Свидетели Иеговы в Третьем рейхе

Свидетели Иеговы в Третьем рейхе ввиду своих религиозных взглядов подвергались преследованию. В нацистской Германии 6262 верующих этого религиозного течения были направлены в тюрьмы, 8322 — в концлагеря. По разным данным, всего с 1933 по 1945 год стали жертвами нацизма от 6 до 10 тысяч свидетелей Иеговы.

Предыстория

Появление свидетелей Иеговы в Германии

История Исследователей Библии (так до 1931 года назывались свидетели Иеговы) в Германии начинается в 1880-е годы. В 1891 году президент Общества Сторожевой башни Чарльз Рассел во время поездки по Европе посетил и Германию. В 1902 году в Эльберфельде близ Вупперталя был открыт первый офис Исследователей Библии в Германии. В конце Первой мировой войны в стране насчитывалось уже 3868 активных членов этой организации. Чтобы охватить как можно больше людей в своей проповеди, они ездили по всей стране с миссионерскими поездками.

Начало репрессий

Преследования Исследователей Библии начались ещё во времена Первой мировой войны из-за их антивоенных высказываний. Несмотря на это, в послевоенные годы наблюдался быстрый рост последователей общины: в 1918 году в Германии насчитывалось около 3868 Исследователей Библии, в 1919 году — 5545, в 1926 году — уже 22535 человек.

С 1920-х годов в немецкой прессе нередко писалось, что деятельность Исследователей Библии финансируется евреями или масонами с целью осуществления большевистской революции.

Приход к власти Гитлера и запрет организации

30 января 1933 года Адольф Гитлер был избран на пост рейхсканцлера Германии. В первые годы по причине ряда обвинений (отказ от нацистского приветствия, отказ от участия в выборах, неучастие в государственных организациях, например в «Германском трудовом фронте») многие свидетели Иеговы были уволены с работы.

С 1933 года один за другим последовали запреты проведения собраний и проповеднической деятельности свидетелей Иеговы в различных частях Рейха: 13 апреля — в Баварии, 18 апреля — в Саксонии, 19 апреля — в Гессене, 26 апреля — в Тюрингии, 15 мая — в Бадене. Запрет в других землях последовал за ними. Последним стал запрет в Вюртемберге 1 февраля 1934 года. Запрет деятельности организации последовал на основании принятого 28 февраля 1933 года указа о защите народа и государства, который по сути ограничивал свободу слова, прессы и собраний.

24 апреля 1933 года полицией был захвачен и опечатан главный офис Общества Сторожевой башни в Магдебурге, при этом было конфисковано всё находящееся там имущество. Однако вскоре здание и имущество было возвращено. 24 июня 1933 года последовал официальный запрет свидетелей Иеговы в Пруссии — крупнейшей административной единице Третьего рейха. К этому времени в стране насчитывалось уже около 20 тысяч свидетелей Иеговы.

Под видом научного изучения Библии Международная ассоциация Исследователей Библии и связанные с ней организации в устной и письменной форме проводят явную клеветническую кампанию против государства и церкви. Называя оба эти института орудием Сатаны, они подрывают основы национального единства. В своих многочисленных публикациях… они глумятся над государством и церковью, злонамеренно извращая библейские иллюстрации. Их методы борьбы отличаются фанатичным воздействием на их последователей; имея солидные денежные фонды, они набирают силу, чтобы подорвать своей большевистской пропагандой нашу культуру… Поскольку стремления вышеупомянутой Ассоциации находится в резком противоречии с интересами нынешнего государства, его культурными и моральными устоями, естественно, что «международные Исследователи Библии» в соответствии с целями своей борьбы рассматривают национал-христианское государство в период его национального подъема как наиболее типичного врага, против которого они и направили все свои силы… Ассоциация Исследователей Библии и связанные с ней общества содействуют внедрению коммунизма также в политической сфере и вскоре могут стать пристанищем всевозможных антиправительственных элементов… Поэтому, чтобы противостоять подрывной деятельности и поддержать общественный порядок и безопасность, необходимо ликвидировать Ассоциацию в целях защиты граждан и государства.

