Свидетели «Архипелага ГУЛАГ»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Свиде́тели Архипела́га» — так в последнем подготовленном при жизни автора издании[1] «Архипелага ГУЛАГ» А. И. Солженицын озаглавил список из 257 имён тех, «чьи рассказы, письма, мемуары и поправки использованы при создании этой книги»[2]:10.

В первом издании книги, появившемся в Париже в издательстве ИМКА-Пресс в декабре 1973 года, автор писал: «Эту книгу непосильно было бы создать одному человеку. Кроме всего, что я вынес с Архипелага, — шкурой своей, памятью, ухом, глазом, материал для этой книги дали мне в рассказах, воспоминаниях и письмах — [перечень 227 имён]». Со временем список этот видоизменился и вырос до 257 фамилий[3].

А. И. Солженицын подчеркнул в Предисловии, что редактором «Архипелага ГУЛАГ» должен был быть Д. П. Витковский. А. П. Храбровицкий писал, что первоначально предполагалось три редактора: Витковский, он сам, Храбровицкий, и ещё кто-то третий[4].

Солженицын указывает, что у «Архипелага ГУЛАГ», кроме сведений, полученных от 227 (позднее 257) свидетелей, были и открытые источники — это «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, воспоминания Д. П. Витковского, Е. Гинзбург и О. Адамовой-Слиозберг. Только первые двое включены в число свидетелей.

В конце данного списка Солженицын указывал: «Материал для этой книги также представили тридцать шесть советских писателей во главе с Максимом Горьким — авторы позорной книги о Беломорканале, впервые в русской литературе восславившей рабский труд»[5].

  1. Александрова Мария Борисовна
  2. Алексеев Иван А., з/к Устьвымлага в первой половине 1960-х годов. Корреспондент Солженицына, письмо не опубликовано. В «Архипелаге ГУЛАГ» приведено детальное описание попытки Алексеева выступить на общелагерном собрании с осуждением сталинизма. В результате за «нездоровые антисоветские настроения» Иван Алексеев получил 3 года тюремного режима[6]:462—464. «„Ваша позиция — арьергард!“ — огорошил меня Ваня Алексеев» — пишет А. И. С. и заключает «за десять лет я потерял живое чувство Архипелага»[6]:440.
  3. Алексеев Иван Николаевич
  4. Аничкова Наталья Мильевна (1896—1975) — филолог, з/к Унжлага (Сухобезводное) в 1949—1955 годах. II 210, 514.
  5. Бабич Александр Павлович (1899, Новороссийск — 1950, умер в заключении) — жил в Ленинграде, почётный полярник, начальник полярной станции о. Домашний ГУСМП. 7 января 1942 г. по обвинению по ст. 58-1"а" УК РСФСР приговорён к расстрелу. 6 марта 1942 приговор заменён 10 годами (Джидинский лагерь)[7] I 143, 408; II 172-3, 237, 305-7, 523, 530
  6. Бакст Михаил Абрамович (1933 г. р.) школьник из Ленинск-Кузнецка, в 1951 осуждён на 10 лет I 147, II 254, III 415.
  7. Баранов Александр Иванович — з/к Ныроблага в 1944 году II 321.
  8. Баранович Марина Казимировна (1901—1975) — в «Архипелаге ГУЛАГ» приведены сведения, сообщенные М. К. Баранович, о тесноте в Бутырской тюрьме в 1918 году, тогда даже в прачечной была устроена тюремная камера на 70 человек[8]:124. Впоследствии переводчик, помощница и машинистка Б. Л. Пастернака[9]. Знакомство Баранович со Солженицыным относится к 1965 году. Д. М. Панин дал М. К. без ведома автора «В круге первом», Солженицын захотел познакомиться. Дочь М. К., А. А. Баранович-Поливанова предложила писателю помощь в хранении неподцензурных рукописей. Весной 1965 он передал ей «В круге первом» и 15 экземпляров 2-х своих поэм. 18 сентября 1965 года сотрудники КГБ задержали М. К., провели у неё обыск, изъяли машинку и допрашивали до позднего вечера, после чего следователь ещё много раз приходил для допросов к М. К. домой. В квартире дочери, А. А. Баранович-Поливановой, обыска не было. Экземпляр рукописи «В круге первом» уцелел. По мнению А. А. Баранович-Поливановой: «единственное, что их интересовало, — не печатала ли мама „Архипелаг“»[10]. Зять М. К. Баранович Михаил Поливанов перечислен Солженицыным среди его тайных помощников, он один из соавторов сборника «Из-под глыб»[11].
  9. Безродный Вячеслав з/к в Ольчане (Якутия; вероятно, Индигирлаг), в «Архипелаге ГУЛАГ» описана его попытка побега на двух связанных брёвнах по Индигирке[12]:322.
  10. Белинков Аркадий Викторович (1921—1970) — студент-дипломник Литературного института, з/к в Москва и Карлаге в 1944—1956 годах, литературовед, с 1968 в эмиграции. II 147, 253, 393.
  11. Бернштам Михаил Семёнович (1940 г. р.) — демограф и экономист, с 1976 в эмиграции, сотрудник Гуверовского института.
  12. Бернштейн Анс Фрицевич (1909—?) — з/к на Горьковской пересылке, затем в Буреполомлаге. I 27, 487, 522; II 172, 209, 311; III 410.
  13. Борисов Авенир Петрович (16 ноября 1912[13], д. Дор-Паговец, Вохомского района Костромской области[14] —?) — с 13 лет в комсомоле[12]:260, учитель, арестован 4 июня 1937, 27 января 1938 осуждён, з/к на Воркуте, дело прекращено 26 января 1946[13], вернулся в родной посёлок в 1946, друзья, все вчерашние бесстрашные фронтовики, избегали его. Директор детдома. Дети обижались, когда местные жители звали их директора «тюремщиком»[6]:400—401.
  14. Братчиков Андрей Семёнович II 425
  15. Бреславская Анна (1923 г. р.) — з/к на Калужской заставе в Москве в 1946 году. II 404
  16. Бродовский М. И. — баптист, приговорённый к высылке в 1966 году. III 332, 488.
  17. Бугаенко Наталья Ивановна — учительница, з/к в Ростове-на-Дону в 1933 году I 68
  18. Бурковский Борис Васильевич (1912—1985) — участник войны, капитан 2-го ранга, з/к в Бутырской тюрьме и в Экибастузе, начальник филиала Военно-морского музея на крейсере «Аврора» I 25; III 49, 69, 448
  19. Бурнацев Михаил — военнопленный, бежал из немецкого лагеря, з/к[15] I 223
  20. Бутаков Авлим
  21. Быков М. М. — корреспондент Солженицына. II 33
  22. Вайшнорас Юозас Томович (1911—1971) — профессор из Вильнюса, з/к (Бутырки, Боровичи, СевУраллаг, Степлаг; 1945—1955 годах.
