Л. 16, Л. 18-обор., Л. 23-обор., Л. 24, Л. 35, Л. 51-обор., Л. 55-обор., Л. 109, Л. 112,
• ГАХК. Ф. Р-1423, Оп. 1, Д. 2, Л. 62-64,
• ГАХК. Ф. Р-1423, Оп. 1, Д. 3, Л. 1.

— Дальневосточный краевой комитет (Далькрайком) ВКП(б). Ф. П-2, 14510 ед. хр., 1925—1938 гг. Оп. 1,

• ГАХК. Ф. П-2, Оп. 1, Д. 662, Л. 169,
• ГАХК. Ф. П-2, Оп. 1, Д. 677, Л. 11, 12, 15-16, 18, 24-24, 32-36.

Центральный пограничный архив ФСБ РФ (ЦПА):

— Исторический формуляр 11-го Отдельного морского авиационного пограничного отряда (списки)

• ЦПА ФСБ России (Пушкино). Ф. 774, Оп. 1, Д. 2. Л. 19; Оп.1, Д. 3, Л. 30
• ЦПА ФСБ России (Пушкино). Ф. 220, Оп. 2, Д. 14, Л. 43; Оп. 1, Д. 1, разд. 7, Л. 1.

Справка № 170 от 23.09.1934 г. нач. авиационного отделения УПВО — Управления пограничной и внутренней охраны УНКВД ДВК Э. М. Лухта, передана по телефон-коммутатору НКВД.

Периодика

• А. П. Светогоров. «…И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ». // «Правда», № 102, 13.04.1934 г.,
• Сообщения // «Тихоокеанская звезда», Хабаровск. 02.07.1935 г.; 03.07.1935 г.; 04.07.1935 г.; 11.07.1935 г.,
• И. Мазурук. И все-таки приземления состоялись! / Рейсы «Земля — Ничто»? Антология таинственных случаев // «Техника молодёжи», № 3, 1967 г., стр. 32—34., стр. 34,
• С. Глухов. «Второе исчезновение „Савойи“» // «Воздушный транспорт», 24.08.1985 г., Москва,
• В. Котельников. «„Рама“ Александра Маркетти: Летающая лодка „Савойя“ S.55». Золотой век поршневой авиации // Крылья Родины. Научно-популярный журнал/ Национальный авиационный журнал, 1997, № 9. — 32 с., ил. стр. 14—21,
• В. Котельников. История пяти «Савой». // Авиационно-исторический журнал, техническое обозрение «История Авиации», 2000, № 5, стр 1—3,
• В. Котельников. Красные звезды Туркестана. Советская авиация в борьбе с басмачеством 1921—1939. Из истории воздушных войн // «АвиАМастер», № 4 (стр. 32-38), 5 (стр. 12-21, окончание), 2006 г. (Приложение к журналу «Техника молодежи»).
• В. Логинов. «Исчезновения „Савойи“» // «Зеркало недели. Украина», № 5, 06.02.1999 г., Киев,

(газета «Тихоокеанская звезда» — «ТОЗ», Хабаровск (расследование, семь публикаций):