Церкви Германии встретили запрет свидетелей Иеговы с благодарностью и активным содействием. 9 июня 1933 года в Берлине состоялось совместное совещание представителей рейхсминистерств и гестапо — с одной стороны, и представителей евангелической и католической церквей Германии — с другой. Целью совещания стало обсуждение дальнейшего плана действий, направленных против свидетелей Иеговы в Пруссии. Католический канонник Пионтек (нем. Piontek) просил о принятии «строгих государственных мер» против сообщества. Старший консисторский советник Евангелической церкви Фишер (нем. Fischer) высказывался об опасности, которую несут свидетели Иеговы для немецкого народа, и говорил о необходимости церквям «бороться с ними собственными методами». Через две недели последовал официальный запрет деятельности свидетелей Иеговы в Пруссии.

Берлинский конгресс 1933 года

«Декларация фактов»

25 июня 1933 года в берлинском районе Вильмерсдорф состоялся конгресс, на который съехались более 7 тысяч свидетелей Иеговы со всей Германии. Руководство Общества Сторожевой башни (ОСБ) приняло решение провести кампанию, целью которой было показать Гитлеру, нацистским чиновникам и германской общественности, что свидетели Иеговы не представляют угрозу немецкому народу и государству. На конгрессе была принята резолюция, известная как «Декларация фактов» (нем. Wilmersdorfer Erklärung, англ. Declaration of facts). После конгресса свидетели Иеговы распространили 2,1 миллиона экземпляров «Декларации», в которой, в частности, декларировалось:

• Финансовая независимость ОСБ от «евреев-коммерсантов англо-американской империи», употребляющих свой капитал «для эксплуатации и угнетения людей во многих странах».
• Книги и публикации ОСБ «не представляют никакой опасности для немецкого государства». Так как они в оригинале издаются в США, то их язык соответствует американскому стилю, и лишь поэтому при переводе на немецкий язык они иногда кажутся жёсткими.
• ОСБ не имеет никакого отношения к политике, её единственной целью является обучение Слову Иеговы Бога. ОСБ не преследует цели поиска новых членов или финансового выигрыша.
• ОСБ одобряет и акцентирует те самые высшие идеалы, которых придерживается национальное правительство Рейха.
• ОСБ апеллирует к чувству справедливости руководителя страны и выражает надежду на скорейшую отмену запрета религиозной деятельности и распространения литературы, а также на разрешение не состоять в партии.

Письмо Гитлеру

Кроме того, Гитлеру из немецкого отделения «Общества Сторожевой башни» было дополнительно отправлено персональное письмо. В письме, в частности, содержалось:

Кроме того, делегаты пятитысячного конгресса — это зафиксировано в заявлении — пришли к выводу, что немецкие Исследователи Библии борются за высокие цели и идеалы, которые провозгласило национальное правительство Германской империи в области отношений человека и Бога…

На конгрессе было установлено, что отношение немецких Исследователей Библии к национальному правительству Германии свободно от антагонизма, напротив: учитывая чисто религиозные неполитические цели и стремления Исследователей Библии, необходимо сказать, что они (цели) находятся в полном согласии с сегодняшними целями национального правительства Германской империи…

Бруклинский президиум Общества Watch Tower в прошлом и сегодня в значительной степени имеет прогерманскую настроенность. По этой причине в 1918 г. президент Общества и семь членов правления были приговорены в Америке к 80 годам тюремного заключения, поскольку президент отказался использовать возглавляемые им журналы для военной пропаганды против Германии. Эти два журнала — Watch Tower и Bible Student — оставались единственными журналами Америки, которые отказались участвовать в военной пропаганде против Германии и поэтому в ходе войны запрещались и подвергались преследованиям в Америке…

Точно так же президиум нашего Общества в последние месяцы не только отказался принимать участие в распространении измышлений о якобы происходящих в Германии зверствах, но, напротив, придерживается точки зрения, которая также нашла своё отражение в прилагаемом заявлении, что те круги, которые организуют в Америке распространение сведений о якобы происходящих зверствах (евреи-коммерсанты и католики), одновременно являются непреклонными гонителями работы нашего Общества и нашего президиума. Этот и другие содержащиеся в заявлении факты должны послужить опровержением клеветнических утверждений о том, что Исследователи Библии пользуются поддержкой евреев…

Мы требуем свободы для всех существующих в государстве вероисповеданий, поскольку они не нарушают традиций и морали германской расы. Сама партия стоит на позиции позитивного христианства, не связывая себя с определённой конфессией. Она борется против еврейско-материалистического духа вовне и внутри и считает, что только на этом пути возможно постепенное выздоровление немецкого народа…

Письмо было подписано Паулем Бальцерейтом</span>^ru_de, главой немецких Исследователей Библии и, как предполагает историк Детлеф Гарбе, было написано им же. Оно было отправлено Гитлеру, вместе с «Декларацией фактов», 26 июня 1933 г., на следующий день после конгресса в Вильмерсдорфе. В 1935 году Бальцерейт был исключён из организации и подвергнут со стороны нового руководства резкой критике за приспособленчество к нацистской власти.

