Свинцовые семидесятые в Италии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 История Италии

Древний мир

Доисторическая Италия

Этруски (XII—VI вв. до н.э.)

Великая Греция (VIII—VII вв. до н.э.)

Древний Рим (VIII в. до н.э. — V в. н.э.)

Италия под властью остготов (V—VI вв.)

Средние века

Средневековая Италия

Италия под властью Византии (VI—VIII вв.)

Лангобардское королевство (VI—VIII вв.)

Средневековое королевство Италия

Ислам и нормандцы в южной Италии

Морские республики и Итальянские города-государства

Новое время

Итальянский Ренессанс (XIV—XVI вв.)

Итальянские войны (1494—1559)

Италия в Новое время (1559—1814)

Рисорджименто (1815—1861)

Современная история

Королевство Италия (1861—1945)

Италия в Первой мировой войне (1914—1918)

Фашизм и колониальная империя (1918—1945)

Италия во Второй мировой войне (1940—1945)

Новейшая история Италии (1945—настоящее время)

Свинцовые годы (1970-е — 1980-е)

Отдельные темы

Исторические государства Италии

Военная история Италии

Экономическая история Италии

Генетическая история Италии

Избирательная история

История моды в Италии

Почтовая история

Железнодорожная история

История денег в Италии

История музыки в Италии


Портал «Италия»

Свинцовые семидесятые в Италии (итал. Anni di piombo) — период итальянской политической жизни с конца 1960-х по начало 1980-х годов, характеризовавшийся разгулом уличного насилия, ультраправого и ультралевого терроризма. Иногда период трактуется как «гражданская война низкой интенсивности». Термин возник от названия западногерманского художественного фильма «Свинцовые времена» режиссёра Маргарете фон Тротта. Картина вышла на экраны в 1981 году и описывает сходные события в ФРГ (которые, однако, не принимали итальянских масштабов).





Социально-политический контекст

Понятие «Свинцовые семидесятые» не сводится к серии террористических акций. Правые и левые экстремисты выдвигали свои модели общественных преобразований. Ультралевые выступали под радикальными коммунистическими лозунгами. Неофашисты пропагандировали идеи, близкие к праворадикальному солидаризму. Предварительными условиями их осуществления объявлялись уничтожение политических противников и слом либерально-демократического государства.

Сегодня нашей целью является образование революционного аристократического авангарда, который станет передовой силой, ведущей народ к освобождению… Разбойники и бандиты всегда были солью нашего народа. Свободные, лишённые оков социальной и религиозной розни, они дрались не во славу чьей-либо партии, а во имя народа. И сегодня эти разбойники не умерли. Это мы… «Гнёзда», созданные внутри фабричных, школьных и студенческих коллективов, постепенно выдавливая роль Государства из своей повседневной жизни, станут настоящим Свободным Народом.

Фабрицио Дзани, «Теоретическая позиция легионерского движения»

Происходящее в Италии влияло на общемировую ситуацию. Террористические организации, особенно ультраправые, рассматривались спецслужбами НАТО и США как важный фактор в противостоянии советской угрозе и коммунистической опасности. «Стратегия напряжённости», реализуемая экстремистами, объективно укладывалась в общий тренд холодной войны, прежде всего в операцию «Гладио»[1]. Итальянский опыт заинтересованно изучался и адаптировался к условиям других стран Западной Европы и Латинской Америки.

Бурный экономический рост и социальная модернизация Италии 1950—1960-х годов затормозились к началу 1970-х. Снизился авторитет правящей Христианско-демократической партии (ХДП). Усиливалась оппозиция, особенно в лице Итальянской коммунистической партии (ИКП являлась самой влиятельной компартией Запада).

В то же время давал себя знать эффект от стимулирования образовательных программ — значительно умножился слой молодой интеллигенции и студенчества. В обществе, особенно среди студенческой молодёжи, распространялся оппозиционный радикализм. Зачастую он носил идеологически противоречивый характер, но доминировали неофашистские, анархистские либо маоистские мотивы. Крайне правые и крайне левые организации непримиримо враждовали друг с другом, однако объединялись в противостоянии либеральному государству, которое радикалы, подобно Муссолини начала 1920-х, отождествляли с бюрократизмом, застоем и коррупцией.

Неофашисты — Национальный авангард, «Новый порядок», «Чёрный орден», «Третья позиция», Революционные вооружённые ячейки — ориентировались на ранний фашизм либо на Республику Сало. В этой среде к началу «свинцового десятилетия» доминировали две структуры. Партия Итальянское социальное движение (ИСД) во главе с бывшим функционером режима Муссолини Джорджио Альмиранте совмещала присутствие в парламенте с активной уличной политикой. Национальный фронт, созданный князем Валерио Боргезе[2] — бывшим морским офицером, участником Второй мировой войны — делал ставку на террор и подготовку военного переворота. Лидер «Нового порядка» Пино Раути занимал синтезирующую позицию — применение легально-парламентских и подпольно-террористических методов по мере их эффективности.

Леваки — «Группы партизанских действий», «Пролетарские вооружённые ячейки», Революционно-коммунистический комитет, «Красные бригады» — выступали под лозунгами троцкистского либо маоистского характера.

К концу 1970-х в Италии насчитывалось 177 ультралевых и 38 ультраправых террористических организаций. Ультраправые координировали свои действия с парламентской партией неофашизма (ИСД), хотя экстремисты считали её излишне умеренной. Ультралевые находились в перманентном конфликте с ИКП.

Валле Джулия и пьяцца Фонтана

  • Первой крупной акцией «свинцовых семидесятых» считается Битва Валле Джулия в Риме 1 марта 1968 года. Инициаторами столкновения с полицией явились боевики радикальных студенческих организаций пытавшиеся оккупировать помещения Архитектурного факультета Римского университета. Вместе с анархистами выступили неофашисты во главе со Стефано Делле Кьяйе[3] и Марио Мерлино[4] — именно они организовали атаку на полицию и захватили здания юридического факультета. Были ранены около 150 полицейских и почти 500 студентов.

В «Битве на Валле Джулия» проявились многие черты будущих событий — ориентация на насилие, антиправительственная смычка правых и левых экстремистов, способность неофашистов брать под контроль левацкую активность[5]. Это направление «перехвата» считали особо перспективным Пино Раути и Марио Мерлино.

Мы настроены решительно. Перед выступлением наши люди готовятся морально, чтобы ломать кости даже тем, кто падает на колени.

Листовка Национального авангарда

  • 16 марта 1968 года — новое столкновение на Валле Джулия. На этот раз массовая драка происходит между фашистскими (MSI, «Новый порядок», «Национальный авангард» во главе с Альмиранте и Делле Кьяйе) и коммунистическими боевиками. Существенно, что с коммунистической стороны выступали наиболее радикальные из неофашистов — «нацимаоисты», сторонники Франко Фреды.
  • 25 апреля 1969 года происходят взрывы на центральном вокзале Милана и на складе взрывчатых веществ. Ранение получает 21 человек.
  • 12 декабря 1969 года произошёл взрыв на пьяцца Фонтана в Милане. Практически одновременно три бомбы взрываются в Риме — в подземном переходе у Банка Труда и у могилы Неизвестного солдата в Пантеоне Отечества. Весь комплекс терактов принято называть «резнёй на пьяцца Фонтана». Погибли 17 человек.

Первоначально подозрение пало на ультралевых. Анархист Джузеппе Пинелли был арестован и погиб в ходе допроса с пристрастием. Впоследствии стала доминировать версия неофашистского теракта. К ответственности привлекались ультраправый идеолог Франко Фреда, лидер «Нового порядка» Пино Раути, активист Джованни Вентура и Марио Мерлино из Национального авангарда. Все они оправданы за недоказанностью, хотя левая общественность поныне возлагает на них «моральную и историческую ответственность». Руководство операцией, как предполагается, осуществлял князь Боргезе.

Взрыв на миланской пьяцца Фонтана считается первым актом «стратегии напряжённости», открывшим итальянскую эпоху свинца.

