Светоч мира

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уильям Холман Хант
Светоч мира. 1854
The Light of the World
Холст, масло
Кейбл-колледж[1], Оксфорд
К:Картины 1854 года

«Светоч мира» (англ. The Light of the World) — аллегорическое полотно художника-прерафаэлита Уильяма Холмана Ханта, представляющее фигуру Христа у массивной, заросшей бурьяном, давно запертой двери. Картина иллюстрирует Откровение Иоанна Богослова: «Се стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20). Название картины также взято из Евангелия: «Аз есмь свет миру» (Ин. 8:12) (англ. I am the light of the world).





Сюжет и символизм картины

Произведение наполнено образами, имеющими символистский смысл.

Над миром лежит ночь. Христос со светильником в руке идёт по миру среди мрака и стучится в дома. На картине Он изображён у одной из дверей. Светильник в левой руке Иисуса подчёркивает мрак, окружающий дом. Свет от светильника направленный, падает на дверь и немного освещает одежды Спасителя. Христос изображён в длинных светлых одеждах, на Нём красный плащ, на голове — корона и вокруг неё терновый венец, на ногах — сандалии. Лицо Христа обращено к зрителю. Ещё одно светлое пятно на картине — луна, образующая нимб вокруг головы Спасителя.

Дверь символизирует «закрытое сердце», она наглухо заперта, давно не отворялась, заросла бурьяном. На двери нет ручки, и открыть её можно только изнутри[2]. Особое внимание художник уделил изображению светильника. Он довольно сложен и причудлив: семь его граней символизируют семь Церквей Апокалипсиса, а отверстия разной формы — многообразие форм религии, объединённых общим светом.

Вся сцена иллюстрирует фрагмент из Откровения Иоанна Богослова: «Се стою у двери и стучу. Если кто услышит Мой голос и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20).

Через 50 лет после создания картины Ханту пришлось разъяснять её символистский смысл[3].

История создания

Картина была задумана как парная к «Пробудившемуся стыду» (The Awakening Conscience, 1853).

Оригинал картины был написан в 1853—1854 годах. Изначально Хант намеревался сделать сцену дневной. Но позже его захватила идея написать ночную сцену и продолжить эксперименты со световыми эффектами, начатые во время работы над картиной «Наши английские берега» (1852). До этого Хант ночных сцен не писал и, чтобы лучше освоить технику их создания, отправился на «натуру», в графство Суррей.

Хант ходил с фонарём в руках и в окрестностях станции Ивелл нашёл подходящую бедную хижину на одной из ферм (Worcester Park Farm). Он построил во дворе соломенный шалаш и прожил в нём несколько месяцев, во время лунных ночей изучая освещение и световые эффекты: преломление света, проходящего через ветви деревьев, рассеяние света от фонаря, тени и полутени. Работал он по ночам, с фонарём и этюдником, и местные жители в конце концов сочли его за сумасшедшего. На ферме с ним жил другой прерафаэлит, Джон Эверетт Милле, который впоследствии вспоминал:

Этим вечером я вышел в сад (прекрасная лунная ночь, но очень холодная) с фонариком для Ханта, чтоб увидеть эффект, которого он хочет достичь при помощи этого лунного света.

Фонарик, которым художник светил себе, не был похож на светильник, изображённый на картине в руке Христа. Но стремясь к правдоподобию и совершенству, Хант специально изготовил и макет светильника. Работу над картиной Хант заканчивал в своей лондонской мастерской. Уже имея большой опыт работы в полевых условиях, он изготовил специальное устройство, с помощью которого получал необходимые световые эффекты в своей мастерской в любое время суток.

Картина была представлена публике на выставке Королевской Академии 1854 года, но была встречена довольно холодно и не произвела того эффекта, на который рассчитывал Хант. Кроме того, некоторые усмотрели в его новой работе проповедь католицизма. Тогда в поддержку картины на страницах «Times» выступил знаменитый теоретик искусства Джон Рёскин со статьёй, разъясняющей её символистский смысл. В своем письме от 5 мая 1854 года Рёскин назвал «Светоч мира» одним из самых прекрасных произведений на религиозную тему, которые когда-либо были созданы.

В итоге картину купил Томас Комб, а его жена впоследствии передала её Кейбл-колледжу (Keble College), в Оксфорде, где она и экспонировалась в дальнейшем. В настоящее время это полотно находится в боковой комнате большой часовни в Кейбл-Колледже[4]. По всей Англии распространялись гравюры и открытки с репродукциями картины, и с годами «Светоч Мира» был признан одним из знаковых и самых впечатляющих образов викторианской эпохи.

Однако Ханта не устраивали условия экспонирования картины в Кейбл-колледже, где её не могло увидеть значительное количество людей, и, ровно через 50 лет после создания картины, в 1904 году художник закончил другую её версию, изображающую фигуру Христа в полный рост. Это полотно приобрёл Чарльз Бут. Произведение «прогастролировало» по крупнейшим городам Великобритании, Америки, Канады, Новой Зеландии и Австралии, неизменно собирая толпы зрителей, а затем его повесили в Соборе Святого Павла, в Лондоне.

В письме к своему другу Уильяму Беллу Скотту Хант писал:

Эта картина — не просто удачная находка, я недостоин её, она как бы возникла во мне — меня вело Провидение[5].

Влияние

В викторианский период картина была очень популярна, и вдохновила нескольких композиторов на создание произведений, в частности, Артур Салливан в 1873 году написал ораторию «The Light of the World»[3].

Напишите отзыв о статье "Светоч мира"

Примечания

  1. Алёна Артёменко. [www.wm-painting.ru/painters_h/p2_articleid/1314 Уильям Холман Хант] (8 февраля 2015). Проверено 10 января 2016.
  2. Hunt, W.H., Pre-Raphaelitism and the Pre-Raphaelite Brotherhood, London: Macmillan, 1905, vol. 1, p. 350
  3. 1 2 [www.victorianweb.org/painting/whh/replete/light.html The Victorian Web]
  4. Hunt, W.H., Pre-Raphaelitism and the Pre-Raphaelite Brotherhood, London: Macmillan, 1905, vol. 1, p. 299—300.
  5. Forbes, C (2001), [www.findarticles.com/p/articles/mi_m1026/is_6_160/ai_80864305 «Images of Christ In Nineteenth-Century British Paintings In The Forbes Magazine Collection»], Magazine Antiques, December 2001.

Литература

  • Мировое искусство. Прерафаэлитизм / Сост. И. Г. Мосин. СПб., ООО «СЗКЭО Кристалл», 2006
  • Maas Jeremy. Holman Hunt and the Light of the World. — Ashgate, 1984. — ISBN 9780859676830.

Ссылки

  • [www.argentium-book.ru/forum/1923/1526_Жизнь_и_творчество_Уильяма_Холмана_Ханта?message_quote_form=1526&page=0 Мировое искусство. Прерафаэлитизм/ Сост. И. Г. Мосин. СПб., ООО «СЗКЭО Кристалл», 2006]
  • [www.victorianweb.org/painting/whh/replete/light.html Victorian Web information]
  • [www.gnpcb.org/esv/search/?q=Revelation+3%3A18-22 Revelation 3:20]
  • [www.manchestergalleries.org/whats-on/exhibitions/index.php?itemID=45 Все три версии картины выставляются вместе]
  • [www.independent.co.uk/opinion/commentators/fisk/robert-fiskrsquos-world-a-christian-painter-who-could-not-see-the-light-in-palestine-1639286.html Robert Fisk’s World: A Christian painter who could not see the light in Palestine]

Отрывок, характеризующий Светоч мира

Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.