Свобода вероисповедания в Бутане

Государственной религией Королевства Бутан является буддизм школы Друкпа Кагью, но ныне действующая Конституция Бутана, принятая в 2009 году, провозглашает свободу вероисповедания. Предшествовавшее ей бутанское законодательство также предусматривало право каждого человека на свободный выбор религии. Но, в то же время, политика этой страны ограничивает миссионерскую деятельность не-буддистов и сооружение не-буддистских культовых объектов, препятствует въезду в страну проповедников других религий и регламентирует проведение не-буддистских религиозных праздников. На жители южных районов Бутана, исповедующих индуизм, эти ограничения не распространяются.

В 2007 году не было никаких сообщений о фактах принуждения к принятию буддизма Махаяны, общественного давления (англ. Structural abuse) или дискриминации по мотивам вероисповедания или занятий религиозной деятельностью. Известны подобные случаи, происходившие в Бутане в конце 1980-х — начале 1990-х годов.

Религии народов Бутана

От двух третей до трёх четвертей населения Бутана исповедует буддизм Махаяны (школы Друкпа Кагью и Ньингма), примерно четверть (в основном, непальцы по национальности) — индуизм. Бутанские непальцы, проживающие, в основном, на юге страны, придерживаются различных индуистских традиций и школ, включая шиваизм, вайшнавизм, шактизм, гханапатхизм (англ. Ghanapathi), пуранизм и ведизм. Христиане (в основном, католики и протестанты) и нерелигиозные группы составляют менее одного процента населения.

До введения буддизма на территории современного Бутана преобладала религия бон. Ряд традиций и обычаев из этой религии вошли в буддистскую традицию и продолжают совершаться, но при этом крайне мало граждан Бутана сейчас исповедует религию бон «в чистом виде».

Религиозное право

Основными законами, регулирующими религиозную деятельность в Бутане, является конституция, установившая свободу вероисповедания, и принятые в соответствии с ней сопутствующие нормативно-правовые акты бутанского законодательства. Религиозные свободы в Бутане могут ограничиваться другими законами и правилами, устанавливаемым бутанскими властями, касающимся дискриминации, религиозных организаций, национальной безопасности, общественного порядка и защиты семьи.

Национальная Ассамблея Бутана в 1969 и 1979 годах принимала резолюции, запрещающие открыто практиковать религии, кроме буддистских и индуистских; однако действующее законодательство Бутана недвусмысленно устанавливает религиозную свободу для всех граждан.

Конституция

Согласно действующей Конституции Бутана, государственной религией является буддизм школы Друкпа Кагью, но при этом король является защитником всех религий в стране. Свобода вероисповедания гарантируется; но при этом конституция устанавливает ограничения на прозелитизм и участие религиозных деятелей в политике. По конституции, религиозные деятели и организации обязаны «поддерживать духовное наследие страны, но так, чтобы религия оставалась отделённой от политики», а сами они были «выше политики»: например, зарегистрированным монахам не разрешается участвовать в выборах, они не имеют права избирать или быть избранными. Далее Конституция Бутана запрещает создание и деятельность политических партий и движений, основанных на религии.

Конституция гарантирует каждому гражданину Бутана «право на свободу мысли, совести и религии» и устанавливает, что «никто не может быть принуждён к изменению своего вероисповедания с помощью насилия или побуждения», а также устанавливает равенство перед законом и запрещает религиозную дискриминацию: «все люди равны перед законом, имеют право на равную и действенную защиту закона и не могут подвергаться дискриминации по признаку расы, пола, языка, религии, политических убеждений или иного статуса». При этом конституционная норма, не допускающая применять «насилие или побуждение», в 2010 году была истолкована судом дзонгхага как запрещающая не только принудительное обращение в религию, но прозелитизм: деятельность миссионера, проводившего показ кинофильма о жизни Христа, была признана противоправной; суд признал его виновным в совершении «попытки побуждения к гражданскому неповиновению» и приговорила к трём годам лишения свободы

Чхоедей Лханцхог

Закон «О религиозных организациях» от 2007 года провозглашает своей целью защиту и сохранение духовного наследия Бутана, для чего вводится регистрация и администрирование религиозных организаций. В соответствии с этим законом, был учреждён Чхоедей Лханцхог (Chhoedey Lhentshog) — регулятивный орган власти Бутана, занимающийся религиозными организациями.