Восстание в Реджо-ди-Калабрия

Более чем на полгода, с июля 1970 по февраль 1971, правительство Италии потеряло контроль над городом Реджо-ди-Калабрия[6], центром южной провинции Реджо-Калабрия. Во главе восстания против римской бюрократии и местных «красных баронов» стоял неофашистский профсоюзный активист Чиччо Франко. К движению примкнули анархисты, мафиозная структура Ндрангета и некоторые предприниматели, среди которых выделялся известный кофепромышленник Деметрио Мауро.

Все парламентские партии, в том числе коммунисты, поддержали в конфликте правительство. Исключение составило неофашистское ИСД. Представители ИСД и неофашистского профсоюза ЧИСНАЛ составили костяк «Комитета действий», руководившего восстанием. Активную поддержку оказывал Пино Раути, пропагандировавший идеи восстания в Риме.

В городе происходили столкновения с полицией, нападения на военные склады, строились баррикады. Несколько человек погибли в уличных столкновениях. С восстанием Реджо-ди-Калабрия связывается и взрыв железнодорожного экспресса (6 погибших) в Джоя-Тауро 22 июля 1970 года.

Правительство вынуждено было направить в Калабрию армейские части и блокировать Реджо. Город сдался только после длительной осады с применением бронетехники.

Восстание Реджо-ди-Калабрии показало, что крайне правые силы имеют значительную социальную базу, особенно на юге Италии. Социальные лозунги, поднятые ИСД, способствовали привлечению массовой поддержки и успеху на парламентских выборах 1972 года.

Наше восстание — первый шаг национальной революции.

Чиччо Франко

Заговор Боргезе

В 1970 году в Италии планировался военно-фашистский переворот под руководством князя Боргезе[7]. При помощи «Нового порядка» и Национального авангарда Боргезе сформировал боевые группы. Захват власти был намечен на 8 декабря 1970 года. Однако в последний момент план был отменён по неизвестным до сих пор причинам.

Итальянцы, ждущие перемен, долгожданный переворот произошёл. Политическая система, которая за четверть века привела Италию на грань экономического и морального коллапса, перестала существовать… Те, кто помогал иностранцам поработить страну, обезврежены. Не станет впредь различия политических цветов — Италия, которую мы создадим вместе, будет иметь только один флаг: наш славный триколор!

Из непроизнесённой речи Валерио Боргезе

Заговор Боргезе считается важным элементом «стратегии напряжённости», разработанной руководством «Гладио». Допускается, что спецслужбы США и командование НАТО сознательно формировали в ходе подготовки неофашистские боевые группы, способные оказать сопротивление коммунистам или даже советским войскам в случае вторжения в Италию.

Государственный переворот в этой схеме был излишним элементом. Ультраправое же вооружённое подполье сохранялось и было готово к действию. Впоследствии аналогичные мероприятия осуществлял в Западной Европе[8] и Латинской Америке[9] Стефано Делле Кьяйе, эмигрировавший вместе с Боргезе.

Террористические акции неофашистов и анархистов

Неудача заговора Боргезе деморализовала крайне правых. Прекращение беспорядков в Реджо-ди-Калабрия, так и не вышедших за локальные пределы, подтолкнула неофашистских экстремистов к смене тактики: переходу к разовым терактам. В отличие от анархистов, чётко выбиравших мишени, неофашисты наносили удары не только в отношении конкретных лиц, но и по массовым мероприятиям, а иногда и по неполитическим скоплениям.

Левый терроризм поражает государство через его представителей. Чёрный терроризм предпочитает резню, которая способствует панике.

Франческо Коссига, премьер-министр Италии в 1979—1980, президент Италии в 1985—1992

  • 31 мая 1972 года в деревне Петеано близ города Гориция на северо-востоке Италии взорвался заминированный автомобиль, погибли 3 карабинера. Впоследствии в совершении этого теракта признался активист «Нового порядка» Винченцо Винчигерра.
  • 28 мая 1974 года 8 человек погибли и более 100 получили ранения в результате взрыва бомбы на площади Лоджии в североитальянском городе Брешиа. Теракт произошёл во время антифашистской демонстрации коммунистов и прокоммунистических профсоюзов. Расследование не дало результатов, однако наиболее основательные подозрения возлагались на «Новый порядок». По теракту в Брешиа допрашивался Пино Раути.
  • 4 августа 1974 года в небольшом городе Сан-Бенедетто был взорван железнодорожный экспресс. Погибли 12 человек, ранены около 50. Ответственность взяла на себя неофашистская группировка «Чёрный орден», созданная боевиками Национального авангарда и «Нового порядка».

Мы можем взрывать бомбы в любом месте, в любое время. Мы похороним демократию под горой трупов.

Листовка «Чёрного ордена»

  • 6 октября 1975 года чилийский юрист-политэмигрант Бернардо Лейтон, известный противник режима Пиночета[10] расстрелян вместе с женой[11]. Оба остались в живых, но получили тяжёлые ранения. Предполагается, что покушение было организовано чилийской спецслужбой ДИНА при участии ЦРУ, кубинских эмигрантов и боевиков Стефано делле Кьяйе. Однако обвинение не было доказано, Стефано делле Кьяйе оправдан по суду.
  • 28 мая 1976 года на предвыборном митинге ИСД в городе Сецце был убит активист коммунистической молодёжи Луиджи ди Роза[12] и ранен анархист Антонио Спирито. В инциденте непосредственно участвовал депутат парламент от ИСД Сандро Саккуччи (ранее арестовывался за причастность к заговору Боргезе).
  • 10 июля 1976 года активист «Нового порядка» Пьерлуиджи Конкутелли[13] застрелил в Риме судью Витторио Оккорсио[14], специализировавшегося на расследовании неофашистских терактов. После ареста Конкутелли задушил в тюремной камере двух заключённых, заподозренных в даче показаний.

Поведение инквизитора Оккорсио, отвратительного раба системы не достойно никакого оправдания. Он палач. Но палачи тоже умирают! Приговор приведён в исполнение оперативным ядром «Нового порядка».

Листовка, обнаруженная на месте убийства

  • 30 сентября 1977 года в случайной римской стычке с неофашистскими боевиками убит молодой коммунист Вальтер Росси.

Теракты совершались не только неофашистами, но и ультралевыми и анархистами. Они носили адресный характер и направлялись против силовых структур государства. Типичные эпизоды:

  • 17 мая 1972 года в Милане был убит полицейский комиссар Луиджи Калабрези, на которого возлагалась ответственность за смерть на допросе анархиста Джузеппе Пинелли.
  • 17 мая 1973 года анархист Джанфранко Бертолли бросил бомбу в здание миланского полицейского комиссариата. Погибли 4 полицейских.

1976 год стал своеобразной переломной вехой. На парламентских выборах беспрецедентного успеха добилась ИКП. С другой стороны, ИСД понесло значительные электоральные потери. Возникла реальная перспектива прихода коммунистов к правительственным постам. Произошёл общий сдвиг влево, вызвавший серьёзную озабоченность не только правых кругов Италии, но и союзников по НАТО («итальянский вопрос» особо поднимался на саммите «Большой семёрки» в Пуэрто-Рико).

В новых условиях вновь изменилась тактика экстремистов: ультраправые сделали ставку на систематические силовые столкновения, одновременно усилив проникновение в ультралевую среду. Анархистские воззрения с самого начала были популярны среди неофашистской молодёжи. Появилось понятие «правый анархизм», обозначавшее идеи, сходные с ранним синдикалистским фашизмом.

Ещё в 1969 году Франко Фреда издал книгу «Дезинтеграция системы»[15], в которой обосновал сближение с фашизма с маоистской версией коммунизма на общей антилиберальной и антикапиталистической основе. Появились термины «фредаизм» и «нацимаоизм». Такие взгляды близки, в частности, Конкутелли[16].