Оспаривание нейтралитета

Позиция нейтралитета свидетелей Иеговы во времена национал-социализма оспаривается немецким богословом Фридрихом Вильгельмом Хааком в связи с письмом Гитлеру из центрального отделения ОСБ в Германии, которое, по мнению некоторых критиков, свидетельствует об обращении свидетелей Иеговы к нацистскому правительству с целью сотрудничества и поддержки режима. Так, канадский профессор истории Джеймс Пентон (англ.) пишет об антисемитских настроениях среди германских свидетелей Иеговы и их взаимопонимании с нацистскими властями. Макс Либстер еврей по национальности и свидетель Иеговы пишет, что Бибельфоршер (свидетели Иеговы) помогли ему выжить в концлагере.

Однако Детлеф Гарбе, директор мемориала «Нойенгамме», полагает, что данные обвинения сфабрикованы в конце 1960-х годов восточногерманским Штази с целью дискредитации свидетелей Иеговы.

Как отмечает доктор Габриеле Йонан из Свободного Университета Берлина, вместо обращения «фюрер» и нацистского приветствия, которые противоречат убеждениям свидетелей Иеговы, в «Декларации фактов» и других обращениях используются обычные выражения вежливости к должностным лицам: «с заверениями в совершеннейшем к Вам почтении», «глубокоуважаемый господин рейхсканцлер», в отличие от других церквей, которые в то время обычно использовали обращение «фюрер» и нацистское приветствие.

До начала войны

Деятельность под запретом

Несмотря на официальный запрет, многие члены организации продолжали свою миссионерскую деятельность. 7 октября 1934 года каждое собрание свидетелей Иеговы в Германии направило правительству телеграмму со словами о том, что законы Рейха противоречат Законам Бога и свидетели Иеговы намерены следовать Божьим законам, так как, согласно Библии, законы Бога превыше законов человека. Кроме того, со всего мира от свидетелей Иеговы из других стран Гитлеру было направлено несколько тысяч телеграмм, призывающих прекратить преследование немецких свидетелей Иеговы: «Ваше плохое обращение со свидетелями Иеговы возмущает людей и позорит имя Бога. Прекратите преследовать свидетелей Иеговы, иначе Бог уничтожит Вас и всю Вашу партию!» Возмущённый Гитлер пообещал уничтожить «это отродье» в Германии.

На этом завершился период переговоров. За деятельностью запрещённой организации стала следить полиция, начались судебные преследования. Однако юридические ошибки во время судебных процессов, а также настойчивость юристов на закреплённой в Веймарской конституции свободе вероисповедания, а также факт принадлежности к США «Общества Сторожевой башни» позволяли первое время вводить в замешательство судебные органы.

23 января 1935 года вышел указ Министерства внутренних дел Пруссии, согласно которому постанавливалось увольнение свидетелей Иеговы с государственной службы, а также с промышленных предприятий.

Судьи, полиция и гестапо вновь получили специальные распоряжения об опасности, исходящей от свидетелей Иеговы. Юристы были особо проинформированы через указания и публикации в юридических журналах о том, какие приговоры следует выносить в отношении «Исследователей Библии». Позже, 24 июня 1936 года в гестапо создаётся специальный отряд («зондеркоммандо») для борьбы со свидетелями Иеговы.

Проведение проповедования по обычному для свидетелей Иеговы методу «от дома к дому» становилось всё более опасным. Однако несмотря на запрет, они продолжали свою деятельность в небольших группах, находясь при этом в постоянной готовности покинуть территорию в случае прибытия Гестапо. Литературу больше было невозможно издавать в Германии, поэтому она тайком провозилась из-за границы и нелегально размножалась подручными средствами. Собрания были уменьшены до 5-7 человек, чтобы не привлекать внимания.