  23. Васильев Владимир Александрович (1880-?) — инженер путей сообщения, гидротехник, профессор МВТУ, з/к и ссыльный III 365—367, 369
  24. Васильев Максим Васильевич
  25. Ватрацков Л. В.
  26. Вельяминов С. В.
  27. Вендельштейн Юрий Германович (умер в начале 1960-х) — учёный-химик, с 1916 года работал в Центральной научно-исследовательской лаборатории Акционерного Общества «Русскокраска» под руководством Н. Н. Ворожцова (старшего)[16], з/к с 1930-х, в конце 1940-х — начале 1950-х ссыльный учитель средней школы в с. Большой Улуй в Красноярском крае[17]. III 407.
  28. Венедиктова Галина Дмитриевна (род. 1927 в Москве) — дочь расстрелянного в 1937 рабочего Д. Н. Венедиктова, с 1938 в детдоме, фельдшер детской инфекционной клиники в Омске. Арестована 18 сентября 1951 г. 28 ноября 1951 г. Омским областным судом по обвинению по ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР приговорена к 10 лет ИТЛ с последующим поражением в правах на 3 года. 18 июня 1954 г. мера наказания снижена до 5 лет по амнистии. Реабилитирована 11 июня 1960 г. Президиумом Верховного Суда РСФСР[18]. II 197, 373, 495, III 312, 412.
  29. Вербовский С. Б. — бывший з/к III 404
  30. Вестеровская Анастасия — бывшая з/к III 408
  31. Виноградов Борис Михайлович (1906—1955, умер в заключении) — инженер-путеец, з/к с 1941 II 260, 261
  32. Винокуров Н. М.
  33. Витковский Дмитрий Петрович (1901—1966) — инженер-химик, ссыльный и з/к с 1926 (Енисейск, Соловки, БелБалтлаг, Тулома, Владимирская тюрьма), автор мемуаров «Полжизни». I 101, 121, II 66, 79, 120, 252, III 310.
  34. Власов Василий Григорьевич (1902—1986) — заведующий Кадыйским райпо, з/к в 1937—1955.
  35. Войченко Михаил Афанасьевич — бывший з/к
  36. Волков Олег Васильевич (1900—1996) — писатель, переводчик, з/к и ссыльный неоднократно (1928-55), автор мемуаров «Погружение во тьму»
  37. Гарасёва Анна Михайловна (1902—1994) — медсестра, геолог, з/к и ссыльная (1925-30), автор мемуаров «Я жила в самой бесчеловечной стране…». I 421
  38. Гарасёва Татьяна Михайловна (1901-?) — медсестра, библиотекарь, з/к и ссыльная (1925-29, 1936-47, 1948-54). II 280.
  39. Гер Р. М. — з/к II 446
  40. Герценберг Перец Моисеевич (1919—1989) — з/к (спецобъект Марфино), с 1974 в эмиграции. II 241, 288.
  41. Гершуни Владимир Львович (1930—1994) — племянник Г. А. Гершуни, детдомовец, студент, з/к (1949-55, 1969-74, 1982-87), правозащитник
  42. Гинзбург Вениамин Лазаревич — з/к, в «Архипелаге ГУЛАГ» цитируется письмо Гинзбурга «А буква у меня в лагере была Ы.<…> А паспорт мне выдали серии ЗК!»[19]:413
  43. Глебов Алексей Глебович
  44. Говорко Николай Каллистратович (1907—1987) — геолог, з/к (Вятлаг, Воркулаг; 1941-49) II 168-9, 261
  45. Голицын Всеволод Петрович — сын уездного врача[20]:271, инженер-дорожник, з/к, приговорён к смертной казни, 140 дней провёл в камере смертников[2]:408. После чего расстрел заменён на 15-летний срок и пожизненную ссылку. В письме к А. И. Солженицыну тем не менее назвал себя «беспартийным большевиком»[20]:272.
  46. Гольдовская Виктория Юльевна (1912—1974) — инженер, редактор Колымского радиокомитета, з/к (1949—1954), поэт III 444
  47. Голядкин Андрей Дмитриевич — художник, з/к с 1941[21], знакомство с Солженицыным состоялось через Н. И. Зубова, от которого А. Д. Голядкин привозил из Крыма письма. А. Д. Голядкин был шафером на венчании А. И. Солженицына и Н. Д. Светловой[22]:126. В «Архипелаге ГУЛАГ» приведён лагерный рисунок А. Д. Голядкина — «Культбригада», состоящая из приезжих «крепостных» артистов[20]:397.
  48. Голядкина Елена Михайловна
  49. Горшунов Владимир Сергеевич (1902, Пермь — ?) — з/к, в июле 1943 г. призван Нижне-Салдинским Районным военкоматом (Свердловская область), воевал на 1-м Прибалтийском фронте. 27 ноября 1944 г. арестован и осуждён по 58-10 ч. 2 на 8 лет заключения и 3 года поражения в правах[23]. Лагерный автор в 1940-е годы. II 106, 394.
  50. Григорьев Григорий Иванович (1906-?) — почвовед, з/к и ссыльный неоднократно (1937-39, 1942, в 1945 осуждён на 10 лет), в войну дважды в немецком плену. II 339, 507,508
  51. Григорьева Анна Григорьевна
  52. Гродзенский Яков Давыдович (1906—1971) — товарищ В. Т. Шаламова, оставившего о Грозденском воспоминания[24][25]. З/к (Воркута, 1935-50), житель Рязани. Опубликована переписка с Шаламовым 1960-х — начала 1970-х[26]. Его сын Сергей Грозденский был учеником А. И. Солженицына в рязанской школе[27]. II 509
  53. Деева А. — учительница 3-404
  54. Джигурда Анна Яковлевна
  55. Диклер Франк — иммигрант из Бразилии, з/к 2-314-315 3-410 — в 1937 году под воздействием советской пропаганды на греческом судне радистом приплыл в Ленинград, сбежал на берег. Был репрессирован.
  56. Добряк Иван Дмитриевич — з/к Сталинградская область 1938. 1-264 2-161-3-410
  57. Долган Александр Майкл (1926—1986) — сын американского инженера, с 1940 в правовой школе при посольстве США в Москве, з/к (1943-56), в 1971 вернулся в США. I 26, 125, 126, 171, 172, 528.