Ультраправые 

«Революционные вооружённые ячейки» (NAR)

В 1977 году группа молодых неофашистов — братья Валерио и Кристиано Фиораванти, Франко Ансельми, Алессандро Алибранди и Франческа Мамбро (Алибранди и Кристиано Фиораванти участвовали в убийстве Вальтера Росси) — создали Революционные вооружённые ячейки (NAR). Первая группа возникла в Риме и состояла в основном из студентов и деклассированной молодёжи. Впоследствии сетевая структура NAR распространилась по Италии. Объектами атак NAR являлись левые активисты, члены ИКП, армейские хранилища оружия, представители государственной юстиции и полиции, а также коммерческие учреждения. По неподтверждённым данным, связи с NAR поддерживал Пино Раути, к тому времени деятель парламентской ИСД. Наиболее известные акции Революционных вооружённых ячеек до августа 1980 года:

  • 7 января 1978 года рядом со штаб-квартирой ИСД на улице Акка Ларентия в Риме были убиты трое активистов молодёжной организации неофашистской партии[17].

Студентов Франко Бигонзетти и Франческо Чаватту расстреляли ультралевые боевики. Стефано Рекьони погиб несколько часов спустя в столкновении неофашистской молодёжи с полицией, подавлявшей возникшие беспорядки. Побоище на Акка Ларентия стало важной вехой эскалации политического насилия. Это событие непосредственно побудило NAR перейти к масштабной вооружённой борьбе.

  • 28 февраля 1978 года неофашистская ячейка наносит ответный удар — месть за Акка Ларентия. Франко Ансельми, Валерио Фиораванти, Кристиано Фиораванти, Алессандро Алибранди, Дарио Педретти, Франческо Бьянко, Паоло Рудольфо, Массимо Кордаро расстреливают группу молодых коммунистов на площади Сан-Джованни.
  • 6 марта 1978 года Франко Ансельми погибает при попытке захвата оружия.
  • 17 мая 1978 года Валерио Фиораванти и Алессандро Алибранди захватывают военное снаряжение на армейском складе, а 14 декабря — в порту Равенны.
  • 9 января 1979 года боевая группа во главе с Валерио Фиораванти и Алибранди атакует левую радиостанцию «Красная волна».
  • 7 марта 1979 года Франческа Мамбро закладывает взрывное устройство у штаб-квартиры Феминистского клуба.
  • 16 июня 1979 года NAR атакуют в Риме районное отделение ИКП.
  • 17 декабря 1979 года группа Валерио Фиораванти убивает инспектора Антонио Леандри, по ошибке принятого за адвоката Джорджо Арцангели, имевшего отношение к аресту и осуждению Конкутелли.

В начале 1979 года к NAR присоединяется группа молодых боевиков из консервативно-революционной организации «Третья позиция». Наиболее активны среди них Джорджио Вале и Джузеппе Димитри. 17-летний на тот момент этнический эритреец Вале быстро становится одним из ведущих оперативников NAR. Димитри становится связующим звеном между NAR и «Третьей позицией», возглавляемой Роберто Фиоре[18]. В то же время между Фиоре и Валерио Фиораванти возникает конфликт. Первый ориентирован на легальную деятельность, второй исключительно на подпольно-террористическую. NAR поддерживает связь с находящимся в заключении Конкутелли и выполняет его жёсткие директивы.

  • 14 декабря 1979 года Джузеппе Димитри после перестрелки арестован полицией при перевозке оружия.
  • Март 1980 года — серия нападений с целью ограбления на оружейные склады и ювелирные магазины.
  • Весна-осень 1980 года — группа боевиков NAR во главе с Алибранди по договорённости с Баширом Жмайелем-младшим прибывает в Ливан для участия в гражданской войне на стороне местных фалангистов. Пройдя обучение в тренировочном лагере, итальянские неофашисты присоединяются к фалангистской милиции и несут патрульную службу в Бейруте.
  • 30 марта 1980 года Валерио Фиораванти, Франческа Мамбро и Джильберто Каваллини нападают на военный округ в Падуе, похищают несколько пулемётов и автоматов.
  • 28 мая 1980 года группа во главе с Фиораванти и Мамбро атакует в Риме патруль службы безопасности.
  • 23 июня 1980 года Каваллини убивает заместителя прокурора Рима Марио Амато, расследовавшего акции NAR и продолжавшего дела Оккорсио.

Обвинение во взрыве в Болонье

2 августа 1980 года совершается крупнейший теракт в истории Италии — взрыв в Болонье на Центральном железнодорожном вокзале[19]. Погибли 85 человек, ранения получили более 200. Прокуратура Болоньи выдаёт около 30 ордеров на аресты неофашистских боевиков, в том числе Валерио Фиораванти и Франчески Мамбро.

Откуда исходил приказ на совершение теракта, официально не установлено по сей день. Фиораванти и Мамбро в ноябре 1995 года приговорены по данному обвинению к пожизненному заключению, но не признали себя виновными. Основной версией остаётся неофашистская, предполагается согласование акции с масонской ложей P-2, во главе которой стоял ультраправый деятель Личо Джелли[20].

Однако в конце 1990-х — начале 2000-х годов данная версия поставлена под сомнение, в том числе на уровне инстанций Европейского Союза. Допускается, что взрыв произошёл из-за неквалифицированного хранения взрывчатых вещей палестинскими террористами. Ошибочной считает свою тогдашнюю точку зрения и Франческо Коссига.

Поскольку теракт в Болонье был в первые же дни присужден авторству NAR, мы подумали, что нужно доказать всем, что данная акция не имеет к нам никакого отношения. Она выходит за рамки того, что мы делали. Мы никогда не совершали покушений с использованием взрывчатки. Мы никогда не атаковали гражданских лиц.

Валерио Фиораванти

Конец NAR

  • 5 августа 1980 года Фиораванти и Мамбро грабят очередное оружейное заведение в Риме для подготовки побега Конкутелли.
  • 26 ноября 1980 года Каваллини при попытке задержания убивает в Милане сержанта-карабинера Энцо Лукарелли.
  • 19 декабря 1980 года — ограбление ювелира Тревизо Хиральдо.
  • 6 января 1981 года — убийство молодого неофашиста Луи Перуччи, заподозренного в сотрудничестве с полицией. (31 июля 1981 года — аналогичная акция с Джузеппе де Лука, 30 сентября — с Марко Пиццари.)
  • 5 февраля 1981 года при очередной попытке захвата оружия Валерио Фиораванти попадает в руки полиции.
  • 21 октября 1981 года группа в составе Мамбро, Каваллини, Вале, вернувшегося из Ливана Алибранди убивает капитана полиции Франческо Страуллу, известного жестоким обращением с арестованными неофашистами.
  • 5 декабря 1981 года в перестрелке с полицией убит Алессандро Алибранди.
  • 5 марта 1982 года при попытке ограбления Национального рабочего банка ранена и захвачена полицией Франческа Мамбро.
  • 5 мая 1982 года на конспиративной квартире в Риме обнаружен и убит Джиорджио Вале.
  • 12 сентября 1983 года в миланском баре арестован Джильберто Каваллини, последний руководящий боевик NAR, оставашийся на свободе.

Неофашизм и мафия

Деятельность Революционных вооружённых ячеек протекала в автономном режиме, связи с координирующим неофашистским центром остаются лишь предположениями. Зато достоверно установлены связи NAR с мафиозной «бандой Мальяна»[21] — крупнейшей криминальной структурой Рима на рубеже 1970—1980-х. Контакт был установлен в начале 1978 года активистом NAR Массимо Карминати[22], другом детства Валерио Фиораванти. Лидеры «банды Мальяна», включая её основателя Франко Джузепуччи, придерживались фашистских взглядов.

Неофашисты типа Карминати, Фиораванти, Алибранди готовы были на любую криминальную активность. Ячейка Карминати приняла на себя функции одного из подразделений «банды Мальяна», специализируясь на силовом получении долгов и убийствах конкурентов по «теневому бизнесу». Мафия получила эффективных исполнителей, неофашисты — надёжный источник финансирования.

Крупнейшие и наиболее известные эпизоды мафиозно-фашистского сотрудничества:

  • Ограбление римского отделения «Чейз Манхэттен банка» 27 ноября 1979 года (Карминати, Фиораванти, Алибранди).
  • Убийство табачного коммерсанта Теодора Пульезе за отказ оплачивать «крышевание» 17 апреля 1980 года (Карминати, Алибранди).
  • Хранение в течение нескольких лет арсенала в подвальном помещении министерства здравоохранения Италии (обнаружен в ноябре 1981 года).
  • Карминати и братья Фиораванти (Валерио и Кристиано) подозревались в убийстве 20 марта 1979 года журналиста Кармина Пекорелли занимавшегося расследованиями мафиозной деятельности. Все они были, однако, в данном эпизоде оправданы по суду.