Свидетели Иеговы рассматривались как неблагонадёжные. Их выгоняли с работы, лишали статуса госслужащих (нем. Beamtenstatus). Пенсии, социальное обеспечение, пособия по безработице были до пределов сокращены или вовсе отменены. Свидетели Иеговы представлялись асоциальными элементами, для которых более не предоставлялась государственная поддержка.

Национал-социалисты проводили широкую пропаганду в обществе по разоблачению «еврейско-пацифистской секты». В частности, нацисты распространяли информацию о том, что свидетели Иеговы обожествляют Сталина как представителя Иеговы на Земле.

Волна арестов

10 мая 1935 года был арестован и направлен в концлагерь Заксенхаузен владелец издательства, выпускавшего журнал «Золотой век» (ныне журнал «Пробудитесь!»), — Пауль Бальцерайт (нем. Paul Balzereit). С Бальцерайта началась череда арестов руководства Общества Исследователей Библии. Его преемник, Фриц Винклер (нем. Fritz Winkler) был взят под арест в первую волну арестов (август-сентябрь 1936 года). Его преемник Эрих Фрост (нем. Erich Frost) был арестован 21 марта 1937 года — во вторую волну. Генрих Дичи (нем. Heinrich Dietschi), который уже заранее был определён следующим преемником, но даже ещё не успел вступить в должность, был арестован в третью волну (август-сентябрь 1937 года). В результате таких арестов многие руководящие посты в Организации (например, руководство собраниями) стали занимать женщины, что не совсем обычно для свидетелей Иеговы.

В своём изложении истории нацистских тюрем периода 1933—1939 гг. Dr Nikolaus Wachsmann отмечает более суровое отношение судов того периода к религиозно-мотивированному отказу от приспособленчества к нацистскому режиму, когда такой отказ исходил от свидетелей Иеговы, — в то время как среди представителей Католической и Протестантских церквей число осуждённых оставалось довольно малым. Свидетели Иеговы отказывались признавать притязания Гитлера и нацистов на тотальный контроль над обществом, а на агрессию со стороны штурмовиков SA и полиции отвечали нарастающей критикой режима и сопротивлением в форме распространения листовок. В 1936 и 1937 гг. быстро возросло число дел Свидетелей, рассматриваемых в «специальных судах</span>^ru_en», особенно в Саксонии, где этих верующих было больше, и где в 1937 г. в одном из таких судов число дел по свидетелям Иеговы достигло 60 %. Вильгельм Кроне</span>^ru_de из Министерства юстиции Рейха, считая свидетелей Иеговы мятежниками, подчёркивал в том же году, что суды дают им максимальные сроки недостаточно часто. Как пишет Wachsmann, свидетели Иеговы, находясь в заключении, часто продолжали своё противостояние нацистскому режиму, возможно даже более открыто, чем любая другая группа заключённых.

С 5 августа 1937 года в действие вступал указ гестапо о «защитных арестах». С введением практики защитных арестов начался новый этап в преследовании врагов национал-социализма. С введением этой меры была предпринята первая попытка проверки на верность государству. Лица, совершившие небольшие правонарушения, могли подписать особое обязательство (нем. Verpflichtungserklärung), после чего они были бы прощены, избавлены от превентивного ареста и отпущены на свободу под надзор.

Концентрационные лагеря

Первые немногочисленные группы свидетелей Иеговы были направлены в концлагеря ещё в 1935 году. В лагере эта группа заключённых помечалась синими кругами на одежде. С 1937 года свидетелей Иеговы стали направлять в концентрационные лагеря в рамках защитных арестов. С 1938 года вводится специальная пометка для всех заключённых с использованием цветовых кодов. С этого времени группа Исследователей Библии — на нацистском жаргоне «БиФо» (от немецкого Bibelforscher — «Исследователь Библии») — куда входили в основном свидетели Иеговы, а также представители других религиозных меньшинств), была помечена лиловым треугольником.