• О. Омельчук. «Тайну авиакатастрофы разгадают через 70 лет?» // «ТОЗ», 05.07.2006 г. (№ 1);
• О. Омельчук. «О пропавшем самолете „Тихоокеанская звезда“ писала в 1935 году» // «ТОЗ», 07.07.2006 г. (№ 2);
• О. Омельчук. «Найден самолет Святогорова?» // «ТОЗ», 13.07.2006 г. (№ 3);
• О. Омельчук. «Пассажиры „Савойи-55“ стали жертвой преступления?» // «ТОЗ», 21.07.2006 г. (№ 4);
• О. Омельчук. «„Разбор полетов“ летчика Святогорова» // «ТОЗ», 29.07.2006 г. (№ 5);
• О. Омельчук. «Самолет „Савойя-55“ открыл еще не все свои тайны» // «ТОЗ», 08.08.2006 г. (№ 6);
• О. Аносова. «Летчик Владимир Мороков опознал самолет Святогорова 35 лет назад» // «ТОЗ», 07.10.2006 г. (№ 7);
• О. Атачкина. «Тайна „Савойи-55“» // «Советский Сахалин», 10.11.2006 г.,
• С. Глухов. «На поиски „Савойи“: Хроника забытой катастрофы» // «Хабаровский экспресс», № 29, 19.07.2006 г.,
• А. Шестаков. «Об экспедиции к месту падения гидросамолета Савойя С.55». // Записки Гродековского музея: Вып. 30. — Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н. И. Гродекова, 2014. — 212 с., стр. 198—206.,
• В. Чусовский. «Часы остановились в полдень или Последний полет Александра Святогорова» // «Пограничник Северо-Востока» (с 2011 г. «Граница России — Северо-Восток», ныне не выходит), 29.04.2009 г.,
• Ю. Ковалев. «Таежная одиссея команды Шило» // «Приамурские ведомости», Хабаровск, 20.05.2009 г.,
• А. Савченко. «С высоты героических лет…» // «Тихоокеанская звезда», 19.07.2011 г.,
• М. Карпач. «Дальневосточный Чкалов» // «Приамурские ведомости», 01.07.2015 г.,
• К. Пронякин. «Тайна Чертова хребта» // «Советский Сахалин», 29.09.2015 г.,
• Ю. Ковалев. «Восхождение к Светогорову продолжается» // «Приамурские ведомости», 14.10.2015 г.,
• К. Пронякин. «Трагедия летчика Светогорова» // «Советский Сахалин», 16.10.2015 г.,
• К. Пронякин. «Трагедия летчика Светогорова» // «Газета на Дом» (Биробиджан, ЕАО), 21.10.2015 г.,
• К. Пронякин. «Трагедия летчика Светогорова» // «Арсеньевские вести» (Приморский край, Владивосток), 21.10.2015 г.,
• К. Пронякин. «Трагедия летчика Светогорова-2» // «Газета на Дом» (Биробиджан, ЕАО), 28.10.2015 г.,
• К. Пронякин. «Трагедия летчика Светогорова» // «Российская газета. Неделя. Дальний Восток», 19.11.2015 г.,
• К. Пронякин. «Кто был на штурвалом „Савоий“?» // «Советский Сахалин», 20.11.2015 г.,
• К. Пронякин. «Итальянскому самолету „Савоя С.55“ предлагают поставить памятник» // «Газета на Дом» (Биробиджан, ЕАО), 09.12.2015 г.,
• В. Пылаев. «Катастрофа на Чертовом хребте» // «Суворовский натиск» (газета ВВО), 11.12.2015 г., 18.12.2015 г.,
• К. Пронякин. «Летающая лодка с легендарной судьбой» // «Советский Сахалин», 11.12.2015 г.,
• К. Пронякин. "Тайна самолета «Савойя С.55» // «Прогресс Приморья» (Приморский край, г. Арсеньев), № 48, 11.12.2015 г.,
• K. Pronyakin. «Trovati in Russia i motori di un aereo italiano di 82 anni fa» (рус. «Двигатели с итальянского самолета 82-летней давности нашли в России в полной сохранности») // «Информационное агентство „Спутник“, Италия (МИА „Россия Сегодня“)», 13.12.2015 г.,
• К. Пронякин. «Трагедия летчика Светогорова» // «Аргументы времени» (Хабаровск, ДФО), № 4, 2015 г., стр.40—45,
• F. Bugada. «Alla ricerca dell’arca perduta. Cosa resta dell’S.55?» (рус. «В поисках утраченного ковчега. Что осталось от С.55?») // «VFR Aviation» (Italia), № 1, 2016 г., p. 900—907,
• К. Пронякин. «[rg.ru/2016/07/26/rodina-letchik.html Последний челюскинец]» / «Родина», № 816 (8), август 2016 г., стр. 22—24.