В состав Чхоедей Лхенцхог входят восемь человек, шесть из которых имеют право принятия решений. Председатель этого комитета назначается премьер-министром Правительства Бутана. От буддийских монахов участвует представитель Драцханг Лханцхога как член по должности. Один представительНационального совета. Ещё одного выбирают ламы школы Ньингма (из числа тулку, Кхенпо или лам). Буддийских монахинь (Аним) представляет назначенка их комитета — Аним Чхоедей. Бутанских индуистов представляет пандит школы «Дхармик Самудаи». Также в Чхоедей Лхенцхог входят представители Министерства финансов и Министерства внутренних дел и культуры.

В компетенции Чхоедей Лханцхог находится управление, мониторинг и регулирование деятельности всех религиозных организаций, кроме «Гедун Драцханг», которая находится в ведении монашеского органа власти «Драцханг Лханцхог» (англ. Dratshang Lhentshog). В своей деятельности Чхоедей Лханцхог должен следовать принципам и ценностям мира, ненасилия, сострадания и терпимости, создавать условия для «истинного и устойчивого развития доброго и сострадательного общества, в основе которого лежат ценности и дух буддизма». Религиозные организации, в свою очередь, должны быть в своей деятельности прозрачными и ответственными, при этом «уважать местные знания и обычаи, личное достоинство, своеобразие, культуру и ценности».

По «Закону о религиозных организациях», каждая религиозная организация Бутана должна быть зарегистрирована в Чхоедей Лханцхог, который выдаёт ей регистрационный сертификат, подтверждающий соответствие деятельности этой организации требованиям закона. Руководитель религиозной организации, подающий заявление о регистрации в Чхоедей Лханцхог, должен быть гражданином Бутана и раскрыть сведения о своём имуществе, образовании, судимости. Отказ в регистрации может быть обжалован в Королевском суде.

В Бутане не допускается деятельность незарегистрированных религиозных организаций. Но и зарегистрированным требуется получать разрешения от местных властей на проведение публичных мероприятий. Получение поддержки из другого государства и приглашение иностранцев для выступлений на религиозных мероприятиях возможно только по специальному разрешению Министерства внутренних дел и культуры. При этом, зарегистрированные религиозные организации освобождаются от уплаты налогов и пользуются рядом других привилегий. Но они должны отчитываться перед Чхоедей Лханцхог о своём имуществе, активах, задолженностях и обязательствах, о полученных пожертвованиях и понесённых расходах. Эта отчётность является публичной.

Закон «О религиозных организациях» регламентирует так же их внутреннюю деятельность, подобно законам других стран о некоммерческих и религиозных организациях. Законом установлена организационная структура, порядок проведения собраний и кворум, корпоративная ответственность, правила сбора пожертвований и получения другой благотворительной помощи, порядок распоряжения имуществом, порядок слияния, разделения и ликвидации религиозных организаций.. Далее «О религиозных организациях» устанавливает составы шести правонарушений, специфичных для религиозных организаций: ложное заявление, сообщение ложной или вводящей в заблуждение информации, злоупотребление доверием, нецелевое использование денежных средств, незаконный сбор пожертвований и незаконное финансирование. Незаконное финансирование рассматривается как незначительное преступление и влечёт штраф, приостановление деятельности или отмену регистрации. Другие правонарушения религиозных организаций классифицируются Уголовным кодексом и прочими актами бутанского законодательства.