Форма отречения свидетелей Иеговы от их убеждений (немецкий оригинал справа), требуемая властями:

Концентрационный лагерь ......................................
Отдел II

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я ............................................................................
род. ......................... в .............................................
настоящим заявляю следующее:

1. Я подтверждаю, что Международное Движение Исследователей Библии распространяет ложное учение и под предлогом своей деятельности преследует исключительно антигосударственные цели.
2. По этой причине я целиком и полностью покидаю эту организацию и внутренне полностью освобождаю себя от влияния этой секты.
3. Я заверяю, что в будущем больше никогда не буду осуществлять какую-либо деятельность для международного движения Исследователей Библии. О лицах, которые будут меня вербовать ложными учениями Исследователей Библии, или которые любым другим образом проявят себя как Исследователи Библии, я буду незамедлительно сообщать. В случае получения письменного сообщения от Исследователя Библии, я незамедлительно передам его в ближайший полицейский пункт.
4. Я хочу соблюдать и уважать законы государства и в случае войны защищать мою родину с оружием в руках и целиком и полностью влиться в народную общность.
5. Я подтверждаю, что мне известно, что при сегодняшнем подписании данного заявления я освобождаюсь из-под защитного заключения.

Место ....................................., дата .....................
............................................................. (подпись)

Заключённые Бухенвальда

Годы	Общее количество	▼ Полити- ческие	▼ Свидетели Иеговы	▼ Гомо- сексуалы
1938	11 028	3982	476	27
1939	11 807	4042	405	46
1940	7440	2865	299	11
1941	7911	3255	253	51
1942	9571	5433	238	74
1943	37 319	25 146	279	169
1944	63 048	47 982	303	189
янв. 1945	80 297	53 372	302	194
фев. 1945	80 232	54 710	311	89

В довоенное время свидетели Иеговы составляли значительную часть «обитателей» концлагерей. Немецкий историк Детлеф Гарбе предполагает, что до Второй мировой войны их число составляло от 5 до 10 % всех узников немецких концлагерей. В 1938 году свидетели Иеговы выпустили книгу «Крестовый поход против христианства», в которой сообщалось об ужасах нацистского террора. К этому времени уже более 6 тысяч свидетелей Иеговы находились в заключении в тюрьмах или лагерях.

По утверждению психолога Эриха Фромма, послушные и исполнительные свидетели Иеговы в некоторых случаях назначались административными помощниками или старшими по группе, которые добросовестно выполняли вверенные им обязанности, не прибегая к насилию и оскорблениям в отношении других заключённых:

…Иеговисты, как правило, были людьми достаточно ограниченными и стремились только к одному — обратить других в свою веру. В остальном же они были хорошими товарищами, надёжными, воспитанными и всегда готовыми прийти на помощь. Они почти не вступали в споры и ссоры, были примерными работниками, и потому из них нередко выбирали надзирателей, и тогда они добросовестно подгоняли заключённых и настаивали, чтобы те выполняли работу качественно и в срок. Они никогда не оскорбляли других заключённых, всегда были вежливы, и всё равно эсэсовцы предпочитали их в качестве старших за трудолюбие, ловкость и сдержанность.

По воспоминаниям княжны Марии Васильчиковой («Берлинский дневник 1940—1945»), имели место отказы свидетелей Иеговы помогать другим узникам участвовать в политической деятельности:

Убирали камеры, разносили еду и раздавали бритвенные приборы вспомогательный персонал из евреев, других политических заключенных или членов секты «Свидетели Иеговы». За исключением последних, которые в силу своей этики неучастия чаще всего отказывались помогать товарищам по несчастью, эти люди часто были единственным связующим звеном между заключенными и внешним миром.

Вторая мировая война

С вторжения в Польшу 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. При этом вступало в силу чрезвычайное уголовное право периода войны от 17 августа 1938 года.

Ещё с 1936 года свидетели Иеговы представали перед военным судом (нем. Wehrmachtsgericht) за отказ нести военную службу. Тогда они обычно приговаривались к тюремному заключению на срок от 1 до 2 лет лишения свободы. С введением военного положения и вступлением в силу чрезвычайного уголовного права отказ от военной службы карался смертной казнью.

Принять присягу Гитлеру для свидетелей Иеговы означало изменить своей вере. Не принять — пойти на смерть. Ни физическая неспособность к военной службе, ни психическая невменяемость, ни готовность нести любую другую альтернативную службу не могли им помочь. Наказание было одним: «смерть и потеря навечно гражданских прав». Известны случаи, когда за отказ от военной службы был казнён свидетель Иеговы, который, вообще говоря, даже не мог служить по состоянию здоровья.

Смертного приговора можно было избежать, приняв присягу фюреру. При этом мужчин отправляли в штрафные батальоны на самые опасные участки фронта.