  58. Дояренко Евгения Алексеевна (1902—1966) — дочь А. Г. Дояренко, геоботаник, з/к в Лубянской тюрьме в 1921 г. I 30, 47, 60, 100; III 409
  59. Елистратова Любовь Семёновна
  60. Ермолов Юрий Константинович (1929 г. р.) — школьник, жил на ст. Егоршино Свердловской обл., учился в школе 56 в г. Молотов. Арестован 18 февраля 1943 г., по приговору от 1 апреля 1944 г. направлен в трудовую воспитательную колонию[28] 2-363-365, 372
  61. Есенин-Вольпин Александр Сергеевич (род. 1924 г.) — сын С. А. Есенина, математик, з/к и ссыльный (1949—1953), правозащитник, с 1972 в эмиграции.
  62. Ефимова-Овсиенко
  63. Жебеленко Николай Петрович
  64. Жуков Виктор Иванович — бывший з/к, житель Коврова 2-528 3-403
  65. Заболовский Ефим Яковлевич (1898-?) — зам. начальника Управления милиции Северо-Осетинской АССР, в 1939 осуждён на 5 лет 1-79
  66. Задорный Владилен (1933—1968) — сын репрессированного, солдат внутренних войск (охранник в Ныроблаге, 1951-53), поэт 2-454-455 3-201-203
  67. Зарин В. М. — з/к II 271
  68. Зведре Ольга Юрьевна (1898—1975) — сотрудник латышской секции Коминтерна, з/к и ссыльная (Колыма, 1937—1953)
  69. Зданюкевич Александр Климентьевич (1884-?) — инженер, преподаватель МВТУ, ссыльный (Кок-Терек, 1953) 3-376
  70. Зобунков
  71. Зубов Николай Иванович (1895—1983) — врач, з/к и ссыльный (1942—1956) .I:14; II:150, 181, 191
  72. Зубова Елена Александровна (1903—1983) — медсестра, жена Н. И. Зубова, з/к и ссыльная (1942-56) 2-150
  73. Ивакин Василий Алексеевич — з/к (Краслаг, Решёты; 1960-е) III:461,466
  74. Иванов Вячеслав Всеволодович (1929 г. р.) — филолог, сын Вс. Вяч. Иванова
  75. Ивашёв-Мусатов Сергей Михайлович[29] (1900—1992)— художник, з/к (спецобъект Марфино, Степлаг; 1947-56) 2-509
  76. Инчик Вера — з/к (Ейск, 1937) II:372
  77. Кавешан В. Я. — калужанин, сын з/к
  78. Каган Виктор Кусиэлевич (1920 г. р.) — студент, рядовой ополчения в 1941, инженер, з/к (1945-55), с 1975 в эмиграции. 1-533
  79. Кадацкая Мария Венедиктовна — жена з/к 3-414
  80. Каденко — матрос, в 1941 интернирован шведскими властями, з/к I:89
  81. Калганов Александр — бывший чекист (Ташкент, 1930-е) 1-79
  82. Калинина М. И. — бывшая з/к, корреспондент А. Солженицына II:393; III:410
  83. Каллистов Дмитрий Павлович (1904—1973) — историк античности, одноделец Д. С. Лихачёва (Шпалерная, Соловки, Белбалтлаг, Дмитлаг; 1928-34) ;II:45
  84. Каминов Игорь — бывший з/к 3-405
  85. Каминский Юрий Фёдорович
  86. Карбе Юрий Васильевич — (1913—1968) — инженер, з/к (Карлаг, Экибастуз), знакомый Солженицына по Экибастузу, бывал у него в Рязани[30]. В «Архипелаге ГУЛАГ» упомянуто, что инженер Карбе на Карабасской пересылке был зарегистрирован в 433 тысяче в 1942 году[2]:483.
  87. Карпунич (Карпунич-Бравен) Иван Семёнович (1901-?) — белорус, в Гражданскую войну — комбриг, командир 40-й стрелковой дивизии, командир 12-го стрелкового корпуса[31], партизан, главный бухгалтер спиртзавода в г. Нальчик, жил на станции Баланда Приволжской железной дороге. 23 июня 1936 г. арестован Баландинским РО УНКВД. 3 ноября 1936 г. приговорён Особым совещанием при НКВД СССР по обвинению в антисоветской деятельности к заключению на 5 лет[32]. Отбывал на Колыме. Реабилитирован 29 октября 1956 г. Саратовским областным судом. I:27, 116, 117, 125; II: 98, 99, 103; III:402, 413
  88. Картель Илья Алексеевич (1911—1990) — журналист, з/к (1937-43), педагог, соавтор сб. мемуаров «Пока дышу — надеюсь» (Кемерово, 1991) III:40
  89. Касьянов Александр
  90. Каупуж Анна Владиславовна Anna Kaupuža (1924—1994) — филолог-полонист из Вильнюса
  91. Кекушев Николай Львович (1898—1978) — полярник, з/к (1931, 1948-55), автор мемуаров «Звериада»
  92. Киула Константин — з/к, автор тюремных стихов (Бутырки, 1945) I:534
  93. Княгинин Вячеслав Ильич
  94. Ковач, Роза в советских документах Розалия Николаевна Ковач (1925 года рождения) — дочь американского коммуниста, венгра по происхождению, детдомовка, политзаключенная, свидетель «Архипелага ГУЛАГа». Родилась в 1925 г. в США в окрестностях Филадельфии[33]. Отец по происхождению венгр[34]. Малолетней была привезена отцом коммунистом[34] в СССР. Ковачи вместе с ещё 39 американскими семьями, приехали создавать коммуну под Каховкой[35]. В 1937[34] году отец был арестован. 12-летнюю Розу поместили в детский приемник НКВД[33], затем в детский дом[34]. Школу не закончила, образование неполное среднее[36]. Во время войны на фронте. После войны оказалась в американской оккупационной зоне. Вернулась в СССР[33]. Вернувшись, жила в Караганде. 2 ноября 1949 г. арестована УМГБ по Карагандинской области. Только через 5 с половиной лет, 9 февраля 1955[37] года, приговорена Военным Трибуналом войск МВД Казахстана к 25 годам ИТЛ. 26 мая 1964 года Верховным Судом Казахской ССР реабилитирована с формулировкой «за отсутствием состава преступления»[36]. Известно, что отец Розы, Николай Ковач, также выжил и после реабилитации отказался получать партбилет[35]. Сведений о дальнейшей судьбе Розы Ковач нет. А. И. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» дважды ссылается на сведения, полученные от Розы Ковач. В главе «Малолетки» второго тома «Архипелага ГУЛАГ» он привёл рассказ о её судьбе[38].
