Свещеносец

Свещено́сец (греч. δεποτάτος или греч. κηροφόρος — буквально: несущий воск (восковую свечу), от греч. κηρός — воск и греч. φορέω — носить) — в христианстве — самый низший чин церковнослужителей, предшественник чтеца, носящий высокий подсвечник с возжжённой свечою или просто возжжённую свечу на входах, при чтении Евангелия, перед Святыми Дарами, на крестном ходе, кроме того, свещеносцы носят иконы и хоругви; в древности обязанностью «депотатоса» или «депотата» было ещё приглашать начальников к архиерею (они были в качестве архиерейских секретарей).

История Чина свещеносца

Свещеносцы были известны со времен древней Церкви. Святитель Симеон Солунский (? — ок. 1429 гг.) замечает: «есть руковозложения на должности, например, депотата или свещеносца, совершающееся прежде руковозложения в чтеца, но, впрочем, уже не совершающиеся и ныне как бы совершенно прекратившиеся, хотя в церкви Фессалоникийской незадолго перед этим были и в древнейших уставах описаны». Сохранилось лишь несколько таких «древних уставов».

Древнейший дошедший до нас чин поставления в свещеносца содержится в Евхологии XI в. Парижской национальной библиотеки. Согласно ему, чин совершался так: ставленник подводился к архиерею и преклонял главу, архиерей трижды благословлял его и читал над ним молитву «Иже всю тварь светом просветивый…», в которой испрашивал ставленнику нескверную и непорочную одежду, после чего облекал в назначенные для свещеносца одежды и, помолившись, отпускал. Также этот чин описан и в Евхологиях XV в. Лавры Афанасия Афонского и Синайской библиотеки, лишь с незначительными различиями в тексте молитвы. Чин называется: «греч. Τάξις γινομένη ἐπὶ προχειρήσει κηροφόρου καὶ δεποτάτου».

Это все сведения, которые известны относительно чина поставления в свещеносца. Существовал ли он раньше XI в. неизвестно, равно, как и неизвестно, когда он вышел из употребления в Греческой Церкви, которая в современных богослужебных книгах его не имеет. Вероятно, этот чин вышел из употребления не одновременно во всех Восточных Церквах. Основание для этого дает святитель Симеон, когда говорит, что «в Церкви Фессалоникийской незадолго перед этим» он существовал. Видимо, в Солуни чин вышел из употребления в XIV в.; однако рукописи XV в., в которых этот чин содержатся, говорят о том, что еще в некоторых местах он употреблялся, но исчез не позже конца XVI в., поскольку греческие печатные Евхологии его не знают.

Поскольку Россия приняла христианство в то время, когда в Греции еще совершался этот чин, то он перешел и в практику Русской Церкви, где совершался до XVII в. Как чин совершался на Руси с Х по XVI вв. — неизвестно. Скорее всего, он оставался точной копией греческого чина. На это указывают рукописные и печатные южно-славянские требники XIV—XVI вв.

В северо-русском чине уже в XVI в. встречаются небольшие изменения. После архиерейского благословения ставленник должен был трижды поклониться перед Царскими вратами, а после молитвы ему вручали свечу и произносили ектению. В XVII в. в чине произошел еще ряд изменений: ставленника выводили на середину храма, он трижды кланялся по направлению к Царским вратам и трижды архиерею. Подойдя к святителю, ставленник преклонял голову, архиерей трижды его благословлял, возлагал на голову руку и читал молитву. Из чина были исключены предначинательное благословение епископом поставляемого и ектения с прошением за него. Что же касается облачения ставленника в соответствующие ему одежды и вручение свечи, то эти действия вошли в современный чин поставления чтеца и певца.

В южно-русских Чиновникáх этот чин предписывалось совершать немного по-другому. Чин совершался перед началом Литургии, когда ставленника приводили на середину храма, где он кланялся архиерею, затем творил три поклона перед Царскими вратами, опять подходил к святителю и преклонял главу. Епископ благословлял его и начинал чин возгласом «Благословен Бог наш…», далее следовало «Начало обычное» и 83-й псалом, потом архиерей возлагал руку на голову пришедшего и читал молитву, после которой его облачали в подобающую одежду и святитель подавал свечу. Произносилась ектения со специальными прошениями и заканчивался чин краткой молитвой архиерея.

В Киевской митрополии этот чин еще назывался чином поставления «аколита». Аколит — это искаженное слово «аколуф» от греч. ἀκόλουθος — спутник, провожатый. Несмотря на то что это слово греческое, у греков аколуфов не было (их обязанности исполняли иподиаконы), это чисто латинская должность, что еще раз подтверждает, что на юге Руси чин появился под латинским влиянием.

На сегодняшний день в свещеносцы поставляют для постоянного служения в Русской Православной Старообрядческой Церкви. Церковнослужители данной степени предносят подсвечники и свечи, исполняют обязанности чтецов и алтарников.

Поставление в свещеносца

В православной церкви свещеносцы посвящаются архиереями через особый обряд, называемый «поставлением». Это первое посвящение клирика, только после которого может последовать его посвящение в чтеца, затем хиротония во иподиакона, далее во диакона, священника и высшее — во епископа (архиерея). Неженатый и не монашествующий православный христианин, посвященный в свещеносца, как и чтец, ещё имеет право вступить в христианский брак, а рукоположенный во иподиакона и выше, уже не может законно венчаться.

Свещеносец должен носить подрясник, поясок и скуфью. Во время поставления на него надевается малая фелонь, которая затем снимается после хиротесии человека в чтеца, и на него надевается стихарь. Посвящения в свещеносца удостаивают только мужчин.

Современный Чин поставления в свещеносцы состоит из следующего: человека подводят к архиерею, поставляемый кладет три поклона перед иерархом, затем наклоняет голову, после чего архиерей трижды крестит её, после человека одевают в короткую фелонь, архиерей читает молитву: «Иже всю тварь светом просветивый…», в конце чина свещеносцу вручают зажжённую свечу. Короткая фелонь — это одежда, которую одевает свещеносец во время богослужения на подрясник или на кафтан.

Если для чтеца нижней границей возраста, согласно 42-й главе «От свитка новых заповедей Иустиниана царя» и 43-й главе Кормчей, является 15 лет, то свещеносцы не упоминаются ни среди правил Вселенских соборов, ни в Кормчей, по этой причине архиерей может ставить человека в свещеносца с более раннего возраста, с 10 или даже с 7 лет.

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003737045#?page=1 Неселовский А. З. Чины хиротесий и хиротоний]
• [www.rodon.org/pme/ihc.htm М. Поснов. История христианской Церкви (до 1054 г.) Постоянные иерархические и неиерархические служения в Церкви.]
• [utesheniya.ru/?tag=blazhennyiy-simeon Блаженный Симеон, архиепископ Фессалоникийский. Писания Святых Отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения (Том 2 и 3)]
• [www.mepar.ru/library/vedomosti/28/97/ Иеродиакон Николай (Летуновский). История чинов хиротесий Православной Церкви]
• Μεγάλη Ελληνική Εγκυκλοπαίδεια Πυρσός, τόμος 9, σελ. 48

Отрывок, характеризующий Свещеносец

Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.