Первым казнённым свидетелем Иеговы стал 29-летний Август Дикманн (нем.). Он был арестован гестаповцами в октябре 1936 г. и доставлен в концлагерь Заксенхаузен. С началом войны ему пришла повестка по его старому адресу проживания. Повестку в концлагерь Августу принесла его жена. Август отказался подписывать документ о призыве (нем. Wehrpass). За отказ он был публично расстрелян прямо в лагере 15 сентября 1939 года перед другими свидетелями Иеговы, находящимися в лагере.

В 1942 году Гитлер требовал полного истребления «Исследователей Библии», но несмотря на это с 1942 года отношение к ним в концлагерях относительно улучшается — вместо полного истребления им находится несколько другое применение. С тех пор, как в лагеря стали поступать иностранные заключённые, а немецкие заключённые большей частью были призваны в Вермахт, лагерное руководство обратило внимание на немецких свидетелей Иеговы, до сих пор практически не задействованных в лагерном самоуправлении. Личные качества этих верующих, их трудолюбие и добросовестность, а также самоотречение от участия в политике и власти и их несклонность к интригам и побегу делали их в глазах лагерного управления очень полезными.

Под влиянием своего личного врача, финского медика Феликса Керстена, уважавшего свидетелей Иеговы, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер рассматривал возможность использования идеологии и вероучений свидетелей Иеговы для подавления национально-патриотических настроений на оккупированных территориях на востоке (Рейхскомиссариат Остланд). Данная информация была опубликована в «Ежегоднике Свидетелей Иеговы» за 1974 год, в журнале «Пробудитесь!» от 22 апреля 1993 года, книге «Несломленная воля» Бернарда Раммерсторфера, посвящённой биографии старейшего из оставшихся в живых на тот момент (2009 год) бывших узников нацистских концлагерей, 104-летнего свидетеля Иеговы Леопольда Энглейтнера (её презентация на русском языке состоялась 19-20 сентября 2009 года в Москве).

В числе документальных материалов представлено исследование «Геополитические планы Гиммлера относительно послевоенного использования Свидетелей Иеговы», в которой, в частности, сообщается:

Несмотря на то, что поначалу рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер требовал особо жестокого обхождения со Свидетелями Иеговы, в ходе войны его отношение к ним кардинально переменилось. На имевшего диплом экономиста-аграрника Гиммлера произвело сильное впечатление их добросовестное отношение к труду. Это видно из письма, посланного им 26 июня 1943 года одному фермеру из Верхней Баварии, содержавшее предложение использовать Свидетелей Иеговы для сбора урожая… Его очаровывала сила их веры, о чём он не раз говорил. Эти высоко ценившиеся Гиммлером особенности Свидетелей стали для него основой нелепой идеи об использовании их в его послевоенных геополитических планах. Гиммлер ошибочно полагал, что в последующие годы Германия сможет завоевать огромные территории России. В датированном 21 июля 1944 года письме к возглавлявшему Главное управление имперской безопасности обергруппенфюреру СС Эрнсту Кальтенбруннеру Гиммлер изложил свои представления о том, каким образом можно будет установить контроль над Россией и поддерживать в ней должный порядок:

Любые мысли о введении какой-либо разновидности национал-социализма были бы безумием. Но каждому народу необходима религия или идеология. Сохранить и поддерживать православную церковь неразумно, поскольку она снова обратится в организацию национального единства. Столь же неразумным было бы дать возможность обосноваться там католической церкви. Тут и говорить особенно не о чем… Нам необходимо поддерживать те формы религии и группы, которые действуют на людей умиротворяюще. Для всех тюркских народностей в этом смысле был бы полезен буддизм. Для остальных — учение Свидетелей Иеговы. Как Вам, вероятно, известно, Свидетели Иеговы обладают следующими невероятно ценными для нас качествами: несмотря на то, что они отказываются нести воинскую службу и исполнять любую работу, связанную с войной, они являются сильными противниками евреев, а также католической церкви и Папы. Кроме того, они на редкость реалистичны, не пьют и не курят, очень усердны и честны и всегда выполняют свои обещания… Сверх того, они великолепно умеют ухаживать за скотом и работать на фермах. Они не стремятся к богатству и приобретению имущества. Это противоречит их взглядам на вечную жизнь. Всё это — качества идеальные, вообще, можно сказать, что воистину верующие, идеалистически настроенные Свидетели Иеговы обладают, подобно меннонитам, весьма желательными для нас характеристиками…

Тем не менее, идеи рейхсфюрера очевидно не нашли поддержки у высшего руководства нацистов, и свидетели Иеговы продолжали оставаться узниками концентрационных лагерей вплоть до 1945 года, когда они были освобождены войсками союзников по антигитлеровской коалиции.