Хотя закон «О религиозных организациях» был принят в 2007 году, первое заседание Чхоедей Лхенцхог состоялось только в мае 2009 года; до этого ни одной религиозной организации не было зарегистрировано. В сентябре 2010 года Чхоедей Лхенцхог опубликовал список четырнадцати видов религиозных деятелей, которым запрещено участвовать в светских выборах: к ним отнесли гомшенов (отшельников), аним (буддийских монахинь), тулку, Кхенпо, латруэлов, пуджарая, пандитов и некоторых других. Однако, некоторые из них могут находиться на государственной гражданской службе. В ноябре 2010 года Чхоедей Лхенцхог обсуждал порядок регистрации христианских религиозных организаций; само регистрацию планировали начать на следующем заседании через полгода Но после этого заседания Чхоедей Лхенцхога, не дожидаясь заявлений о регистрации и результатов их рассмотрения, Правительство Бутана призвало христиан к единству и решило, что в Бутане может быть зарегистрирована только одна христианская религиозная организация, которая будет представлять интересы всех христиан страны — аналогично бутанским индуистам, которые составляют около 22 % населения Бутана, принадлежат к разным религиозным направлениям, но представлены только одной зарегистрированной религиозной организацией, называющейся «Хинду Дхарма Самудая» (англ. Hindu Religion Community).

Другие религиозные правовые нормы

Правоприменение в Бутане в целом отражает политику правительства, поддерживающего свободу индивидуальной религиозной идентификации. Так, «Закон о национальной безопасности» от 19992 года запрещает «разжигание вражды или ненависти между различными религиозными, расовыми или языковыми группами, кастами и сообществами, производимое с помощью сказанных или написанных слов, или других средств распространения информации». Наказание за нарушение этого закона — до трёх лет лишения свободы; о практическом применении этой нормы властями Бутана нет достоверных сведений.

В ноябре 2010 года Парламент Бутана рассматривал поправки в Уголовный кодекс Бутана 2004 года, предусматривающие уголовную ответственность за обращение в другую религию «силой или обольщением».

«Закон о браке» 1980 года, с поправками от 1996 года, устанавливает светский брак и регулирует вопросы регистрации брака, разводов, усыновления и опекунства. Традиционно, и буддисты, и индуисты Бутана разрешали вопросы о браке и семье в соответствии со своими религиозными традициями, которые и сейчас сильны; но с принятия этого закона наметилась тенденция к усилению государственного юридического регулирования семейной жизни. Но, в целом, законодательство Бутана основано на обычном праве и заповедях буддизма.

Осуществление свободы вероисповедания

С 2007 года в свобода вероисповедания в Бутане установлена законом, но религиозная деятельность существенно ограничивается властями, а буддизм Махаяны остаётся государственной религией. Власти Бутана препятствуют проведению не-буддистских религиозных собраний, как с большим, так и с малым количеством участников, и запрещают деятельность не-буддистских миссионеров. На строительство любых новых зданий и сооружений на территории Бутана требуется получать лицензии; строительство не-буддистских храмов и других культовых сооружений не разрешается. Поначалу законодательство Бутана не запрещало явным образом миссионерство и пропаганду различных религий, но потом отдельным решением Королевского Правительства прозелитизм был запрещён. Но публикация религиозных информационных материалов не запрещается никаким законом.

При проведении земельной реформы 1956 года, значительная часть монастырских плодородных земель была изъята и роздана безземельным крестьянам; также монахи лишились права контролировать дороги и собирать плату за проезд. В качестве компенсации, государство стало финансировать из бюджета монашескую общину «Драцханг Лханцхог» (англ. Dratshang Lhentshog) (3500 монахов).

В 2007 году, 10 из 150 мест в Национальной ассамблее и 2 из 11 мест в правительстве были зарезервированы по закону для буддистских монахов из уважения к традиционной дуальной системе управления. Но для других должностных лиц парламента и правительства религиозных ограничений нет; в бутанском правительстве работает много не-буддистов. Например, в 2007 году индуистский священнослужитель был членом Специальной комиссии по культурным отношениям. Основные буддистские религиозные праздники являются государственными праздниками в Бутане. При этом король Бутана объявил национальным праздником один из главных индуистских фестивалей, и королевская семья принимает в нём участие.