Революционные вооружённые ячейки являли собой эталонные ультраправые структуры в идеологии (революционный синдикализм, антикоммунизм, антилиберализм), в организационном устройстве (сетевая система, отсутствие формальной иерархии, авторитет активности), в методах действий (насилие, криминал). Несмотря на это, в принципе NAR относятся к неофашистскому, ультраправому крылу итальянского экстремизма[23].

Мы сознательно приближаем свою смерть, которая неминуемо ждёт любого политического бойца. Желание борьбы, жажда мщения поддерживает нас изо дня в день. Мы не боимся ни умирать, ни гнить в тюрьмах, единственное, что нас страшит — позор проигрыша. Нас не остановить.

Листовка NAR

Ультралевые 

«Красные бригады» (BR)

Крупнейшей в Италии и Европе ультралевой террористической организацией были Красные бригады (BR)[24] 1970-х годов. Идеологически BR придерживались марксизма-ленинизма и открыто ставили целью установление в Италии коммунистического режима. Методом «Красный бригад» являлся системный террор, через городскую герилью перерастающий в гражданскую войну[25].

Первая фаза — вооружённая пропаганда… вторая фаза — то же самое, только с вооружённой поддержкой, третья фаза — гражданская война и победа.

Патрицио Пеци[26]

Историческим предшественником BR являлась Группа партизанского действия (GAP), созданные крупным буржуа, потомственным маркизом и радикальным коммунистом Джанджакомо Фельтринелли.

«Красные бригады» как более крупная и более активная организация возникли в 1970 году под влиянием теракта на миланской Площади Фонтана. Рассчитывая на поддержку СССР, оперативно BR структурировались по схемам алжирского партизанского движения и латиноамериканских «городских геррильерос».

Основателем «Красных бригад» считается Ренато Курчо[27], в начале 1960-х активист неофашистского «Нового порядка», под влиянием леворадикальных философов переориентировавшийся на коммунизм. Три кадровых источника BR составили:

  • леворадикальная интеллигенция и студенчество (типичный представитель — Ренато Курчо).
  • деклассированная молодёжь коммунистических организаций (Просперо Галлинари).
  • радикальные профсоюзные активисты с промышленных предприятий (Марио Моретти[28]).

Некоторые активисты BR ранее придерживались крайне правых или консервативно-католических взглядов. С другой стороны, самые крайние из неофашистов высказывали симпатии к коммунистам. Однако версия о «Красных бригадах» как «неофашистском проекте» представляется несостоятельной.

Первоначально BR предпочитали совершать теракты без кровопролития:

  • Сентябрь 1970 — январь 1971 года — серия поджогов автомобилей менеджеров промышленных компаний и неофашистских активистов.
  • 1972—1973 годы — нападения, похищения, демонстративные унижения менеджеров промышленных компаний

Более жёсткие действия начались с 1974 года.

  • 18 апреля 1974 года — похищение прокурора Марио Сосси в Генуе (впоследствии освобождён по договорённости с властями).
  • 17 июня 1974 года — первое кровопролитие BR: убийство двух активистов ИСД в Падуе.

8 сентября 1974 года спецназ карабинеров во главе с генералом Карло Альберто далла Кьеза арестовывает Курчо с группой видных руководителей BR. Основной задачей «бригадистов» становится освобождение основателя. В лидеры организации выдвигаются Марио Моретти и Маргарита Кагол, жена Ренато Курчо.

  • 18 февраля 1975 года в результате вооружённое нападение BR на тюрьму в городе Казале-Монферрато Курчо удаётся бежать. 18 января 1976 года Курчо арестован вновь и остаётся в заключении следующие 22 года.
  • 15 мая 1975 года — ранен муниципальный советник Милана Массимо Де Каролис.
  • 4 июня 1975 года — похищение промышленника Валериано Ганци с целью получения выкупа для пополнения бюджета организации.

5 июня 1975 года похитителей обнаруживает полицейский патруль. В перестрелке погибает Маргарита Кагол. Ранены также двое полицейских, один убит. Лидером BR становится Марио Моретти. Оперативное планирование и исполнение терактов — в ведении Просперо Галлинари, Рафаэлле Фиоре, Патрицио Пеци.

  • 8 июня 1976 года — убийство судьи Франческо Коко и двоих его телохранителей в Генуе.
  • 15 декабря 1976 года — перестрелка с полицией в Милане.
  • 12 февраля 1977 года — ранен руководящий функционер министерства юстиции Валерио Траверси.
  • 12 января 1977 года — похищение судовладельца Пьетро Коста (удерживается до 3 апреля) с целью получения выкупа. Выплачиваются 1,5 млрд лир.
  • 28 апреля 1977 года — убийство президента адвокатской ассоциации Фульвио Кроче в Турине.
  • 1-3 июня 1977 года — нападения на «контрреволюционных журналистов». Три корреспондента получают ранения.
  • 16 ноября 1977 года — расстрел в Турине журналиста и писателя Карло Казаленьо (умер 29 ноября), освещавшего суды над «бригадистами» и осуждавшего терроризм.
  • 14 февраля 1978 года — убийство сотрудника тюремного управления Рима Рикардо Пальма.

Дело Моро

16 марта 1978 года совершена крупнейшая акция «Красных бригад» и одна из крупнейших в истории итальянского терроризма — похищение Альдо Моро, ведущего на тот момент лидера ХДП, бывшего премьер-министра, экс-министра внутренних дел, экс-министра иностранных дел. При захвате Моро были убиты пятеро его телохранителей. Акцию осуществляли около десяти боевиков BR во главе с Моретти, Галлинари и Фиоре.

Моро находился в «народной тюрьме» BR в течение 54 дней. 9 мая 1978 года его труп обнаруживается в автомобиле, припаркованном на середине расстояния между римскими штаб-квартирами ХДП и ИКП[29].

«Красные бригады» выдвинули конкретное требование — освобождение 13 своих боевиков, начиная с Ренато Курчо. Однако в распространяемых ими коммюнике подчёркивалось общеполитическое значение похищения Моро.

В письмах самого Моро говорилось, что он подвергается моральным унижениям и физическим пыткам. Медицинское обследование трупа констатировало переломы рёбер. Расстрел Моро осуществил Галлинари.

Полицейские операции по розыску не давали результатов. Правительство Джулио Андреотти отказывалось от каких-либо переговоров и уступок террористам. Наиболее жёсткую позицию занимал министр внутренних дел Франческо Коссига, будущий премьер-министр и президент Италии. В своём последнем письме жене Альдо Моро запретил присутствие партийных деятелей на похоронах.

Меня скоро убьют. Повторяю, что не признаю несправедливого приговора, вынесенного мне Христианско-демократической партией.

Альдо Моро

Похищение и убийство Моро левыми радикалами производило странное впечатление. Моро представлял левоцентристское крыло христианских демократов. Он был автором концепции «исторического компромисса» — сближения ХДП с ИКП, по этой причине конфликтовал с США, в своё время был противником вступления Италии в НАТО. Устранение Моро изменило ситуацию в правящей партии — доминирование всецело перешло к правому и проамериканскому крылу во главе с Андреотти (похищение которого, по признанию Моретти, «бригадисты» также планировали, однако отказались от этой акции).

Именно после гибели Моро прервался политический сдвиг Италии влево, наблюдавшийся с 1972 и в особенности с 1976 года. Началось обратное движение, усиление консервативных сил. Снизилось влияние ИКП и парламентских левых. «Красные бригады», радикальные коммунисты, другие ультралевые организации подверглись всеобщему осуждению, утратили симпатии прежде сочувствовавших кругов. Произошло общественное сплочение на антитеррористической основе.

Таким образом, выигрыш от ультралевой акции получили правые и даже крайне правые. Несомненен также выигрыш сторонников жёсткой линии в США и НАТО, оперативного руководства «Гладио», недовольных компромиссной политикой Моро[30]

Коссиге было выгодно, чтобы Альдо Моро не освободили. Он был заинтересован в том, чтобы «Красные бригады» убили Моро и таким образом предотвратили историческое соглашение между католиками и коммунистами.