  95. Козак Ольга Петровна — жена геолога, ссыльная II:438
  96. Козаков Виктор Сергеевич
  97. Козырев Николай Александрович (1908—1983) — астроном, профессор, з/к (Дмитровск, Норильлаг; 1936-45) I 436,437,439
  98. Колокольнев Иван Кузьмич
  99. Колпаков Алексей Павлович — корреспондент А. Солженицына I:98
  100. Колпаков С.
  101. Комогор Леонид Александрович — сын репрессированного, боец-окруженец 2-й Ударной армии, з/к и ссыльный (1942—1956), с 1972 в эмиграции 2-103 3-403
  102. Кононенко Марк Иванович — з/к на Колыме 2-101
  103. Кончиц Андрей Андреевич (1918—2002) — сержант-вычислитель в батарее А. Солженицына.
  104. Копелев Лев Зиновьевич (1912—1997)— филолог, писатель, з/к (1929, 1945-54), автор мемуаров «Утоли моя печали» II:520;I II:395,407,410
  105. Корнеев Иван Алексеевич (1902-?) — библиограф, з/к и ссыльный (Лубянка, Владимирская тюрьма, Казахстан; 1946-56) I:149,435,436,458
  106. Корнеева Вера Алексеевна (1906—1999) — сестра И. А. Корнеева, з/к и ссыльная (Карлаг, Казахстан; 1946-54) I:110,162,163,259,447,473; III: 406
  107. Кравченко Наталья Ивановна
  108. Кузнецова К. И.
  109. Ладыженская Ольга Александровна (1922—2004) — математик, академик РАН
  110. Лазутина Раиса Александровна — бывшая з/к
  111. Ларина Анна Михайловна (1914—1996) — дочь Ю. Ларина, жена Н. И. Бухарина, автор мемуаров «Незабываемое»
  112. Левин Меер Овсеевич
  113. Левитская Надежда Григорьевна (р. 1925) — студентка Латвийского университета, з/к (Унжлаг, 1951-55) I:27
  114. Лесовик Светлана Александровна — бывшая з/к
  115. Лиленков И.
  116. Липай И. Ф. — крестьянин, з/к II: 209, 241, 335, 440
  117. Липшиц Самуил Адольфович (1904-?) — инженер-электрик, з/к 1943 (Красноярская пересылка, Экибастуз) — 3-339
  118. Лихачёв Дмитрий Сергеевич (1906—1999) — литературовед, з/к (Шпалерная, Соловки, БелБалтлаг; 1928—1932), академик РАН, автор книги «Воспоминания» I:62; II:36, 212, 409
  119. Лобанов
  120. Лощилин Степан Васильевич (1908-?) — рабочий, з/к с 1937 (Волголаг, Ульяновская тюрьма, колония; 1937—1941, 1945) I:509, 513; II: 187, 209, 235, 539—544
  121. Лукьянов В. В.
  122. Лунин — отставной полковник, сотрудник Осоавиахима, з/к (Бутырки, 1946) I:475
  123. Макеев Алексей Филиппович (1913-?) — учитель, майор, з/к с 1941 (трижды осуждён, участник Кенгирского восстания) III: 269, 270, 272, 276, 277, 280, 282, 288, 289, 340
  124. Маковоз Григорий Самойлович — секретарь райкома, з/к с 1942, ccыльный (Кок-Терек, 1951) III: 379, 381, 387—389
  125. Малявко-Высоцкая Нина Константиновна
  126. Маркелов Даниил Ильич — з/к, после реабилитации председатель месткома артели III: 404
  127. Мартынюк Павло Романович
  128. Матвеева С. П. — жена з/к (арестован муж и три брата) I:81
  129. Межова Изабелла Адольфовна — дочь А. Ю. Добровольского, эссера, члена общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев II:519
  130. Мейке Виктор Александрович (ум. 1992) — ссыльный финн-ингерманландец, химик III:347
  131. Мейке Ирина Емельяновна (р. 1921) — врач-онколог, жена В. А. Мейке
  132. Милючихин Валентин Егорович — з/к, бригадир (Усть-Нера, Якутия) II:351
  133. Митрович Георгий Степанович — серб, з/к и ссыльный (Колыма, Кок-Терек) I:102; II:310; III:335, 338, 386, 387
  134. Нагель Ирина Анатольевна — з/к, машинистка адмчасти (совхоз Ухта) II:339
  135. Недов Леонид Иванович (1924—2007) — солдат, скульптор, з/к (Тирасполь, ИТК-2)[39] II:392, рис.30 между с.546-547; III: фото No7 нас. 422. 441, 442
  136. Некрасов Николай Алексеевич
  137. Никитин Вячеслав
  138. Никитин Иван Иванович
  139. Никитина Ксения Ивановна — вдова баптистского пресвитера, з/к Никитина (умер в лагере) (см.) II: 516. 518
  140. Никляс Анна
  141. Оленёв Александр Яковлевич (1902-?) — колхозник из д. Опалиха Кстовский района, Нижегородского края. Арестован 23 июня 1935 г. 17 сентября 1935 г. приговорён Краевым судом по статье 58-10 к 6 годам заключения в лагерях НКВД[40] I:519; III:412 в 1902 г. русский; колхозник.
  142. Олицкая Екатерина Львовна (1899—1974) — эсерка, з/к и ссыльная (с 1924 неоднократно), автор книги «Мои воспоминания» I:31, 421, 427, 429, 433; II: 186, 246, 269
  143. Олухов Пётр Алексеевич — директор магазина, з/к (Тирасполь, 1960-е) III:462
  144. Орлова Елена Михайловна (1905-?) — з/к с 1938 (Бутырки, Карлаг) II:103; II:187
  145. Орловский Эрнст Семёнович (1929—2003) — сын расстрелянной, публицист-правозащитник
  146. Острецова Александра Ивановна в замужестве Белякова (1914-?) — з/к и ссыльная (Лубянка, Калужская застава, Бурят-Монголия; 1944-56), экономист II:182,404
  147. Павлов Борис Александрович
  148. Павлов Гелий Владимирович (1931—1992) — саратовский школьник, з/к (Заковск, колония № 2; 1943-49) II:372
  149. Пашина Елена Анатольевна — из 2-й эмиграции (1943), многолетний сотрудник библиотеки Гуверовского института
  150. Перегуд Нина Фёдоровна (1924 г. р.) — тамбовская школьница, з/к (1941—1946) II: 189, 374, 486, 521, 522
  151. Петров Александр Александрович
  152. Петропавловский Алексей Николаевич — сын расстрелянного, житель Риги (1960) III:403
  153. Пикалов Пётр — репатриирован в СССР после войны, з/к III:43,44
  154. Пинхасик М. Г. — беженец из немецкой части Польши в СССР, з/к I:84
  155. Писарев И. Г. — з/к, корреспондент А. Солженицына II:510; III:466
  156. Пичугин В. — з/к на золотых приисках, корреспондент А. Солженицына III: 459, 460, 467
  157. Пластар Валентин Петрович
  158. Полев Геннадий Фёдорович — бывший з/к, корреспондент А. Солженицына III:416
  159. Политова Н. Н.
