Свободная немецкая рабочая партия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Свободная немецкая рабочая партия
нем. Freiheitliche Deutsche Arbeiterpartei
Идеология:

неонацизм, неофашизм, штрассеризм

Этническая принадлежность:

немцы

Лидеры:

Мартин Папе, Михаэль Кюнен, Фридхельм Буссе

Активна в:

ФРГ ФРГ

Дата формирования:

1979

Дата роспуска:

1995

Противники:

марксисты, левые, антифа

Крупные акции:

демонстрации, наглядная агитация, уличные нападения

Свободная немецкая рабочая партия (нем. Freiheitliche Deutsche Arbeiterpartei, FAP) — германская ультраправая политическая организация. Придерживалась идеологии штрассеризма, выступала с крайне националистических, антикоммунистических и социально-популистских позиций. Претендовала на статус федеральной политической партии. Считалась крупнейшей неонацистской структурой ФРГ. Активно привлекала скинхедов, практиковала уличное насилие. Запрещена как антиконституционная.





Создание и программа

Основателем партии выступил в 1979 году штутгартский ультраправый журналист Мартин Папе[1] — ранее функционер штрассеристской Независимой рабочей партии, известный разоблачениями «всемирного иезуитско-католического заговора».

Первые годы существования FAP не играла заметной роли в западногерманском праворадикальном движении. Положение изменилось с 1983 года, после запрета неонацистских группировок VSBD и ANS/NA. Члены запрещённых организаций переходили в легальную FAP.

Партийная программа мало отличалась от установок VSBD и ANS/NA. Идеологически партия продолжала традицию «левого» — штрассеристского — неонацизма[2]. Важную роль играл национал-шовинистический и социальный популизм, заметны были черты солидаризма штадтлеровского толка. Антикоммунизм и антисоветизм соединялись с антикапиталистическими и антиамериканскими мотивами. Членский состав комплектовался в основном из скинхедской молодёжи, пропаганда обращалась к этой же среде.

Партийный флаг вызывал целенаправленные аллюзии с соответствующей символикой НСДАП: на красном полотнище чёрная шестерёнка очерчивала белый круг с аббревиатурой FAP.

Руководство и структура

Партийное руководство состояло из опытных неонацистских активистов. До 1988 года Мартин Папе формально считался федеральным председателем партии, но был лишён реального влияния. Реальное руководство контролировали вначале Михаэль Кюнен (лидер ABS/NA), затем Фридхельм Буссе (лидер VSBD). Заместителями председателя являлись Зигфрид Борхардт (деятель футбольно-фанатского движения по кличке СС-Зигги), Арндт-Хайнц Маркс (активист Военно-спортивной группы Гофмана, проходивший обучение в палестинском лагере на территории Ливана)[3] и Кристиан Ворх (один из основателей ANS/NA).

Видную роль играли организатор уличных акций Торстен Хайзе, садовод Гленн Гёрц (казначей FAP), его брат-студент Андре, идеолог-пропагандист Юрген Мослер, Кристиан Вендт (пресс-секретарь), функционер Национал-демократической партии (NPD) Михаэль Свирцек, молодой скинхед Норберт Вайднер (организатор уличных нападений на антифа). Почётным членом FAP был деятель ХСС Петер Гаувайлер, в 19901994 министр регионального развития и окружающей среды Баварии, до того госсекретарь баварского МВД.

Численность партии никогда не превышала 1000 человек. В 1983 FAP насчитывала около 300 членов, на момент роспуска в 1995 — около 500. Большинство из них состояли на учёте в полиции и BfV, многие имели судимости. Наиболее активные организации действовали в Рурской области и Нижней Саксонии.

С 1989 года, на фоне объединения Германии, FAP начали создавать свои ячейки на территории бывшей ГДР, включая Берлин и Бранденбург. Это направление курировал берлинец Ларс Бурмейстер. 19 января 1991 года FAP демонстративно провела съезд в Берлине на озере Гросер-Ванзе. 14 февраля 1992 собрание FAP было проведено в Штраусберге. Активная скинхедская группировка членов FAP была создана в Лейпциге. В 1992 году FAP устроила уличные беспорядки в Ростоке, где особо отличился Вайднер.