Фердинандо Импозимато, первый следователь по делу Моро

При этом отмечалось, что похищение Моро было произведено с высоким профессионализмом, ранее не характерным для «Красных бригад», зато напоминающим почерк неофашистов. В период насильственного удержания Моро боевики BR осуществили ещё несколько терактов:

  • 10 апреля 1978 года — убийство тюремного надзирателя Лоренцо Котуньо.
  • 20 апреля 1978 года — убийство одного из руководителей тюремного ведомства Франческо ди Катальдо.
  • 4 мая 1978 года — одновременное нападение на предпринимателя Умберто делле Инносенти и профсоюзного активиста Альфредо Ламберти, обоим нанесены огнестрельные ранения.

Террористические акции BR после дела Моро

После «дела Моро» террористическая тактика «Красных бригад» резко ужесточилась:

  • 21 июня 1978 года — убийство сотрудника антитеррористического отдела полиции Антонио Эспозито.
  • 28 сентября 1978 года — убийство начальника производства ФИАТ Пьетро Коджиолы.
  • 10 октября 1978 года — убийство руководителя государственного тюремного ведомства Джилорамо Тартальоне.
  • 15 октября 1978 года — убийство двух сотрудников тюремной охраны в Турине.
  • 24 января 1979 года — убийство в Генуе популярного деятеля реформистского профобъединения ВИКТ Гвидо Россы (профлидер принимал участие в судебных разоблачениях боевика BR). Осуждённый за убийство Россы боевик Франческо Берарди 24 октября 1979 покончил с собой в тюрьме. Акция провоцирует возмущение в рабочей среде и раскол в самих «Красных бригадах». BR стремительно утрачивают симпатии в левых кругах
  • 29 марта 1979 года — убийство функционера ХДП Итало Скетини.
  • 3 мая 1979 года — нападение на офис ХДП, убиты двое полицейских
  • Июнь 1978 — январь 1980 года — серия нападений на антитеррористического подразделения полиции, более 10 убийств.
  • 2 октября 1979 года — мятеж заключённых «бригадистов» в спецтюрьме на острове Асинара, массовая драка с конвоем.
  • 18 марта 1980 года — убийство в Местре одного из руководителей тюремного ведомства Джиларомо Минервини.
  • 19 мая 1980 года — убийство в Неаполе провинциального руководителя сельскохозяйственной администрации Пино Амато.
  • 12 ноября 1980 года — убийство менеджера инжиниринговой компании «Эрколе Марелли» Ренато Бриано.
  • 31 декабря 1980 года — убийство функционера тюремного ведомства Энрико Гальвалиджи, куратора системы безопасности в местах заключения.
  • 12 декабря 1980 — 15 января 1981 года — похищение судьи Джованни д’Урсо. Освобождён после закрытия тюрьмы на Асинаре.

Полицейскими операциями против «Красных бригад» руководил генерал карабинеров Карло Альберто далла Кьеза. Под его руководством разворачиваются активные оперативно-розыскные мероприятия. 19 марта 1979 года арестован Фиоре. 24 сентября 1979 года арестован Галлинари. 18 февраля 1980 года арестован Пеци. 28 марта 1980 года четверо боевиков погибают при штурме конспиративной квартиры в Генуе. 4 апреля 1981 года с арестом Моретти сходит на нет террористическая активность «Красных бригад» «свинцового десятилетия».

  • Последней крупной акцией того периода стало похищение «бригадистами» американского генерала Джеймса Дозиера, заместителя начальника Южноевропейского штаба НАТО, совершённое 17 декабря 1981 года. 28 января 1982 года Дозиер был освобождён полицейской спецоперацией, похитители арестованы. Бессмысленность акции и её исход были восприняты как симптом упадка «Красных бригад».

Антитеррористическая политика государства

Убийство Альдо Моро и взрыв вокзала в Болонье были кульминационными моментами «свинцового десятилетия». Оба теракта удались в оперативно-тактическом плане, но политически и стратегически обернулись против организаторов. В обществе возникло жёсткое отторжение правого и левого радикализма. Государственные меры по усилению полицейского аппарата, ранее сталкивавшиеся с активным противодействием, теперь встретили понимание.

Парламентские партии, как правоцентристские (ХДП, республиканцы, либералы, социал-демократы), так и левые (ИКП, социалисты) пришли к антитеррористическому консенсусу. ИСД, отстранённое от консультаций, не выдвинуло возражений. 11 июня 1978 года проводится референдум о чрезвычайном законодательстве. 76,5 % голосуют за дальнейшее применение закона 1975 года о расширенных полномочиях полиции. Формируются спецподразделения GIS (спецгруппа реагирования) и NOKS (производственная безопасность). 6 февраля 1980 года по инициативе министра внутренних дел Франческо Коссиги принимается закон об ужесточении ответственности за террористическую деятельность и дальнейшем расширении полномочий полиции. В то же время были категорически отвергнуты планы узаконить меры физического воздействия на допросах.

Италия переживёт «Красные бригады», но не переживёт пыток.

Карло Антонио далла Кьеза

Коссига подал в отставку 10 мая 1981 года, поскольку полиция и спецслужбы не смогли предотвратить убийство Альдо Моро. Однако «закон Коссиги» остаётся в силе. Дополнительными полномочиями наделяется генерал далла Кьеза, координирующий антитеррористические ведомства.

«Закон Коссиги» решительно поддерживает большинство итальянцев: на референдуме 17 мая 1981 года 85,1 % голосуют за его применение. В общей сложности совершается около 15 тысяч арестов и задержаний. Кадровый костяк экстремистского подполья удаётся разгромить к 1982—1983 годам.

Главным врагом для меня стало буржуазное государство, спрут, который душил и красных и чёрных.

Пьерлуиджи Конкутелли

Политические итоги

Планы экстремистов опрокинуть «буржуазно-парламентскую» систему потерпели полную неудачу. Хотя правительство в 1980—1981 годах выглядело совершенно деморализованным, демократические институты Италии в 1980-х годах постепенно консолидировались и укрепились. Серьёзная трансформация итальянской политической системы произошла в 1990-х, но в рамках парламентской демократии и вне связи с терроризмом. Право- и левоэкстремистские идеологии и организации окончательно маргинализировались. Радикальные версии фашизма и коммунизма стали прочно ассоциироваться с терроризмом и решительно отторгаться во всех социальных слоях[31].

В политическом раскладе и общественном сознании Италии произошёл заметный правый крен. Подавление терроризма, обеспечение безопасности граждан, защита демократических свобод связывались преимущественно с правоцентристскими силами. Уже на парламентских выборах 1979 года ИКП понесла серьёзные потери, никогда не восстановив позиций, завоёванных к середине 1970-х. Итальянская социалистическая партия (ИСП) эволюционировала вправо, во многом перейдя на либеральные и консервативные позиции.

Сдвиг вправо на фоне дискредитации ХДП способствовал росту влияния ИСП[32]. В 1983 году лидер соцпартии Беттино Кракси впервые занял пост премьер-министра. Краски оставался главой правительства в течение четырёх лет (длительный срок по меркам итальянской политики тех времён). При этом все партии Италии оказались в той или иной мере скомпрометированы политическим поведением «свинцового десятилетия». Разрушительный эффект компрометации оказался отложенным и сказался в начале 1990-х. Практически все партии «Первой республики», прежде всего ХДП и ИСП, развалились либо преобразовались в ходе антикоррупционной кампании.

Усиление правых, отступление ИКП сняли вопрос об отделении Италии от Западного блока. В стране усилилось американское влияние, активизировалась её роль в НАТО. В этом смысле «стратегия напряжённости» выполнила свою задачу.

Итальянские неофашисты приобрели ценный политический и оперативный опыт, заняли ведущие позиции в международном ультраправом движении.

Я приложил руку к тому, чтобы создать базу для нашей мировой революции.

Стефано Делле Кьяйе

Этот опыт был переосмыслен в 1990-х годах в ходе переформатирования ИСД в Национальный альянс, Социальную альтернативу, партию «Фьямма триколоре» и другие крайне правые организации современной Италии.

