Свита СС

Свита СС (нем. SS-Gefolge) — вспомогательный женский персонал СС в нацистской Германии. Женщины не могли быть членами СС. Связистки и штабные помощницы, обслуживавшие в оккупированных областях радио-, телефонные и телетайпные установки, получали в войсках СС и полицейских управлениях управляющие и вспомогательные должности. Они образовывали наибольшую часть женского вспомогательного персонала СС. Медсёстры, рекрутированные Объединением немецких сестёр Рейха (нем. Reichsbund Deutscher Schwestern), также принадлежали к свите СС. Они получали во фронтовых лазаретах даже при СС и полицейских частях медицинские должности, однако их использовали также в лазаретах концентрационных лагерей. Неясно, принадлежали ли к свите СС женщины-врачи, служившие при СС. Члены свиты СС находились под юрисдикцией СС.

Свита СС в концентрационных лагерях

Надзирательницы в концлагерях также причислялись к свите СС.

До середины января 1945 года наряду с примерно 37 тысячами мужчин в концентрационных лагерях служило 3500 женщин. Вообще в скудной литературе, посвящённой этой теме, говорится о примерно 10 % женщин среди персонала концлагерей. В концлагере Освенцим с мая 1940 по январь 1945 года вместе с 8000 эсэсовцев-мужчин служили лишь 200 надзирательниц. Вместе с тем с преобразованием концлагеря Лихтенбург в концлагерь для женщин в декабре 1937 года впервые возникла потребность в надзирательницах. Эта потребность возрастала по мере увеличения количества женских концлагерей, таких как Равенсбрюк (1939), женский концлагерь Аушвитц-Биркенау (1942), Маутхаузен (1943) и Берген-Бельзен (1944).

Мужскому личному составу СС доступ в женские лагеря был закрыт, они были заняты только во внешней охране. Комендант лагеря, врачи, а также командиры охраны и рабочей службы могли входить в лагерь, как правило, лишь в сопровождении женского персонала лагеря.

Старшая надзирательница (Oberaufseherin)

Должность старшей надзирательницы была высшей, которой могла достичь надзирательница из свиты СС в концентрационном лагере. Она принадлежала к персоналу комендатуры и её должность можно сравнить с начальником подразделения лагерной охраны, хотя формально она была ему подчинена. Её обязанностью было организационное и практическое руководство женским персоналом СС в лагере.

Подчинённый ей женский персонал лагеря обращался к ней с так называемыми сообщениями и старшая надзирательница принимала решение, какое наказание применить к заключённой. Комендант лагеря вмешивался в этот процесс лишь в особых случаях.

Первая надзирательница имела аналогичные функции во внешнем лагере, но была по рангу ниже старшей надзирательницы.

Начальница рапорта (Rapportführerin)

Начальницы рапорта были подчинены непосредственно старшей надзирательнице и связывали с ней лагерь.

Начальницы блока (Blockführerinnen)

Начальницы блока выбирались старшей надзирательницей из надзирательниц, повседневно были в лагере и были ответственны за проведение построений, выделение людей в рабочие команды, выбор управляющих блока (отвечающих за отдельные блоки) и исполняющих обязанности заключённых.

Надзирательница (Aufseherin)

Надзирательницы образовывали последнее звено цепи. Старшая надзирательница формировала из них рабочие колонны, а управляющие блоков давали им задания. Наряду с заданиями по надзору им давались посты на лагерной кухне, в хранилище вещей заключённых и в карцере.

Начальницы рабочей службы (Arbeitsdienstführerinnen)

Начальницы рабочей службы отвечали за организацию трудового использования заключённых и надзор за ним. Их обязанностью было решать, какие именно заключённые выделяются в конкретные рабочие команды. Начальнице работы были подчинены начальницы команды (Kommandoführerin), которые отвечали за отдельные рабочие команды.

Фотографии известных членов свиты СС в концентрационных лагерях

• Grese Irma.jpeg

  Ирма Грезе
  август 1945

• Volkenrath Elisabeth.jpeg

  Элизабет Фолькенрат
  август 1945

• Juana Bormann.jpg

  Иоганна Борман
  август 1945

• Herta Bothe.jpg

  Герта Боте
  август 1945

• Hertha Ehlert.jpeg

  Герта Элерт
  август 1945

Набор надзирательниц

Женщины могли добровольно поступить на службу в концентрационный лагерь. Эта возможность использовалась однако лишь частично, хотя вознаграждение было неплохим (оклад 105 рейхсмарок и 35 рейхсмарок за переработку). Предпочтение отдавалось «социально компетентным» или имеющим опыт по уходу женщинам, которые не имели уголовных или административных взысканий. Кроме того, от кандидаток требовалось физическое здоровье, политическая благонадёжность и возраст от 21 до 45 лет. Кандидатки предоставляли полицейскую выписку, биографию, фотографию, справку о здоровье, а также направление ответственной службы занятости.

