Свияжский Успенский монастырь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Свияжский Богородице-Успенский мужской монастырь
Страна Россия
Село Свияжск
Конфессия Православие
Епархия Казанская
Тип мужской
Дата основания 1555 год[1]
Настоятель Игумен Силуан (Хохиашвили)
Статус Действующий
Сайт [www.uspenski-monastyr.ru/ Официальный сайт]

Свияжский Богородице-Успенский мужской монастырь — действующий мужской монастырь Казанской епархии Татарстанской митрополии Русской Православной Церкви (Московский Патриархат), колыбель православия Казанского края и Поволжья.





История

Свияжский Богородице-Успенский мужской монастырь был основан в 1555 году одновременно с учреждением Казанской епархии. Основателем монастыря и его первым настоятелем стал архимандрит Герман (Садырев-Полев), позже ставший вторым архиепископом Казанским, (1564—1566) прославленный в лике святых как святитель Герман, Казанский чудотворец. Его цельбоносные мощи — главная святыня монастыря с 1592 года.

Свияжский Богородице-Успенский мужской монастырь - главный православный духовно-просветительский и миссионерский центр Казанской епархии и Среднего Поволжья на протяжении XVI—XVIII веков. По сохранившимся сведениям, типография для печати Священного Писания и богослужебных книг появилась в монастыре ещё при святителе Германе — раньше, чем типография Ивана Фёдорова в Москве.

В XVI—XVIII века монастырь был богатейшим в Среднем Поволжье и входил в число 20 самых богатых в России. За свияжским архимандритом было закреплено 7-е место по значимости на Руси. В землях монастыря накануне реформы 1764 г. числилось 7200 мужских крестьянских душ — столько же, сколько во всех остальных монастырях Казанской епархии, вместе взятых.

По монастырской реформе 1764 года, монастырь возведён в I класс — высший для монастырей Российской империи. До 1809 года был единственным первоклассным в Казанской епархии (с 1809 года этот статус получил и Казанский Богородицкий монастырь).

Обеднение в XIX веке города Свияжска, а также последствия секуляризации церковных земель 1764 года, привели монастырь к упадку. Братия, когда-то превышавшая 100 человек, к началу XX века едва достигала 20-25 монахов и послушников, а доходы монастыря стали уступать доходам других монастырей епархии.

9 августа 1918 года красноармейцами был зверски убит без суда последний настоятель обители — епископ Свияжский Амвросий (Гудко), прославленный в лике Собора новомучеников и исповедников Российских в 2000 году.

В годы становления безбожной власти монастырь был закрыт и разграблен, а рака с мощами святителя Германа вскрыта красногвардейцами. Впоследствии, мощи сокрыли под престолом кладбищенского храма Ярославских чудотворцев города Казани, а в 2000 году вновь возвращены в Свияжск.

В советское время территорию обители занимала психиатрическая больница, которая в 1994 году была выведена.

В 1997 году Свияжский Богородице-Успенский мужской монастырь был официально возрождён.

Архитектурный ансамбль

Ансамбль монастыря представляет уникальную историко-архитектурную ценность, по которой он не имеет себе равных в Среднем Поволжье. Древнейшие его храмы — Успенский собор (1561) и Никольская трапезная церковь (1556) с 43-метровой колокольней — признанные шедевры русского зодчества XVI века. Особенно ценен для искусствоведов Успенский собор и его фрески того же 1561 года. Это памятник в стиле псковско-новгородских храмов (предполагаемые архитекторы — Постник Яковлев и Иван Ширяй). В XVIII веке он получил новый купол в стиле украинского барокко и 12 узорных барочных кокошников, но в остальном его облик XVI века остался неизменным.

Фрески внутри собора занимают общую площадь 1080 кв. метров. Это один из двух храмов России, где сохранился полный цикл стенной живописи эпохи Ивана Грозного (второй — собор Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле). Вообще, русскую фресковую живопись XVI века мы знаем, главным образом, лишь на примере названных соборов: сохранилось много более древних и более поздних фресок, но по XVI веку зияет большой пробел. В этом смысле, свияжские росписи являются всемирным раритетом. Наиболее знаменитые их композиции: «Отечество» («Новозаветная Троица») в куполе, «Успение Божией Матери» в алтаре, «Распятый Христос на груди Бога Саваофа» в одном из парусов свода, «Шествие праведных в рай», «Святой Христофор» (единственная в мире сохранившаяся фреска, где этот святой, согласно апокрифической версии изображён с лошадиной головой). Уникально и то, что росписи западной стены не содержат традиционной композиции геенны огненной, изображая лишь райские обители.

Другие памятники монастыря относятся к рубежу XVII—XVIII вв.: т. н. архиерейский, настоятельский и братский корпуса. Вознесенский надвратный храм (кон. XVII в.) и храм свв. Германа Казанского и Митрофана Воронежского (XIX в.) были разрушены в советское время.

Почти километровая ограда монастыря, придающая ему вид кремля, относится к XVIII—XIX вв.

Адрес и проезд

Свияжск, Зеленодольский район, Республика Татарстан, 422500.

Проезд: от речного вокзала Казани до речного вокзала "Свияжск".

Проезд: Федеральная автомобильная дорога М7 «Во́лга» (Горьковское шоссе). Казань - Свияжск (до 70 километров, после моста через реку Свиягу и следующего за ним поста полиции ( село Исаково) построена автомобильная развязка - поворот налево, далее указатели.

Проезд: Пригородный железнодорожный вокзал Казани, западное направление электропоездов, (например: Канаш, Буа, Албаба, ж/д станции Свияжск), далее на автомобиле 15 км

Официальный сайт Свияжского Богородице-Успенского мужского монастыря: sviyajsk.cerkov.ru/

Галерея

Напишите отзыв о статье "Свияжский Успенский монастырь"

Примечания

Литература

Ссылки

  • [www.wix.com/swmonastir/ru#!news Новости монастыря]
  • [web.archive.org/web/20050430180349/kazan.eparhia.ru/temples/priories/svijgskiemonzkonstantinaieleni О монастыре на сайте Казанской епархии]

Отрывок, характеризующий Свияжский Успенский монастырь

«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.