Международные аналоги

Понятие «Годы свинца» существует, наряду с Италией, в целом ряде стран. Наиболее характерны:

  • ФРГ, 19681977. Террористические атаки совершались преимущественно леворадикалами RAF. Насилие практиковали и неонацистские группировки типа «Военно-спортивной группы Хофмана»[33] и Союза немецких национал-социалистов. Эти проявления в целом подавлены государственными силовыми структурами. Рецидив имел место в 1998—2011 годах — «дело NSU»[34].

Влияние на СССР и Россию

В Советском Союзе итальянское «свинцовое десятилетие» официально рассматривалось как «наступление реакции против левых сил и буржуазно-демократических институтов в интересах мирового империализма». Различия между неофашистами и «Красными бригадами» в целом не проводились. BR подавались как «перекрасившиеся чёрные», о коммунистических взглядах «бригадистов», их симпатиях к СССР и «соцлагерю» умалчивалось. Некоторые жертвы терактов — особенно коммунисты Вальтер Росси, Луиджи ди Роза, левый профактивист Гвидо Росса, но также и Витторио Оккорсио, Альдо Моро — становились положительными героями советских СМИ.

Популярностью у массового зрителя в СССР пользовались фильмы, посвящённые событиям в Италии:

  • «Последний выстрел» (Италия, 1975 год, режиссёр Серджо Мартино) — криминальная активность неофашистов, связи с американскими спецслужбами, политический раскол в полиции и органах безопасности.
  • Я боюсь (Италия, 1977 год, режиссёр Дамиано Дамиани) — переплетение ультраправого и ультралевого терроризма в атаке на государство, ультраправая агентура в государственных органах.
  • Сорок чертей и одна зелёная муха (СССР, 1978 год) - эпизод из детского киножурнала "Ералаш". Молодой учитель словесности (Геннадий Хазанов) проводит первый урок в трудном классе. Пародия на боевики 1970-х годов.
  • Саламандра (США, Италия, Великобритания, 1981 год, режиссёр Питер Циннер) — срыв военно-фашистского переворота, напоминающего заговор Боргезе и заговор P-2.
  • Тайна виллы «Грета» (СССР, 1983 год, режиссёр Тамара Лисициан) — разоблачение масонской ложи, готовящей переворот и располагающей ультраправыми боевиками.
  • Выкуп (СССР, 1986 год, режиссёр Александр Гордон) - террористы угрожают спустить лавину на горный отель, но благодаря советским дальнобойщикам и отставному полицейскому их план срывается. Страна прямо не названа, но в ней можно узнать Италию.

По некоторым оценкам, фильм «Площадь Сан-Бабила, 20 часов», демонстрировавший неонацистскую эстетику, сыграл заметную роль в распространении соответствующих настроений среди советской хулиганствующей молодёжи[35].

С 1990-х в РФ стали появляться группировки, применяющие политическое насилие как постоянный метод.

Маломасштабным аналогом «Красных бригад» являлся Реввоенсовет коммуниста Игоря Губкина, в настоящее время отбывающего 14-летний срок за убийство.

Движение российских скинхедов и в особенности петербургская[36] БТО имеют черты сходства с NAR — при том важном различии, что неофашисты «свинцового десятилетия» не отличались расизмом и не считали важной задачей истребление иммигрантов.

Более очевидное сходство с NAR демонстрировали «Приморские партизаны», особенно в аспекте антигосударственной заострённости[37].

Анархистские группировки[38] в РФ применяют методы леворадикального подполья, однако ограничиваются поджогами или драками, не совершая убийств.

СМИ прямо сравнивают с итальянскими неофашистами 1970-х антикоммунистическую организацию Блок «ФАКТ», подобно анархистам, не заходящую дальше избиений и поджогов[39]. Отмечались неудачные попытки «Блок ФАКТ» установить связи с итальянскими неофашистами[40].

В целом термин «свинцовые семидесятые» по смысловому наполнению близок к российскому «лихие девяностые» — несмотря на то, что в российском случае речь идёт не столько о политическом, сколько о криминальном терроре на фоне социально-экономических потрясений.