В 2007 году, по сообщениям бутанских диссидентов и некоммерческих организаций других стран, направленным в Государственный департамент США, в школах Бутана допускалось религиозное обучение только вероучениям Ньингма и Друкпа Кагью, и в государственных школах участие в буддистских религиозных обрядах было обязательным. Правительство Бутана отрицает это, и утверждает, что религия не входит в учебные планы современных образовательных учреждений; что обучение буддизму происходит только в монастырских школах, а в других школах религиозное обучение запрещено. По сообщениям бутанских некоммерческих организаций, учащиеся могут принимать участие в религиозной церемонии, проводимой каждое утро — но это не обязательно для них, и такая церемония является «внеконфессиональной»: она не связана с определённой буддийской школой или деноминацией.

Правительство обязывает всех граждан Бутана соблюдать Дриглам Намжа и, в частности, носить традиционную нгалопскую одежду в общественных местах; однако, это строго требуется только при посещении буддистских монастырей и других религиозных зданий, государственных учреждений, школ, а также при исполнении служебных обязанностей и проведении публичных церемоний. В других случаях, по сообщениям некоторых граждан Бутана, этот закон применяется не всегда.

Ограничения религиозной свободы

Последователи религиозных групп, не относящихся к буддизму и индуизму, в основном, могут свободно проводить религиозные собрания и обряды в частных домах, но, по сообщениям НКО, им запрещено возводить религиозные здания или собираться публично. Некоторые христианские группа сообщали, что они проводят собрания с большой осторожностью, особенно в сельской местности, опасаясь властей. В 2007 году Госдеп США сообщил о том, что на юге Бутана есть одно здание, используемое христианами для богослужений. В том же году на строительство каждого нового здания в Бутане требовалось получать отдельную лицензию от властей, и на строительство христианских культовых объектов такие лицензии не выдавались. Этническим непальцам, исповедующим индуизм, лицензии на строительство новых культовых сооружений выдавались но, по их сообщениям, власти Бутана отдавали предпочтение буддистским, а не индуистским храмам. По сообщениям НКО, власти Бутана редко разрешают строить новые индуистские храмы: последний раз такое разрешение было выдано в начале 1990-х годов, когда правительство не только дало разрешения на строительство и реконструкцию храмов и учебных центров по изучению санскрита и хинди, но и частично финансировало эти проекты.

Правительство Бутана оказывает финансовую поддержку строительству буддистских храмов и других культовых объектов буддизма, а также выделяет деньги на содержание буддистских монахов и монастырей. Правительство отрицает, что оказывает какое-то предпочтение буддистам за счёт индуистов, а количество выданных лицензий на строительство храмов объясняет принципом спроса и предложения: в целом по стране буддистские общины намного чаще запрашивают такие разрешения, нежели индуистские. Также правительство отмечает, что оказывало поддержку строительству множества индуистских храмов на юге Бутана, где живёт большинство индуистов, а также предоставляло стипендии для изучения санскрита в Индии.

Некоторые высокопоставленные гражданские служащие, независимо от религии, должны давать присягу на верность королю, стране и народу. И хотя эта присяга не содержит религиозных положений, церемонию её принесения проводит буддистский лама. Диссиденты утверждают, что претенденты на государственные должности должны заявить о своей религиозной принадлежности прежде, чем будут допущены. В 2007 году не было сообщений о дискриминации христиан на госслужбе; в предыдущие годы такие сообщения были.

В январе 2006 года двое служащих были арестованы в деревне Наго дзонгхага Паро по обвинению в совершении актов прозелитизма под фальшивым предлогом проведения официального собрания, а также в клевете на Духовного Главу Бутана, выдаче себя за официальных лиц в официальном бизнесе и представлении ложной информации. В соответствии с Уголовным кодексом Бутана и законом «О национальной безопасности», в начале июня 2006 года суд дзонгхага на открытом судебном заседании признал обоих виновными и приговорил к 3 и 3,5 годам лишения свободы. Христианские группы утверждают, что на самом деле эти люди были осуждены за то, что показывали христианский фильм в буддистском доме. Осужденные не обжаловали приговор, хотя по закону имели право на апелляцию. 28 июня 2006 года оба были досрочно освобождены после уплаты штрафа.

См. также

• Религия в Бутане
• Христианство в Бутане
• Бутанские беженцы

Отрывок, характеризующий Свобода вероисповедания в Бутане

– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.