  160. Польский Леонид Николаевич — журналист, з/к
  161. Попков А.
  162. Поспелов В. В. — бывший з/к, корреспондент А. Солженицына III:406
  163. Постоева Наталья Ивановна (1905—1989) — ленинградский математик, з/к (в 1942 приговорена к расстрелу с заменой на 10 лет, отбывала срок в Инталаге) I:164, 410; II:182
  164. Пося Пётр Никитич — корреспондент А. Солженицына
  165. Потапов Михаил Яковлевич — учитель, сослуживец А. Солженицына по школе в Рязани, з/к (1940-е, 1960-е) II:241; III:490-493
  166. Потапов Сергей — з/к (Владимир, 1948; этап Владивосток—Сахалин, 1950) I:124, 516
  167. Пронман Измаил Маркович — з/к, доктор технических наук II:442; III:407
  168. Прохоров-Пустовер — инженер, з/к (БАМлаг, 1930-е) II:187, 262, 280; III:401
  169. Прыткова Тамара Александровна — з/к III:410
  170. Птицын Пётр Николаевич (1908-?) — бухгалтер совхозав Старорусском районе, з/к с 1937 II:245
  171. Пунич Иван Аристаулович — учитель, з/к I:81
  172. Пупышев Иван Алексеевич — корреспондент А.Солженицына I:108
  173. Радонский
  174. Раппопорт Арнольд Львович (1908-?) — инженер, з/к и ссыльный (Архангельская тюрьма, Воркута, Экибастуз) I:259, 428, 429; II:309, 335, 446, 447; III: 105—107
  175. Ретц Роланд Вильгельмович (Васильевич) — з/к (Колыма), в ссылке начальник жилконторы II: 101; III:337, 409
  176. Реут С.
  177. Рожаш Янош (1926—2012) — венгр, военнопленный, з/к (Экибастуз, 1944-53), вернулся на родину, лауреат Золотой медали Венгерской академии искусств 2003 за мемуары I:259; III:108-11
  178. Романов Александр Дмитриевич (1905-?) — инженер-электрик, з/к 1938 I:273
  179. Рочев Степан Игнатьевич
  180. Рубайло Александр Трофимович — з/к, учитель-словесник II:504
  181. Рудина Виктория Александровна
  182. Рудинский (Петров) В.
  183. Рудковский С. М. — бывший з/к III:402
  184. Руднев
  185. Рябинин Н. И. — з/к во время войны II:240
  186. Самшель Нина— дочь лагерного охранника, корреспондент А. Солженицына II:453
  187. Сачкова Екатерина Фёдоровна (1925-?)— из Краснодарского края, з/к (Норильлаг, сельхозколония; 1945-56) II:188,189
  188. Сговио Томас Иосифович (1916—1997) — художник, сын иммигранта из США, з/к и ссыльный (Колыма, Красноярский край; 1938—1954), вернулся в США, автор мемуаров «Дорогая Америка!» II: 100, 170, 356, 440
  189. Седова Светлана Борисовна — «дочь изменника родины» с шести лет II:373
  190. Семёнов Николай Андреевич— инженер-электротехник, один из разработчиков ДнепроГЭСа, доброволец на фронте в 1941, младший лейтенант, военнопленный с 1942-го, трижды бежал, освобождён, брал, как штрафник, Берлин, награждён орденом Красной звезды, з/к, друг А. И Солженицына по Бутырской тюрьме[2]:226, 533 и Марфинской шарашке, ему посвящено стихотворение «Воспоминание о Бутырской тюрьме»[41]., он же прототип героя «В круге первом», Андрея Андреевича Потапова, специалиста по сверхвысоким напряжениям. После освобождения работал на строительстве Куйбышевской ГЭС[42].
  191. Семёнов Николай Яковлевич — житель Любима, з/к II:528, 529
  192. Сергиенко Тамара Сергеевна — переводчик в лагере немецких военнопленных II:441
  193. Синебрюхов Фёдор Александрович — з/к и ссыльный Череповец, Калужская застава в Москве; 1937-47) I:264; II:125,461
  194. Сипягина Людмила Алексеевна
  195. Скачинский Александр Сергеевич (Кузиков-Скачинский)— з/к, писатель, эмигрант, составитель «Словаря блатного жаргона в СССР» II:323
  196. Скрипникова Анна Петровна (1896—1974)— преподаватель, з/к в 1920-59 неоднократно (Соловки, БелБалтлаг, Сиблаг, Дубравлаг, Владимирская тюрьма), автор книги «Соловки»— I:25, 47, 54, 101, 438, 452; II:53, 54, 78, 246, 259, 486, 533—539; III: 320, 417, 450, 451
  197. Смелов Павел Георгиевич
  198. Снегирёв Владимир Николаевич — з/к II:372
  199. Соломин Илья Матвеевич (р. 1921К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3453 дня]) — сержант из батареи А. Солженицына, з/к (Колыма, 1948—1954К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3453 дня]), инженер, с 1987 в эмиграции
  200. Сорокин Геннадий Александрович — студент Челябинского пединститута, з/к с 1946 II:240, 321; III:405
  201. Статников Анатолий Матусович — вольный начальник санотдела лагеря, онколог, канд. медицинских наук II:173
  202. Степовой Александр Филиппович — солдат внутренних войск, з/к II:288, 289
  203. Столярова Наталья Ивановна (1912—1984) — дочь революционеров-эмигрантов, с 1934 в СССР, з/к (1937—1954), помощница А. Солженицына I:128; II:191,454; III:399,413
  204. Стотик Александр Михайлович (1920—1987)— разведчик в войну, з/к и ссыльный до 1956 (Красная Пресня в Москве, Степлаг, Красноярский край), переводчик в издательстве III:108, 339, 340
  205. Страхович Елена Викторовна (урождённая Гаген-Торн; 1905—1996) — жена К. И. Страховича I:149