Книги

• Буяков А. М. Ведомственные награды ОГПУ-НКВД (1922—1940): 1932—1940 гг. Ч.2. Знак «Почётный работник ВЧК-ГПУ (XV)». — Владивосток: Русский остров, 2008. — 504 с., стр. 228;
• Виражи летчика Светогорова: иллюстрированный альбом к книге «Красный сон Светогорова»/ Текст К. А. Пронякина. — Хабаровск, 2016. — 24 с., ил. (Серия: История развития гражданской авиации на Дальнем Востоке);
• Героическая эпопея: Альбом фото-документов. Арктический поход и гибель «Челюскина» — Ледяной лагерь — Советское правительство организует спасение — Летчики — Герои Советского союза — Страна советов встречает героев Арктики. Общ. ред.: Л. Мехлиса, И. Веритэ, И. Богового, И. Баевского. — М.: Изд. ред. Правды Партиздата ЦК ВКП(б), 1935. — 154 с., ил., стр. 124 — карта;
• Героический поход. «Правда» о полярной экспедиции «Челюскина». — М.: Правда, Изогиз, 1934. — 52 с. (Специальный выпуск газеты «Правда»), стр. 40, 42;
• Глухов С. А. Взлет. Страницы героизма и славы дальневосточных авиаторов. — Хабаровск: Кн. изд., 1983. — 176 с.;
• Глухов С. А. Тревожные широты. Документальное повествование о челюскинской эпопее. — Хабаровск: Кн. изд., 1985. — 160 с.;
• Гурбан Н. Я., Филонов А. М., Грачев А. В., Хромов В. В. Пограничники-дальневосточники накануне и в годы войны с гитлеровской Германией и милитаристской Японией (1930-е — 1945 гг.). Монография. — Хабаровск, 2015. — 191 с., ил. стр. 186;
• Дальневосточное морское пароходство: 1880—1980. К 100-летию. Науч. ред. чл.-корр. АН СССР А. И. Крушанов. — Владивосток: Дальневосточное кн. изд., 1980. — 590 с., ил., стр. 156—157;
• 90 лет на страже Отечества. — М.: Управление авиации ФСБ, 2013. — 36 с., стр. 11. (о награждении экипажа Светогорова именными часами: штурмана отряда Тесакова, авиатехника Юрченко, моториста Жука);
• Даниленко В. Ф. Крылья Дальнего Востока. — Хабаровск: Кн. изд., 1972. — 192 с., ил.,
• Даниленко В. Ф. Крылья Дальнего Востока. Рассказ о 50-летней истории гражданской авиации на Дальнем Востоке. — 2-е изд., перераб. — Хабаровск: Кн. изд., 1980. — 158 с., стр. 13, 24;
• Даниленко В. Ф. Пока откладываются полеты: Рассказы. О случаях курьезных, героических, трагических и комических. — Хабаровск, 1990. — 208 с.;
• Демин А. А. Слава героям-летчикам или.. Ода ездовым собакам и чрезвычайным тройкам (забытые страницы челюскинской эпопеи) / Легенды и мифы авиации. Из истории отечественной и мировой авиации: Сб. статей. Вып. 4. Ред.-сост. А. А. Демин. — М.: Русские витязи, 2012. — 288 с.;
• Дудаков А. Г. Рождённый в тридцатых. Исторические справки, очерки, фотодокументы/ Хабаровскому авиаспортклубу 70 лет. — Хабаровск: КС РОСТО, 2001. — 178 с.,
• Дудаков А. Г. Нина Распопова: «Ночная ведьма». / Отчизны верные сыны. Очерки о руководителях, активистах и воспитанниках ОСОАВИАХИМа-ДОСААФ-РОСТО (ДОСААФ). Ред. кол.: Анохин А. И., Дранишников В. П., Наместников В. Н., Степанов В. В., Федулов С. В. — М.: Изд. Тактика, 2004. — 352 с., ил.; стр. 163—168 (об инструкторе Светогорове);
• Дудаков А. Г. Рождённый в тридцатых. Исторические справки, очерки, фотодокументы/ Хабаровскому авиаспортклубу 75 лет. — 2-е изд., доп. и испр. — Хабаровск: КС РОСТО, 2006. — 366 с., стр. 9;
• Каргин М. И. Всегда на высоте: Исторический очерк посвящён 75-летию образования Краснознаменной авиационной части [ФСБ РФ] (О Петропавловск-Камчатском объединенном авиационном отряде ФСБ России). Ред. В. Слабука. — Владивосток: Русский остров, 2009. — 24 с., ил.;
