Свиклин, Теодор-Вернер Андреевич

Теодор-Вернер Андреевич Свиклин
Теодор-Вернер Андреевич Свиклиньш
Место рождения	усадьба Яун-Ламас, Ауэрмюндская волость, Добленский уезд, Курляндская губерния, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Звание	Генерал-майор
Сражения/войны	Гражданская война в России, Великая Отечественная война: • Новгородско-Лужская наступательная операция
Награды и премии

Теодор-Вернер Андреевич Свиклин (Свиклиньш) (1901—1964) — советский военачальник, участник Великой Отечественной войны.

Биография

Родился 1 мая 1901 года в усадьбе Яун-Ламас Ауэрмюндской волости Добленского уезда Курляндской губернии, латыш.

С июня по декабрь 1917 года служил рядовым в Русской императорской армии в 3-м Латышском стрелковом полку, расположенном в городе Валка. После Октябрьской революции, в декабре 1917 года, демобилизовался. С марта 1918 года служил в РККА — был красноармейцем батальона особого назначения в Нижнем Новгороде. С ноября 1918 года по март 1919 года — находился на лечении в госпитале, болея тифом. Член ВКП(б) с 1919 года. С мая 1920 года Свиклин — политрук 27-го запасного стрелкового полка в Нижнем Новгороде. С сентября 1921 года был заместителем начальника Особого пограничного пункта № 1 в городе Олевск. С июня 1922 года — политрук батальона 392-го Таращанского стрелкового полка. С апреля 1923 года — секретарь военкома Можайского артиллерийского склада, с октября 1924 года — помощник начальника по политической части Серпуховского артиллерийского склада. С сентября 1926 года — помощник командира по политической части сначала 7-го отдельного транспортного батальона, затем 131-го отдельного артиллерийского дивизиона.

С января 1930 года Свиклин — командир и комиссар 130-го отдельного артиллерийского дивизиона, который затем был переименован в 121-й артиллерийский дивизион. С мая 1931 года — командир и комиссар 8-го полка зенитной артиллерии, с ноября 1932 года — командир и комиссар 1-й отдельной артиллерийской бригады. С апреля 1934 года командовал группой противовоздушной обороны Приморской группы войск Особой Краснознаменной Дальневосточной армии.

5 апреля 1938 года Теодор-Вернер Свиклин был арестован по статье 44 пункт «в» и находился в тюрьме под следствием органов НКВД. 27 мая 1940 года был реабилитирован, восстановлен в кадрах РККА и назначен преподавателем факультета ПВО Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. С января 1941 года — начальник 2-го курса 2-го факультета Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе.

Великая Отечественная война

Внешние изображения
	[pobeda.elar.ru/images/v-novgorod/4-1s.jpg Наградной лист первого ордена, стр. 1]
	[pobeda.elar.ru/images/v-novgorod/4-2s.jpg Наградной лист первого ордена, стр. 2]
	[pobeda.elar.ru/images/v-novgorod/4-3s.jpg Указ о награждении орденом Суворова]

С июня 1941 года Свиклин — начальник основного факультета Высшей военной школы ПВО Красной Армии. С сентября — начальник отдела ПВО 32-й армии Западного фронта, с октября исполнял должность командира 285-й стрелковой дивизии 54-й армии Ленинградского фронта, полковник. С апреля 1942 года — временно исполняющий должность начальника штаба Волховской оперативной группы Ленинградского фронта, затем — начальник штаба 2-й ударной армии Волховского фронта. С ноября 1942 года — командир 311-й стрелковой дивизии 54-й армии Волховского фронта. В феврале 1943 года в одном из боев был тяжело ранен и лечился в госпитале. После излечения, с декабря 1943 года — заместитель командующего 59-й армией Волховского фронта. С марта 1944 года — исполнял должность командира 122-го стрелкового корпуса 59-й, а затем 8-й армии Ленинградского фронта. В конце мая 1944 года снова находился в госпитале, после выздоровления, в июле 1944 года, был назначен начальником Харьковского пехотного училища.

Интересные факты

• Будучи заместителем командующего 59-й армии, Свиклин спланировал и провёл одну из уникальных операций Великой Отечественной войны, когда предложил наступать до позиций немцев по льду озера Ильмень, преодолевая для этого свыше 15 километров абсолютно открытого пространства. Группа Свиклина ударом десанта на аэросанях смогла захватить плацдарм на западном берегу озера Ильмень — немцы не ожидали такого манёвра советских войск, считая гладь озера малопригодным для наступления направлением.
• К заслугам советского военачальника относится спасение от отправки в Германию памятника «Тысячелетие России»: бойцы южной оперативной группы Свиклина смогли перерезать дороги, ведущие из Новгорода, и один из величайших русских памятников был спасён от исчезновения.

После войны

С июня 1945 года Свиклин был заместителем начальника Военно-педагогического института Красной Армии по учебной и научной работе. С апреля 1948 года — слушатель Военно-академических курсов высшего комсостава РККА при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова; в сентябре был переведен на основной факультет академии. По окончании академии, в январе 1951 года, был направлен на преподавательскую работу в Военную академию им. М. В. Фрунзе: с июля 1951 года — заместитель начальника кафедры тактики высших соединений, с ноября 1955 года — начальник кафедры ПВО.

С января 1959 года Теодор-Вернер Андреевич Свиклин находился в отставке. Жил в Москве, где умер 17 октября 1964 года. Похоронен на Головинском кладбище.

В 2010 году новгородские ветераны войны предложили назвать одну из городских улиц именем Теодора Свиклина, незаслуженно забытого героя Великой Отечественной войны.

Семья

• Жена — Клавдия Петровна Свиклина (в девичестве Данилова, 1895—1983), учитель русского языка, похоронена вместе с мужем на Головинском кладбище.
  • Дочь — Эмилия Теодоровна Свиклина (Калугина, 1920—2013), проживала в Москве.
    • Внуки — Калугина Ирина Юрьевна (род. 1943), инженер-экономист, проживает в Москве; Калугин Юрий Юрьевич (1946—2003).
  • Дочь — Нинель Теодоровна Свиклина (Прохорова, род. 1924), проживает в Санкт-Петербурге.
    • Внуки — Прохорова Елена Михайловна (род. 1949), проживает в Санкт-Петербурге, физик; Прохоров Павел Михайлович (род. 1958), проживает в Санкт-Петербурге.

Награды

• Награждён орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Суворова 2-й степени и медалями.

Ссылки

• [istor-44gsd.ru/Html/person_S.html Свиклин Теодор-Вернер Андреевич]
• [histrf.ru/ru/rvio/soobshestvo/post-717 Теодор Свиклин. Слово о генерале.]

Отрывок, характеризующий Свиклин, Теодор-Вернер Андреевич

– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.