  206. Страхович Константин Иванович (1904—1968)— аэрогидродинамик, профессор Ленинградского политехнического института, з/к и ссыльный в 1941-55 (в 1942 приговорён к расстрелу с заменой на 15 лет) I:149, 267, 403, 405, 408—410; II:319, 389; III:369
  207. Струтинская Елена — з/к I:111
  208. Сузи Арно (1928—1993) — сын А. Ю. Сузи, студент, ссыльный (Хакасия, 1949-58), экономист, доцент Тартуского университета
  209. Сузи Арнольд Юханович (1896—1968) — адвокат, министр просвещения в эстонском правительстве (1944), з/к и ссыльный (Лубянка, Сиблаг, Хакасия; 1944-60)I:187, 190, 196, 197, 199, 208, 211, 268, 446, 458; II:368, 397, 490
  210. Сузи Хели (р. 1929) — дочь А. Ю. Сузи, студентка, ссыльная (Хакасия, 1949-58), окончила Тартуский университет, преподаватель немецкого языка в Музакадемии III:356
  211. Сумберг Мария (1901-?)—ссыльная из Тарту (Здвинский район Новосибирской области, Сталинск; 1949—1958) III:352, 356, 357
  212. Суровцева Надежда Витальевна (1896—1985) — переводчик, преподаватель Харьковского университета, з/к и ссыльная (1927—1956), автор мемуаров «Спогади» (фрагмент на рус. яз. в сб. «Доднесь тяготеет») I:57, 433, 437; II:48, 101, 181, 528; III:401, фото No5 на с. 421
  213. Сусалов Рафаил Израилевич
  214. Сухомлина Татьяна Ивановна (1903—1998)— вернулась из эмиграции, з/к, певица и переводчица, автор мемуаров «Долгое будущее»
  215. Сучков Федот Федотович (1915—1991) — скульптор, поэт, з/к и ссыльный (1942—1955) II:18
  216. Сущихин Сергей Фёдорович
  217. Табатеров Илья Данилович — музыкант из Рязани, з/к (БелБалтлаг, Березники; 1930-е) I:100, 124; II:75, 84, 449
  218. Тарашкевич Георгий Матвеевич — бывший з/к II:490
  219. Тарновский В. П. — з/к (Колыма) III:414
  220. Твардовский Константин Трифонович (1908—2002) — брат А. Т. Твардовского, селекционер, ссыльный III:317, 322
  221. Терентьева Л. Я.
  222. Тимофеев-Ресовский Николай Владимирович (1900—1981) — биолог, работал в Германии (1925—1945), з/к (Лубянка, Бутырки, лагпункт Карлага Самарка, спецобъект Сунгуль; 1945—1951) I:145-146, 192, 447, 529—532, 534, 535; II:492
  223. Тихонов Павел Гаврилович (р. 1908, д. Александровка Варненской вол. Челябинского уезда Оренбургской губернии) в 1936 окончил физмат Казанского университета. Беспартийный. Научный сотрудник пединститута в г. Челябинске. Арестован 21 января 1942. Обвинение по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР. Осужден 18 июня 1942 облсудом на 10 лет ИТЛ и 5 лет лишения политических прав. С 9 июля 1942 в Норильлаге. Арестован вновь 8 апреля 1943 в лагере № 7 «Медвежий ручей». Приговорен 9 июня 1943 Таймырским окрсудом к расстрелу. Приговор изменён 10 августа 1943 СК по УД ВС РСФСР на 10 лет ИТЛ и 5 лет лишения политических прав с поглощением неотбытого наказания по прежнему приговору. Срок отбывал в Карагандинской области (Карлаг, Экибастуз). В ссылке с 1953 работал учителем физики на руднике Джезказгана и станции Нуринск Карагандинской области. Реабилитирован 14 мая 1958 ВС РСФСР (П-10135)[43][44]. Автор письма Солженицыну, на которое он ссылается в главе «Зэки на воле»[45].
  224. Токмаков Мстислав Владимирович (ум. 1983) — ротмистр гусарского полка, с 1920 в эмиграции
  225. Трофимов Владимир — з/к, активный участник подпольного сопротивления (Экибастуз, 1952) III: 236
  226. Тусэ Х. С. — з/к сталинских лет, житель (или жительница) города Шумерля Чувашской АССР. Автор письма в редакцию «Нового мира» с критикой повести «Один день Ивана Денисовича» — «можно ли ограничиться тем, что показано в повести». Фраза «Особенно нужно бы развенчать методы следствия (ванны с кислотами<…>)»[46]:164-165 отразилась в первых строках главы «Следствие» «Архипелага ГУЛАГ»[2]:98.
  227. Тхоржевский Сергей Сергеевич (1927—2011[47]) — школьник, з/к и ссыльный (ленинградские тюрьмы, Воркута; 1944—1952), писатель, автор мемуаров «Открыть окно»
  228. Тэнно Георгий Павлович (1911—1967) — морской офицер, переводчик, спортсмен, з/к (Лефортово, Лубянка, Бутырки, Степлаг; 1948-56) I:259; II:525; III:70, 97, 113, 114
  229. Улановская Надежда Марковна (1903—1986) — жена А. П. Улановкого, преподаватель английского языка, з/к (Лубянка, Лефортово, Воркута, Мордовия; 1948—1955), автор мемуаров «История одной семьи»
  230. Улановский Александр Петрович (Алексей Петрович, Израиль Хайкелевич; 1891—1971) — анархист, советский разведчик, з/к (1949-56) III:90, 91, 305
  231. Улащик Ольга Николаевна
  232. Фадеев Ю. И.
  233. Фаликс Татьяна Моисеевна (урождённая Соколик; 1902-?) — педагог, ссыльная и з/к с 1925 неоднократно II:508
  234. Филиппова Галина Петровна — член наблюдательной комиссии Одесской тюрьмы (1963) III:465
  235. Формаков, Арсений Иванович (1900—1983)— после революции в Латвии, учитель, поэт, прозаик, з/к и ссыльный (Краслаг, Тайшет, Омск; 1940—1947, 1949—1953) II:106
  236. Фурфанский Т. Е.