Судьбы активистов Свинцового десятилетия

Ультраправые

  • Валерио Боргезе после неудачи заговора эмигрировал во франкистскую Испанию. Участвовал в тайных контактах с испанскими и латиноамериканскими крайне правыми, но в целом отошёл от дел. Скончался в испанском Кадисе в августе 1974 года в возрасте 68 лет.
  • Чиччо Франко после подавления восстания Реджо-ди-Калабрия подвергся кратковременному аресту, затем некоторое время проживал на нелегальном положении. Подозревался в причастности к нескольким терактам 1972 года, однако эти обвинения остались бездоказательными. Продолжал заниматься профсоюзной деятельностью. Четырежды избирался в сенат от ИСД. Вернулся в Реджо-ди-Калабрия, где и скончался в ноябре 1991 года в возрасте 61 года. Его именем в городе назван амфитеатр.
  • Стефано Делле Кьяйе[41] (79 лет) после разоблачения заговора Боргезе нелегально перебрался в Испанию. Сотрудничал с местными фалангистами и аргентинскими эмиссарами ААА, непосредственно участвовал в терактах против испанских левых. Де-факто возглавлял международный неофашистский координационный центр, был одним из руководителей Aginter Press. Посетил Чили, затем Аргентину, участвовал в акциях ААА и в операции «Кондор». Являлся одним из организаторов переворота в Боливии в июле 1980 года, был политическим советником боливийского президента Луиса Гарсиа Месы. Консультировал никарагуанских контрас, сальвадорские эскадроны смерти, ангольскую УНИТА. Замечался в контактах с турецкими «Серыми волками». В 1987 году арестован в Венесуэле и экстрадирован в Италию. Предстал перед судом по обвинениям в итальянских и латиноамериканских терактах. Оправдан по всем обвинениям. В начале 1990-х создал праворадикальную Национально-народную лигу, но организация не прошла в парламент. Живёт в Риме, часто посещает Казерту. Ведёт активную ультраправую пропаганду, издал книгу «Орёл и Кондор»[42]. Сотрудничает с партиями Fiamma Tricolore и Социальный национальный фронт. Инициировал проведение конференции ветеранов Национального авангарда Solidarieta Sociale[43] 21-22 июня 2014[44].
  • Марио Мерлино[45][46] (71 год) помогал Делле Кьяйе поддерживать связи с единомышленниками в Италии. Активно работал с леворадикалами, привлекая анархистов в неофашистские структуры. В 1979 году был осуждён на 4 года тюрьмы за причастность к взрыву на пьяцца Фонтана. В 1985 году приговор отменён апелляционной инстанцией, в 1987 году Мерлино оправдан Верховным судом. Работал учителем истории и философии, занимается культурологией и драматургией. Издал несколько книг. Продолжает сотрудничество с Делле Кьяйе. 21 июня 2014 выступал на конференции Solidarieta Sociale с докладом о «Битве Валле Джулия». От имени своего и Делле Кьяйе высказался в поддержку украинского революционного движения[47].
  • Пьерлуиджи Конкутелли (71 год) был приговорён к трём пожизненным срокам. Занимал воинствующую позицию, настаивал на правоте своих действий, проявлял агрессивность в отношении тюремной администрации. В местах заключения совершил два убийства предполагаемых отступников. В 2009 году по состоянию здоровья был переведён под домашний арест. Выпустил автобиографическую книгу «Я, чёрный человек»[48].
  • Франко Фреда (74 года) был арестован в 1972 году. В 1978 году бежал из Италии. В 1979 году заочно приговорён к пожизненному заключению за взрыв на Площади Фонтана. Был экстрадирован из Коста-Рики в Италию. В 1981 году дополнительно получил 15-летний срок за создание подрывной организации. В 1985 году первый приговор отменён за отсутствием доказательств. В 1995 году приговорён к 6 годам лишения свободы за воссоздание фашистской партии. В 1999 году обвинение было переквалифицировано на пропаганду расовой ненависти, срок сокращён до 3 лет. В настоящее время находится на свободе, живёт в городе Авеллино.
  • Пино Раути привлекался к судебной ответственности за ряд терактов, однако обвинения на подтверждались достаточной доказательной базой. Был осуждён в 2008, но оправдан по апелляции в 2010[49]. Категорически отклонял все обвинения, называл их «бредом некоторых судей»[50]. Являлся влиятельным политиком ИСД, возглавлял в партии радикальную фракцию Futura Line («Линия будущего»), был депутатом парламента. В начале 1990-х короткое время стоял во главе ИСД. После преобразования ИСД основал Fiamma Tricolore, после вынужденного ухода из партии создал Движение социальной идеи. Считается ведущим идеологом итальянского неофашизма. Скончался в 2012 году в возрасте 85 лет. Его зять Джованни (Джанни) Алеманно в 2008—2013 годах был мэром Рима от партии Сильвио Берлускони Народ свободы.
  • Сандро Саккуччи (72 года) после убийства ди Розы покинул Италию, несмотря на повторное избрание депутатом парламента. Живёт в Аргентине и лишь время от времени посещает родину, хотя суд не имеет к нему претензий за недостаточностью улик. 21 июня 2014 направил приветствие конференции Solidarieta Sociale.
  • Валерио Фиораванти (57 лет) и Франческа Мамбро (56 лет) получили по приговору суда соответственно 8 и 9 пожизненных заключений. 1 февраля 1985 года бракосочетались в тюрьме[51], имеют дочь Ариану. Фиораванти был переведён на полусвободный режим в 1999 году, освобождён в августе 2009 года после пятилетнего испытательного срока[52]. Мамбро была переведена под домашний арест в 1998 году, в 2008 году освобождена условно с испытательным сроком до 16 сентября 2013 года[53]. Оба признались в совершении террористических атак и убийств, но категорически отрицают свою причастность к взрыву в Болонье. Сотрудничают с гуманитарной НПО, ведущей борьбу против смертной казни (отсутствующей в Италии). Связаны с Радикальной партией либертарианского толка[54][55].
  • Кристиано Фиораванти (55 лет) раскаялся через несколько дней после ареста и сотрудничал со следствием. Вскоре был освобождён и живёт в неизвестном месте под программой защиты свидетелей.
  • Массимо Карминати (57 лет) отбыл 10 лет заключения. После освобождения восстановил связи с мафией и занялся теневым бизнесом. Подозревался в причастности к ограблению банка, замечен в футбольных аферах.
  • Джильберто Каваллини (63 года) отбывает пожизненное заключение. За нарушение режима в период пребывания на свободе лишён условно-досрочного освобождения.
  • Джузеппе Димитри отбыл 8 лет заключения. Освободился в 1988 году. В 1994 году вступил в Национальный альянс, созданный в ходе реформирования ИСД. Выступал с правоконсервативных позиций, занимался историей и культурологией. Погиб в автокатастрофе в марте 2006 года в возрасте 49 лет.
  • Роберто Фиоре (56 лет) после взрыва в Болонье несколько лет провёл в эмиграции в Великобритании, где установил связи с местными ультраправыми. Затем вернулся в Италию. Возглавляет партию Новая сила. Занимает ультраконсервативные позиции, проповедует католический традиционализм и евроскептицизм. Выступает с резкими антиамериканскими заявлениями, определяя США как главного врага. Позитивно оценивает деятельность Владимира Путина, решительно поддержал присоединение Крыма к Российской Федерации (несмотря на связи с украинской националистической партией «Свобода»), отмежевался от Правого сектора[56]. Отрицает прежнюю причастность к терроризму. Крайне отрицательно высказывается о Делле Кьяйе и других неофашистских радикалах, считая их «американскими агентами».
  • Винченцо Винчигерра (66 лет) после взрыва в Петеано перебрался в Испанию, затем в Латинскую Америку. В 1979 году вернулся в Италию. Выступил с сенсационными разоблачениями актов ультраправого терроризма. Рассказал о работе неофашистов, прежде всего делле Кьяйе, в рамках европейской системы «Гладио» и латиноамериканской операции «Кондор». Отбывает пожизненное заключение. Раскаяния не высказывал, о смягчении наказания не просил.

Ультралевые

  • Ренато Курчо (74 года) в заключении занялся журналистикой, участвовал в создании кооперативного издательства. В 1987 году призвал ультралевых к прекращению вооружённой борьбы. Досрочно освобождён в октябре 1998 года. Вторично женился на бывшей террористке, живёт в городе Чарру, занимается левой публицистикой и эссеистикой. Раскаяния не высказывает. Является объектом восхищения видных представителей западноевропейской культурной богемы.
  • Марио Моретти (69 лет) отказался от дачи показаний следствию и суду. Был осуждён на несколько пожизненных заключений. Поддерживал из тюрьмы связи с остатками BR. Однако в 1987 году вместе с Курчо призвал к прекращению террористических действий, на следующий год повторив этот призыв в ТВ-интервью. Опубликовал книгу интервью, в которой настаивает на уникальности «Красных бригад» и оправданности их действий в историческом контексте. В 1997 году освобождён условно-досрочно. Живёт в Милане.
  • Просперо Галлинари был осуждён на пожизненное заключение. Категорически отказался от какого-либо сотрудничества с правоохранительными органами. Поддерживал тайную связь с остатками BR и другими радикально-коммунистическими группировками. С течением времени, однако, стал ориентироваться на ненасильственные методы борьбы. Условно-досрочно освобождён в 1994 году, жил в Реджо-Эмилии. Скоропостижно скончался в январе 2013 года в возрасте 62 лет.
  • Рафаэлле Фиоре (61 год) отбывает пожизненное заключение, претендует на условно-досрочное освобождение.
  • Патрицио Пеци (62 года) после ареста сотрудничал со следствием. За это его брат Роберто был похищен и убит «бригадистами» 3 августа 1981 года. Был осуждён на 8 лет, после освобождения живёт в секретном месте под изменённым именем. Написал разоблачительную книгу о «Красных бригадах», дал ряд интервью, содействовал в создании тематических телепередач.

Мафиози

  • Франко Джузепуччи убит в криминальной разборке в сентябре 1980 года в возрасте 33 лет. Аналогично сложились судьбы большинства других руководителей «банды Мальяна». Исключение составил Маурисио Аббатино (60 лет), после экстрадиции из Венесуэлы «вставший на путь исправления» — его показания привели к разгрому группировки итальянской полицией в 1993 году.

Правоохранители

  • Карло Альберто далла Кьеза после подавления «Красных бригад» был переведён на борьбу с сицилийской мафией и убит боевиками мафиози 3 сентября 1982 года в возрасте 52 лет[57]. Убийство произошло через 4 месяца и 2 дня после назначения далла Кьеза префектом Палермо.

Напишите отзыв о статье "Свинцовые семидесятые в Италии"