Репрессии, которые обрушились на свидетелей Иеговы во время господства нацистов в Германии, подробно освещаются Музеем Холокоста в Вашингтоне.

Статистика

Согласно «Ежегоднику Свидетелей Иеговы за 1974 год», за период правления Гитлера 1687 Свидетелей Иеговы потеряли свою работу, 284 — свой бизнес, 829 — были лишены пенсий, 129 — земельных участков, 735 — собственных квартир; около 860 детей были забраны у родителей, являющихся свидетелями Иеговы. Конфискация имущества была предусмотрена в некоторых случаях при аресте или помещении заключённого в концлагерь.

За 12 лет с 1933 по 1945 годы было арестовано (в тюрьмы или лагеря) около 11 300 немецких и иностранных свидетелей Иеговы. Кроме этого, более 2 100 свидетелей Иеговы подвергались другим формам преследований — денежным штрафам, лишениям пенсий и т. п. 950 немецких и 540 иностранных свидетелей Иеговы были убиты, казнены или умерли в заключении. Из этих 1 490 человек более 250 были казнены за отказ от военной службы. Так как исследования не завершены, эти цифры могут быть неоднократно пересмотрены.

Современное положение свидетелей Иеговы в Германии

В 1990 году свидетели Иеговы в Германии, имея, по собственным оценкам, 192 тыс. членов, стали добиваться статуса «публично-правовой корпорации». По решению Федерального конституционного суда такой статус был им предоставлен в земле Берлин в 2000 г. По состоянию на 2009 г. после 18 лет судебных разбирательств немецкая община свидетелей Иеговы получила наивысший юридический уровень публично-правовой корпорации в 12 федеральных землях из 16. В результате организация получила права собирать церковный налог и проводить уроки религии в публичных школах, однако, по сообщению представителя организации Вернер Рудтке, этими правами они не воспользуются, так как «Свидетели Иеговы и дальше будут финансировать себя сами за счёт добровольных пожертвований […], а религиозное образование детей будет осуществляться дома и в собраниях».

См. также

• Холокост
• Рейнландские бастарды
• Геноцид цыган
• Монастырские процессы в Третьем рейхе
• Гомосексуальность в Третьем рейхе
• Программа умерщвления Т-4

Литература

• Gerhard Besier, Clemens Vollnhals. Repression und Selbstbehauptung: Die Zeugen Jehovas unter der NS- und der SED-Diktatur: Zeitgeschichtliche Forschungen, Band 21, Berlin, Duncker & Humblot, 2003, ISBN 3-428-10605-9
• Garbe, D. [books.google.com/books?id=cjRiEV0CSQUC Between resistance and martyrdom: Jehovah's Witnesses in the Third Reich] : [англ.]. — University of Wisconsin Press^ru_en, 2008. — ISBN 0-299-20794-3.</span></span>
• Garbe D. [books.google.de/books?id=Y8SggYCYoIAC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage Zwischen Widerstand und Martyrium: Die Zeugen Jehovas im "Dritten Reich"]. — 4. Aufl.. — München: Oldenbourg, 1999. — 605 с. — ISBN 3-486-56404-8. ([www.triangoloviola.it/pdf/1999-03-19-05-anl-dgarbe.pdf часть])

• Garbe D. [edoc.bibliothek.uni-halle.de/servlets/MCRFileNodeServlet/HALCoRe_derivate_00001644/Schr60_t.pdf Verfolgung der Zeugen Jehovas in der NS- und in der DDR-Diktatur: Motive, Herrschaftstechniken und Widerstandsformen] (нем.) // 10 Jahre Gedenkstätte ROTER OCHSE Halle (Saale). — Magdeburg: Landesbeauftragter für die Unterlagen des Staatssicherheitsdienstes der ehemaligen DDR in Sachsen-Anhalt, 2006. — S. 47-67.