• Лебедев А. А., Мазурук И. П. Над Арктикой и Антарктикой. — М.: Мысль, 1991. — 317 с., ил., стр. 10-11;
• Ляпидевский А. В. Пятое марта. — М.: Мол. гвардия, 1935. — 109 с.;
• Мазурук И. П., Лебедев А. А. Летчики-испытатели Аэрофлота. — М.: Машиностроение, 1991. — 192 с.;
• Музалевский М. В. Почётные чекисты: 1932—1939. Кн. 3. М-С. — М.: РИЦ Кавалеръ, 2010. — 148 с. (Историческая библиотека Кавалеръ, вып. № 25), стр. 138;
• Новиков В. С. Крылья границы: Историко-документальный очерк. — М.: Граница, 2008. — 455 с., ил., стр. 43, 101;
• Петров Г. Ф. Гидросамолеты и экранопланы России. 1910—1999. — М.: Русское авиационное акционерное общество (РУСАВИА), 2000. — 248 с., ил., стр. 104. (Savoia-Marchetti S.55);
• Пивенштейн Б. А. Гора Дионисия закрыта. Ред. Е. Цитович. — М.: Мол. гвардия, 1935. — 112 с., ил.;
• Пивенштейн Б. А. Путь в Уэллен. Ред. Д. Д. Нагишкин. — Хабаровск: Дальгиз, 1936. — 206 с.;
• Пограничные войска СССР. 1929—1938: Сборник документов и материалов. Сост.: П. А. Иванчишин, А. И. Чугунов. — М.: Наука, 1972. — 775 с., документ № 381 стр. 410; документ № 387 стр. 414, документ № 390 стр. 415—416;
• Почтарев А. Н., Горбунова Л. И. Полярная авиация России 1914—1945 г. г. Кн. 1. — М.: Европейские издания — Paulsen, 2011. — 590 с., ил., стр. 205;
• Пронякин К. А. Красный сон Светогорова: документально-историческое повествование. — Хабаровск: Издательство Хворова А. Ю., 2016. — 56 с., ил. (Серия: История развития гражданской авиации на Дальнем Востоке);
• Токарь Л. Н. Униформа российского гражданского воздушного флота 1929—2006. — М.: Русские Витязи, 2008. — 184 с., ил.;
• Хват Л. Б. Три путешествия к Берингову проливу. Записки журналиста. — М.; — Л.: Главсевморпути, 1949. — 280 с., стр. 52;
• Шмидт О. Ю., Баевский И. Л., Мехлис Л. З. Героическая эпопея: Поход Челюскина/ В 2 т.т. Т. 1. Северный морской путь. — М.: Правда, 1934. — 422 с.;
• Шмидт О. Ю., Баевский И. Л., Мехлис Л. З. Героическая эпопея: Поход Челюскина/ В 2 т.т. Т. 2. Ледяной лагерь. — М.: Правда, 1934. — 468 с.;
• Шмидт О. Ю., Баевский И. Л., Мехлис Л. З. Героическая эпопея: Как мы спасали челюскинцев [Т.3]: А. Ляпидевский, С. Леваневский, М. Слепнев, В. Молоков, Н. Каманин, М. Водопьянов, И. Доронин. — М.: Правда, 1934. — 404 с.,
• Ministero Dell’Aeronautica. Direzione Generale Delle Costruzioni e Degli Approvvigionamenti. Idrovolante «Savoia-Marchetti» Tipo S.55X⁰ I.F. ASSO 750 Serie 24+1 Scafi Allargatissimi. Per Crocera Societa' Idrovolanti Alta Italia Sesto Calende. Istruzioni Per Il Montaggio e Per la Regolazione. — Roma: Tip. lit. Carlo Lazzati — Gallarate, 1933. — 96 p. (инструкция по монтажу и регулировке).

Ссылки

• Savoia-Marchetti S.55
• Катастрофа С.55 под Лазаревым (1935)
• [debri-dv.com/person/257 Раздел персоналии Светогорова А. П.] на сайте «Дебри-ДВ»
• Полярная почта. Форум. [www.polarpost.ru/forum/viewtopic.php?f=8&t=2672&p=62712&hilit=светогоров#p62712 Раздел о Светогорове А. П.]
• [www.1tv.ru/news/crime/59982 Найдено место катастрофы самолета А. Святогорова — «дальневосточного Чкалова»], 20.08.2006 г. Репортаж А. Бердникова на Первом канале.
• ИА «AmurMedia». «[amurmedia.ru/story/savoya/ Тайна крушения гидросамолета „Савоя C.55X“ разгадана]»
• ИА «Спутник», итальянский сайт (МИА «Россия Сегодня»). [it.sputniknews.com/mondo/20151213/1717850/Russia-Italia-aereo-trovato-Savoia.html Trovati in Russia i motori di un aereo italiano di 82 anni fa]

Отрывок, характеризующий Светогоров, Александр Павлович

Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…