Примечания

  1. [www.voltairenet.org/article144725.html Сильвия Каттори. Необъявленный терроризм НАТО]
  2. Боргезе В., Демарэ П. Боргезе. Чёрный князь людей-торпед / Сост. Николай Непомнящий. М.: Вече, 2002. ISBN 5-7838-1082-7
  3. [libcom.org/history/stefano-delle-chiaie-portrait-black-terrorist-stuart-christie Stefano Delle Chiaie: Portrait of a 'black' terrorist — Stuart Christie.]
  4. [www.uonna.it/mrfsc.htm Mario Merlino. Fascista / LA STRAGE DI STATO]
  5. [www.uonna.it/mrfscpr.htm Mario Merlino. Fascista e provocatore / LA STRAGE DI STATO]
  6. [www.tuttoreggio.com/moti/anno.htm Reggio è il capoluogo della Calabria]
  7. [www.pbrus.org/ideology/580-perevorot-borgeze-operaciya-tora-tora.html Переворот Боргезе: «Операция Тора Тора»]
  8. [sovpr.org/2012/151 Чернышев В. П. Испанское убежище европейских фашистов]
  9. [saint-juste.narod.ru/FasPin.html Серхио Сорин. Секретные связи Пиночета, Франко и П-2]
  10. [www.archivochile.com/Experiencias/test_relat/EXPtestrelat0034.pdf Anita Fresno y Bernardo Leighton. Una pereja que vilvio de la muerte.]
  11. [hemeroteca.lavanguardia.com/preview/1975/10/10/pagina-19/34224797/pdf.html?search=leighton Atentado en Roma contra el president e de la Democracia Cristiana chilena / La Vanguardia Espaniola 07/10/1975]
  12. [www.reti-invisibili.net/luigidirosa/ Andrea Barbera. Luigi Di Rosa.]
  13. [nikitich-winter.blogspot.ru/2011/04/io-luomo-nero.html Пьерлуиджи Конкутелли, Джузеппе Ардика. Чёрный. Жизнь между политикой, насилием и тюрьмой / Io, l’uomo nero.]
  14. [www.vokrugsveta.ru/vs/article/5468/ Александров Б. Сеть чёрного заговора / Журнал «Вокруг Света», № 5 (2620), Май 1977]
  15. [www.edizionidiar.it/freda-franco/la-disintegrazione-del-sistema.html Franco G. Freda. La disintegrazione del sistema. La gualdana, 1990]
  16. [news.nswap.info/?p=46907 Интервью с Пьером Луиджи Конкутелли]
  17. [www.atuttadestra.net/?p=56834 7 Gennaio 1978 — In ricordo di Francesco Ciavatta, Franco Bigonzetti e Stefano Recchioni]
  18. [modus-agendi.org/articles/136 Илья Горячев. «Ничто не может противостоять духу Провидения». Интервью с лидером итальянской партии «Новая Сила» (Forza Nuova) Роберто Фиоре.]
  19. [www.voltairenet.org/article132988.html 1980: резня в Болонье, 85 погибших. Сеть Вольтер, 12 марта 2004]
  20. [www.kommersant.ru/doc/14828 Николай Зубов. Титан итальянского вырождения. Журнал «Коммерсантъ Власть», № 38 (290), 06.10.1998]
  21. [archivio900.globalist.it/it/documenti/doc.aspx?id=43 L’eversione di destra dopo il 1974. Dalla relazione della Commissione Parlamentare sul Terrorismo.]
  22. [archivio900.globalist.it/it/nomi/nom.aspx?id=1537 Massimo Carminati.]
  23. [platzdarm.org/alessandro-alibrandi-ditya-neofashistkogo-podpolya/ Алессандро Алибранди — дитя неофашисткого подполья]
  24. [nikitich-winter.blogspot.ru/2011/09/1970-1980.html Краткая история «Красных бригад»]
  25. [revbel.org/wp-content/uploads/%D0%9A%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%B1%D1%80%D0%B8%D0%B3%D0%B0%D0%B4%D1%8B.pdf Красные Бригады]
  26. Базаркина Д. Ю. Террористическая деятельность в России, Германии и Швеции: коммуникационный аспект / Пространство и время в мировой политике и международных отношениях : материалы 4 Конвента РАМИ. В 10 т. / под ред. А. Ю. Мельвиля ; Рос. ассоциация междунар. исследований. М.: МГИМО-Университет, 2007.
  27. [www.sensusnovus.ru/analytics/2013/03/08/15895.html Дмитрий Жвания. Мара, Барбара, Сюзанна и другие]
  28. [terroristica.info/node/765 Марио Моретти в Encyclopedia Terroristica]
  29. [ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/1984/09/20/moro-fu-ucciso-in-via-montalcini.html Franco Scottoni. MORO FU UCCISO IN VIA MONTALCINI. La Repubblica. 1984.09.20.]
  30. [www.stoletie.ru/territoriya_istorii/aldo_moro_v_pricele_vashingtona_209.htm Альдо Моро в прицеле Вашингтона.]
  31. [gazeta.zn.ua/SOCIETY/svintsovye_gody,_ili_italyanskoe_litso_terrora.html Александр Маслак. «Свинцовые годы», или Итальянское «лицо террора»]
  32. [izmy.info/taxonomy/term/80 Кракси]
  33. [www.hagalil.com/archiv/2006/01/hoffmann.htm Von Wolfgang Most. Vereinigung der Einzeltäter: Wehrsportgruppe Hoffmann]
  34. [www.vkrizis.ru/news.php?news=3429&type=world&rub=soc Роман Шанга. Коричневый огонь горит под немецкой землёй.]
  35. [www.kievrus.com.ua/p-retsenzii/40527-retsenzii-i-otzyvy-na-film-ploschad-san-babila-20-chasov.html Рецензия на фильм Площадь Сан-Бабила, 20 часов] // «Киносайт»
  36. [www.fontanka.ru/2006/05/24/165385 В Петербурге ликвидировали банду экстремистов] // «Фонтанка», 24 мая 2006
  37. [www.zavolu.info/2620.html «Приморские партизаны». Хроника событий] // «За Волю!», 15 июня 2010
  38. [www.vkrizis.ru/news.php?news=3159&type=rus&rub=soc Откуда стимулируется активность право-левых] // «ВКризис. Ру», 21 июля 2011
  39. [www.pgpalata.ru/reaction/0050 Кулак белой ленты] // Сайт Пермской гражданской палаты, июнь 2013
  40. [versia.ru/regions/neva/2013/may/14/evropeiskie_neonacisti Европейские неонацисты не приняли украино-российских] // «Версия», 29.04.-05.05.2013
  41. [solidarizm.ru/txt/ciaie.shtml ОРЁЛ ЭПОХИ КОНДОРА]
  42. [www.youtube.com/watch?v=-l3q-4BbRgk Presentazione libro l’aquila e il condor di stefano delle chiaie parte finale lamezia]
  43. [vkrizis.ru/analiz/veteranyi-neofashizma-proveli-v-rime-konferentsiyu-solidarnosti/ Ветераны неофашизма провели в Риме конференцию солидарности]
  44. [falangeoriental.blogspot.ru/2014/07/blog-post_21.html Марио Мерлино: Годы сражений - и всё впереди навсегда]
  45. [falangeoriental.blogspot.ru/2013/07/mario-michele-merlino-un-anarcofascista.html Итальянский анархо-фашист говорит вам / Un anarcofascista italiano si racconta]
  46. [falangeoriental.blogspot.ru/2013/10/mario-michele-merlino-un-anarcofascista.html Марио Мерлино: Итальянский анархо-фашист продолжает / Mario Michele Merlino: Un anarcofascista italiano si continua]
  47. [falangeoriental.blogspot.ru/2014/06/blog-post_2.html «Мы — Стефано и я — уважаем вашу борьбу»]
  48. Pierluigi Concutelli e Giuseppe Ardica Io, l’uomo nero, Marsilio Editori, 2008, ISBN 9788831794220
  49. [www.ilmessaggero.it/primopiano/politica/pino_rauti_morto_msi/notizie/229144.shtml E' morto Pino Rauti, ex segretario Msi]
  50. [cinquantamila.corriere.it/storyTellerThread.php?threadId=RAUTI+Pino Pino Rauti]
  51. [ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/1985/02/01/si-sposano-oggi-fioravanti-la-mambro-terroristi.html SI SPOSANO OGGI FIORAVANTI E LA MAMBRO TERRORISTI NERI]
  52. [qn.quotidiano.net/2009/08/03/213669-valerio_fioravanti_uomo_libero.shtml Valerio Fioravanti è un uomo libero. I parenti delle vittime: l’errore è a monte]
  53. [www.corriere.it/cronache/08_ottobre_08/mambro_libert%C3%A0_condizionale_34c38130-94fb-11dd-a444-00144f02aabc.shtml Mambro in libertà condizionale. I parenti delle vittime: vergogna]
  54. Lavinia Di Gianvito. Mambro in libertà condizionale I parenti delle vittime: vergogna.
  55. [www.corriere.it/International/english/articoli/2009/08/03/fioravanti.shtml Giovanni Bianconi. Fioravanti Walks Free As Conditional Release Ends.]
  56. [modus-agendi.org/articles/2875 Итальянский националист Роберто Фиоре о событиях на Украине]
  57. [www.stoletie.ru/vzglyad/sto_dnej_generala_dalla_kjezy_153.htm Владимир Малышев. Сто дней генерала Далла Кьезы.]

Отрывок, характеризующий Свинцовые семидесятые в Италии

– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.