  237. Хлебунов Николай Николаевич (1908-?) — з/к (УстьВымлаг, Экибастуз) III:234, 327
  238. Хлодовский Всеволод Владимирович — участник Белого движения, эмигрант
  239. Храбровицкий Александр Вениаминович (1912—1989) — краевед, литературовед
  240. Цивилько Адольф Мечеславович (1906-?) — рабочий-слесарь, кочегар на пароходе, з/к и ссыльный неоднократно (Ленинград, Казахстан, 1937—1950-е) I:143; III:337, 338, 343
  241. Чавдаров Д. Г. — з/к (Красноярск, Норильлаг) I:272, 410; II:350
  242. Чавчавадзе Ольга Ивановна — жена з/к (Тбилиси, 1938) I:177; II:530
  243. Чеботарёв Сергей Андреевич (1897-?) — служащий КВЖД, з/к (1933—1950-е с перерывами; после побега под фамилией Чупин) I: 111, 115, 116, 427, 428; II: 172, 326—330
  244. Четверухин Серафим Ильич (1911—1983) — инженер-картограф, з/к и ссыльный (1936-57) I:23
  245. Чульпенёв Павел Васильевич — лейтенант, з/к с 1941 (Монголия) I:112, 115, 116, 270; II:206, 447, 505, 525; III:405, 411, 416
  246. Шавирин Ф. В. — рабочий, з/к (Колыма) II:241; III:411
  247. Шаламов Варлам Тихонович (1907—1982) — писатель, з/к и ссыльный (1929-32, 1937-56) I: 102; II:6, 101, 124, 160, 162, 165, 171, 174, 409, 502, 503, 506, 509; III: 99, 218, 498
  248. Шаталов Василий Архипович (р. 1916) — крестьянин-спецпереселенец
  249. Швед Иван Васильевич (1904-?) — почтовый работник, з/к с 1942 (Мариинский лагерь, Норильск) II:336; III:402
  250. Шелгунов Александр Васильевич
  251. Шефнер Виктор Викентьевич
  252. Шиповальников Виктор Георгиевич, мальчик Витя, о. Виктор (1915—2007[48]) — сержант Красной армии, священник (Одесса, Кишинёв; 1943—1945), з/к (Печора,1945—1947), протоиерей Троицкой церкви (ст. Удельная в Подмосковье). В «Архипелаге ГУЛАГ» упомянут в пяти эпизодах. В главе «Голубые канты» сказано о том, что молодой лейтенант-гебист за месяц до ареста уговаривал отца Виктора уехать, ему же досталось конвоировать[49]. В главе «Следствие» речь идёт об истязаниях, которым подверг о. Виктора кишенёвский следователь Данилов (избивал кочергой по затылку, таскал за косу)[50]:126. В главе «Вечное движение» как этап из Молдавии в январе 1945 привезли на Печору и погнали снежной целиной за 6 километров к лагерю. Овчарки, подгоняя, толкали зеков последнего ряда лапами в спину. Отец Виктор помогал идти пожилому о. Фёдору Флоре, арестованному с ним же[51]:513. В главе «Шизо, Буры, Зуры» — о том, как о. Виктор был отправлен в карцер за службу всеношной в лагере для пяти санитарок[52]:338. В главе «Мужичья чума» по воспоминаниям юного мальчика Вити описана ссылка раскулаченных в Архангельск (многоэтажные нары в церквях, о неожиданных и ненужных вещах, которые везли с собой ссыльные — упряжная дуга, граммофон с трубой и т. п.)[53]:323. Отец Виктор включен Солженицыным и в список его тайных помощников, так называемых «невидимок».
  253. Щербаков Валерий Ф.
  254. Эфроимсон Владимир Павлович (1908—1989)— генетик, участник войны, з/к (1932—1935, 1949—1955) — у Солженицына приведён эпизод, как в 1955 Эфроимсон принёс заместителю генерального прокурора Салину том уголовных обвинений против Лысенко. Салин рекомендовал обращаться в ЦК КПСС[54]:416.
  255. Юдина Мария Вениаминовна (1899—1970)— пианист, педагог.
  256. Юнг Павел Густавович
  257. Якубович Михаил Петрович (1891—1980) — зам. начальника сектора снабжения Наркомторга СССР, подсудимый на процессе «Союзного бюро меньшевиков», з/к и ссыльный (Верхне-уральский изолятор, Унжлаг, Караганда; 1930—1953) I:60, 344, 368—374, 383; III:402

Кроме этого круга, круга свидетелей ГУЛАГА, редакторов рукописи, поставщиков выписок из редких книг, сотрудников архивов, в том числе зарубежных, был ещё один тайный круг помощников Солженицына, состоявших из тех, кто помогал ему перепечатывать, прятать, хранить, передавать на Запад его рукописи. Этим людям Солженицын посвятил 5-е добавление к воспоминаниям «Бодался телёнок с дубом» «Невидимки». Приведённый выше список свидетелей частично, хотя и незначительно, пересекается со списком тайных помощников Солженицына. Только 18 человек входят и в тот, и в другой списки.

Напишите отзыв о статье "Свидетели «Архипелага ГУЛАГ»"



Ссылки

  • Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Том 1, стр. 13—18.
  • Левитская Н. Г., Шумилин А. А., Сафонов Н. Н., Разумов А. Я. (сост.) Именной указатель // Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Том 3, стр. 522—627.

Примечания

  1. В издании (Екатеринбург: Изд-во «У-Фактория» 2006) и всех последующих: Солженицына Н. От редактора // Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. — М.: АСТ-Астрель, 2010. — Т. 3. — С. 628—629. — ISBN 978-5-17-065170-2.
  2. 1 2 3 4 5 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ-Астрель. 2010. Т. 1.
  3. Оберемко В. [www.aif.ru/society/43959 257 свидетелей правды. Кто и как помог Солженицыну завершить его «ГУЛАГ»] // Аргументы и факты : еженед. — М., 2013. — Вып. 5 июня. — № 23.
  4. Храбровицкий А В. Очерк моей жизни. Дневник. Встречи|серия=Россия в мемуарах // Вступит. статья, сост., подготовка текста и коммент. А. П. Шикмана. М.: НЛО. 2012. C. 151 isbn=978-5-86793-952-6
  5. Солженицын А. [www.solzhenitsyn.ru/proizvedeniya/arhipelag_gulag/arhipelag_gulag_tom1.pdf Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования] / Александр Солженицын. — Екатеринбург : У-Фактория, 2006. — Т. 1. — С. 11. — 552 с. — ISBN 978-5-9757-0165-7.</span>
  6. 1 2 3 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Т. 3. ISBN=978-5-17-065170-2
  7. [lists.memo.ru/d3/f7.htm Жертвы политического террора в СССР]
  8. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Т. 1. ISBN=978-5-17-065170-2
  9. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/3/10g.html Александр Гладков. Дневник. // «Новый Мир» 2014, № 3]
  10. Анастасия Баранович-Поливанова. // Большой город, 2013, 19 июня. Цит. по [magazines.russ.ru/novyi_mi/2014/3/10g.html]
  11. [www.libros.am/book/read/id/333818/slug/oglyadyvayas-nazad Баранович-Поливанова А. А. Оглядываясь назад.]