Будущие надзирательницы получали следующий текст от коменданта лагеря:

На основании того, что Вы желаете получить работу надзирательницы, мы вкратце сообщаем Вам, какие задания Вы должны будете выполнять. В концлагере Равенсбрюк заключены женщины, совершившие какие-либо проступки против народа и изолированные во избежание причинения дальнейшего вреда. За этими женщинами необходим надзор при их работе внутри и снаружи лагеря. Для этой работы Вам не требуется никаких профессиональных знаний, так как речь идёт лишь о наблюдении за заключёнными. Надзирательницы являются служащими Рейха и их труд оплачивается согласно тарифной сетке служащих. [...] Служебная униформа, а также частично нижнее бельё будет предоставлено Вам бесплатно. При соответствующей склонности и деятельности имеется возможность получить должность начальницы лагеря в одном из внешних лагерей концлагеря Равенсбрюк.

Служба занятости при вербовке посредством объявлений в газетах и бесед с ищущими работу женщинами называла эту работу «связанной с физическим напряжением лишь условно» и «лёгкой охранной деятельностью». Однако так как потребность в надзирательницах постоянно росла, уже с 1940 года женщин обязали работать в концентрационных лагерях — с января 1942 года ещё больше посредством «Распоряжения об извещении мужчин и женщин о задачах защиты Рейха». Этими мероприятиями были более других затронуты незамужние безработные женщины. Наконец женщины были принуждены к надзирательской деятельности и в оборонной промышленности, так как дешёвая рабочая сила из концлагерей могла использоваться в оборонной промышленности только в присутствии «обученного» надзирающего персонала. Женщины, ставшие надзирательницами, таким образом, проходили соответствующее обучение и возвращались на своё прежнее рабочее место.

Обучение, правила поведения и места использования

В общей сложности 3500 женщин прошли государственно финансируемое обучение в качестве надзирательницы с 1942 по 1945 год в женском концлагере Равенсбрюк. Обычно краткое — максимально четыре недели — обучение охватывало наряду с общим также практические и теоретические основы в связи с управлением лагерем и заключёнными. После успешно законченного обучения женщины проходили трёхмесячный испытательный срок на месте будущей работы, после которого официально становились надзирательницами. Впоследствии их распределяли по концентрационным лагерям, где они выполняли различную работу. Чтобы нарушить личный контакт с заключёнными, последние должны были обращаться к надзирательницам не по имени или фамилии, а только «госпожа надзирательница». Дисциплинарные проступки, такие как кража, панибратство с заключёнными, невнимательность и тому подобное со стороны надзирательницы могли быть наказуемы арестом, переводом и, наконец, увольнением из лагерной службы.

Экипировка

С 1940 года для надзирательниц была введена форма без эмблем СС, состоявшая из серого костюма и пилотки. Наряду с униформой экипировка включала в себя кожаные сапоги, палки для битья и частично — плети или огнестрельное оружие. Некоторые надзирательницы имели при себе служебных собак. Экипировка и обмундирование предоставлялось надзирательницам.

Наказания и издевательства

Произвольные издевательства и придирки к заключённым были санкционированы, хоть и сравнительно мягкие. При побегах и нападениях надзирательницы имели право применять оружие. Так называемые дисциплинарные распорядки должны были предотвратить произвол, они предусматривали только при нарушении правил заключёнными нормированные наказания, такие как лишение пищи, стояние часами, перевод в штрафную команду, заключение в карцер и тёмный карцер, а также телесное наказание. Тем не менее, издевательства над заключёнными были в порядке вещей, так, при малейшем проступке или просто по желанию, заключённых травили собаками или пытали.

См. также

• Женские вспомогательные подразделения СС

Литература

• Claudia Taake: Angeklagt: SS-Frauen vor Gericht Universität Oldenburg 1998, ISBN 3-8142-0640-1
• Silke Schäfer: [edocs.tu-berlin.de/diss/2002/schaefer_silke.pdf Zum Selbstverständnis von Frauen im Konzentrationslager. Das Lager Ravensbrück.]. Berlin 2002 (Dissertation als PDF-Datei)

Ссылки

• Jan Stetter: [www.referate.de/Taeter_und_Taeterinnen_WK_II__rd-102557.htm Täter und Täterinnen], Referat am historischen Seminar der Universität Hannover

Отрывок, характеризующий Свита СС

Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.