• Gerald Hacke. «Die Zeugen Jehovas im Dritten Reich und in der DDR. Feindbild und Verfolgungspraxis», 1. Auflage; Verlag Vandenhoeck & Ruprecht, Göttingen 2011, ISBN 978-3-525-36917-3. Schriften des Hannah-Arendt-Instituts für Totalitarismusforschung Band 41. [www.v-r.de/de/Hacke-Zeugen-Jehovas-im-Dritten-Reich-und-in-der-DDR/t/1001005495/ (анонс)]
• Hans Hesse. Am mutigsten waren immer wieder die Zeugen Jehovas: Verfolgung und Widerstand der Zeugen Jehovas im Nationalsozialismus, Bremen, Edition Temmen, 2000, ISBN 3-86108-724-3
• Hans Hesse, Jürgen Harden. …und wenn ich lebenslang in einem KZ bleiben müßte…: Die Zeuginnen Jehovas in den Frauenkonzentrationslagern Moringen, Lichtenburg und Ravensbrück, Essen, Klartext, 2001, ISBN 3-88474-935-8
• Christine King. The Nazi State and New Religions Five Case Studies in Nonconformity. Edwin Mellen Press, 1982, ISBN 0-88946-865-6
• Bernhard Rammerstorfer. Nein statt Ja und Amen: Leopold Engleitner: Er ging einen anderen Weg, Puchenau, Bernhard Rammerstorfer Verlag, 1999, ISBN 3-9500718-6-5 [www.maislinger.net/Publikationen/NeinStattJa.htm О книге]
• M. James Penton. Jehovah’s Witnesses and the Third Reich: Sectarian politics under persecution, Toronto, University of Toronto Press, 2004, ISBN 0-8020-8678-0
• Reynaud, M. [books.google.com/books?id=GaMN7tty64MC The Jehovah's Witnesses and the Nazis: Persecution, Deportation, and Murder, 1933-1945] : [англ.] / Reynaud, M., Graffard, S.. — Cooper Square Press^ru_en, 2001. — ISBN 978-0-8154-1076-8.</span></span>
• Kirsten John-Stucke, Michael Krenzer, Johannes Wrobel. 12 Jahre — 12 Schicksale. Fallbeispiele zur NS-Opfergruppe Jehovas Zeugen in Nordrhein-Westfalen 1933—1945, Münster, [www.ns-gedenkstaetten.net Arbeitskreis NS-Gedenkstätten NRW e.V.], 2006 [www.jwhistory.net/text/pdf/nrw2006.pdf (online)]
• Franz Zürcher. Kreuzzug gegen das Christentum, Zürich — New York, Europa, 1938
• Э. Шмидт. Радость, которая всегда с тобой. Особая книга, 2009, ISBN 978-5-9797-0004-5

Ссылки

• [www.standhaft.org Свидетели Иеговы в Третьем рейхе]  (нем.)
• [www.standhaft.at Жизненные истории преследуемых и убитых Свидетелей Иеговы в Австрии]  (нем.)
• [en.auschwitz.org/h/index.php?option=com_content&task=view&id=24&Itemid=3 Jehovah's Witnesses] (англ.). Categories of prisoners. Государственный музей Аушвиц-Биркенау.
• [holocaustmusic.ort.org/ru/people/jehovaha-witnesses/ Свидетели Иеговы]. Музыка в период Холокоста. World ORT.
• [youtube.com/watch?v=dp1bp_ErX-w Свидетели Иеговы: мужество перед лицом нацизма] на YouTube (документальный фильм)
• [youtube.com/watch?v=00yugRyl834 Выступление Карла Хубмана перед Свидетелями Иеговы к годовщине освобождения из Маутхаузена] на YouTube  (нем.)
• [youtube.com/watch?v=IT44NkNhKfc Видео] на YouTube (Свидетельница Иеговы рассказывает, как она будучи школьницей, отказывалась делать нацистское приветствие)  (нем.)
• [www.morgenweb.de/region/bergstrasser-anzeiger/lautertal/denkmal-fur-max-liebster-eingeweiht-1.1088744 Denkmal für Max Liebster eingeweiht]  (нем.)
• [www.echo-online.de/region/bergstrasse/kreis/Max-Liebster-als-Vorbild;art1145,4043319 Max Liebster als Vorbild]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Свидетели Иеговы в Третьем рейхе

«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.