  12. 1 2 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Т. 2. ISBN=978-5-17-065170-2
  13. 1 2 [a.vologda-oblast.ru/repr_list2.asp?CODE=8557 Списки лиц, преследовавшихся по политическим мотивам в уголовном порядке]
  14. [www.vohma.ru/node/400 Борисов А. П. ДЕРЕВНЯ ПАГОВЕЦ]
  15. В Объединённой Базе Данных «Мемориал» [www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=58292066] есть информация о Бурнацеве Михаиле Константиновиче, 1916 г.р., уроженце с. Нар Садонского р-на Северо-Осетинской АССР, пропавшем без вести в феврале 1942 года
  16. [www.isuct.ru/e-publ/portal/sites/ru.e-publ.portal/files/hist/gold-fond/vorozhcov.pdf Николай Николаевич Ворожцов (1881—1941). / сост.: В. В. Ганюшкина, М. Н. Таланова; ред. В. В. Ганюшкиной; под общ. ред. О. И. Койфмана; Иван. гос. хим.-технол. ун-т, Информационный центр. -Иваново, 2012. — 172 с.]
  17. [www.memorial.krsk.ru/martirol/vem_ver.htm Матриролог. Красноярский «Мемориал»]
  18. [lists.memo.ru/index3.htm Жертвы политического террора в СССР]
  19. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ-Астрель. 2010. Т. 3.
  20. 1 2 3 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ-Астрель. 2010. Т. 2.
  21. [bg.ru/society/svjaschenniki_bolshogo_goroda_otets_kirill_kaleda-15486/ Священники большого города: отец Кирилл Каледа]
  22. Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом. Пятое дополнение — «Невидимки» // Новый мир. 1991. № 11.
  23. [www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=4092546 Именной список сержантского и рядового состава, осуждённых военными трибуналами Первого Прибалтийского фронта. За время с 10 по 20 ноября 1944 года.]
  24. [shalamov.ru/library/32/7.html Шаламов Варламов. <Друг Яков>. Публикация Валерия Есипова.]
  25. [lj.rossia.org/users/laku_lok/517.html Шаламов Варламов. Я. Д. Гродзенский, очерк]
  26. [www.booksite.ru/fulltext/new/boo/ksh/ala/mov/63.htm ПЕРЕПИСКА С ГРОДЗЕНСКИМ Я. Д.]
  27. [shalamov.ru/memory/220/ Сергей Гродзенский. Шахматы в жизни Шаламова. // «64 — ШАХМАТНОЕ ОБОЗРЕНИЕ» № 8/2012. С. 69-75.]
  28. [lists.memo.ru/index6.htm Жертвы политического террора в СССР]
  29. Будучи незаконнорождённым, носил отчество, данное по крестному отцу — Михайлович, так официально и не сменив его на отчество по отцу, Николаю Александровичу Мусатову, однако, как сообщают родственники, сочетание Сергей Николаевич было также в обиходе [www.litmir.net/br/?b=159157&p=66]
  30. [memorysolg.narod.ru/index4.html Л. Сараскина. Солженицын. М.: Молодая гвардия. 2009. с. 441.]
  31. [rosgenea.ru/?alf=11&serchcatal=%CA%E0%F0%EF%F3%ED%E8%F7-%C1%F0%E0%E2%E5%ED&r=4 Карпунич-Бравен — Центр генеалогических исследований]
  32. [lists.memo.ru/d15/f327.htm Жертвы политического террора в СССР. Карпунич Иван Семенович]
  33. 1 2 3 [teachpro.ru/EOR/School\Literature1011/Html//Library/Солженицын/Архипелаг_ГУЛАГ-6.htm Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Том 2. Малолетки.]
  34. 1 2 3 4 Левицкая Н. Г., Шумилин А. А., Сафонов Н. Н., Разумов А. Я. (сост.) [www.solzhenitsyn.ru/proizvedeniya/arhipelag_gulag/arhipelag_gulag_imennoy_ukazatel.pdf Именной указатель] // Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Том 3, стр. 563.
  35. 1 2 [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Том 2. Глава 11. Благонамеренные.]
  36. 1 2 [lists.memo.ru/index11.htm Жертвы политического террора в СССР. Источник: Сведения ДКНБ РК по Карагандинской обл.]
  37. Вероятно, опечатка, так как по устным сообщениям узниц 3 лаготделения Степлага известно, что Ковач этапирована в Степлаг не позднее августа 1954 года
  38. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Том 2. Глава 17. Малолетки. С. 374:
    Роза Ковач, уроженка Филадельфии, малышкой привезённая сюда отцом-коммунистом, после приёмника НКВД попала в войну в американскую зону Германии — каких только судеб не накручивается! — и что ж? Вернулась на советскую родину получить и свои 25 лет.
  39. [www.moldovart.com/news/2007/04/04/63.html Леонид Иванович Недов]
  40. [lists.memo.ru/index15.htm Жертвы политического террора в СССР]
  41. [www.bigbook.ru/publications/saraskina-04.php Л. Сараскина. Солженицын. М.: Молодая гвардия. 2009. с. 322.]
  42. Л. Сараскина. Солженицын. М.: Молодая гвардия. 2009. с. 434.
  43. [www.memorial.krsk.ru/martirol/ti.htm Мартиролог]
  44. [catalog.karlib.kz/cgi-bin/irbis64r_01/cgiirbis_64.exe?C21COM=S&I21DBN=IBIS&P21DBN=IBIS&S21FMT=fullwebr&S21ALL= Кузнецова, Е. Карлаг: меченые одной меткой. 2010. — 337 с. — ISBN 978-1-4467-0741-8]
  45. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Т. 3. с. 403 ISBN=978-5-17-065170-2
  46. «Дорогой Иван Денисович!..»: Письма читателей: 1962—1964 / Дом рус. зарубежья им. А. Солженицына; М.: Русский путь. 2012.
  47. [magazines.russ.ru/zvezda/2011/7/th23.html Сергей Сергеевич Тхоржевский (16 марта 1927 — 2 мая 2011) «Звезда» 2011, № 7]
  48. [www.mepar.ru/library/vedomosti/34/52/ Протоиерей Виктор Шиповальников. // Московские Епархиальные Ведомости № 1-2 за 2008 год]
  49. [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Том 1. М.: АТС-Астрель. 2010. С. 161]
  50. [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Т. 1. М.: АСТ-Астрель. 2010. ]
  51. [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Т. 1. М.: АТС-Астрель. 2010.]
  52. [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Т. 2. М.: АСТ-Астрель. 2010.]
  53. [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Т. 3. М.: АСТ-Астрель. 2010.]
  54. [www.100bestbooks.ru/read_book.php?item_id=2443&page=28 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Т. 3. М.: АТС-Астрель. 2010.]
  55. </ol>

Отрывок, характеризующий Свидетели «Архипелага ГУЛАГ»

И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.