Политическая активность

Деятельность партии сводилась в основном к публичным пропагандистским кампаниям — регулярным уличным шествиям, митингам, распространению печатной продукции. Велась активная организационная работа, действовали специальные структуры, ориентированные на рабочих, существовала женская организация FAP-Frauenschaft.

FAP располагала «штурмовыми» подразделениями, обеспечивавшими безопасность партийных мероприятий и совершавшими нападения на левых и антифа. Боевики вооружались ножами, бейсбольными битами, газовыми пистолетами, применяли коктейли Молотова. Несколько крупных нападений и избиений в Штутгарте и Дуйсбурге произошли в 1986 году. В Ульме функционер FAP Маркус Мёссле был осуждён за троекратное ограбление банков. Журнал Der Spiegel характеризовал боевиков FAP как «банду головорезов»[4].

Идеологически FAP откровенно добивалась реабилитации национал-социализма, заявляла о допустимости насильственных методов политической борьбы. Выдвигалось требование восстановления Германии в границах 1939 года. Важное место занимала традиционная для неонацистов ксенофобская и расистская риторика.

Германия находится в осаде, всё большее количество иммигрантов ввергает людей в гнев. Мы, национал-социалисты — фронт предстоящей гражданской и расовой войны.
Фридхельм Буссе

Однако не меньшее значение имела социальная проблематика, призывы к национальной солидарности в «борьбе против новой бедности, безработицы и отчуждения». Националистический и социальный мотивы объединялись в требовании «рабочих мест для немецких рабочих»[5].

Несколько раз FAP пыталась участвовать в федеральных (1987), региональных (Бремен, Гамбург, Штутгарт) и европейских (1989) выборах, однако никогда не получала более 0,1 % голосов.

Несколько раз в FAP возникали внутренние кризисы, ставившие партию на грань распада. В 1986 году Юрген Мослер жёстко потребовал изгнания Михаэля Кюнена как гомосексуалиста. В 1989 сторонники Кюнена по большей части покинули FAP. Возник новый конфликт между новым председателем Фридхельмом Буссе и группой Юргена Мослера—Михаэля Свирцека. После переизбрания Буссе председателем партии в 1990 году Мослер и Свирцек вышли из FAP[6].

Запрет партии

В ночь на 23 ноября 1992 года неонацисты Ларс Кристиансен и Михаэль Петерс подожгли в Мёльне два дома, где жили турецкие иммигранты. Погибли три женщины. Петерс был приговорён к пожизненному заключению, Кристиансен к десяти годам тюрьмы.

Преступники не были членами FAP. Фридхельм Буссе от имени партии отмежевался от «трусливого и подлого убийства». Однако FAP как крупнейшая неонацистская организация оказалась в эпицентре критики и сделалась объектом полицейских расследований. Особое внимание привлекли братья Гёрц из-за демонстративного выражения нацистских вглядов и конфликтов с антифашистами[7].

С 1993 года МВД ФРГ начало процедуру запрета FAP. 17 ноября 1994 Конституционный суд Германии признал партию антиконституционной по признаку враждебности демократическому устройству ФРГ[8]. 24 февраля 1995 года запрет FAP вступил в силу.

Активисты FAP продолжили политическую деятельность в других ультраправых организациях, прежде всего в неформальном движении Свободные товарищества (Freie Kameradschaften) и в NPD.

Продолжение деятельности

Михаэль Кюнен после ухода из FAP создал и возглавил очередную неонацистскую организацию Немецкая альтернатива, скончался в 1991 году (предположительно от СПИДа).

Фридхельм Буссе состоял в NPD, вёл активную пропаганду неофашизма, был осуждён за призывы к антигосударственному мятежу, скончался в 2008 году.

Мартин Папе несколько раз баллотировался в мэры Штутгарта, скончался в 2011 году.

Зигфрид Борхард — активный участник европейского неонацистского движения Кровь и честь.

Кристиан Ворх играет одну из ключевых ролей в движении Freien Kameradschaften.

Арндт-Хайнц Маркс занимался нацистской Интернет-агитацией.

Торстен Хайзе состоит в NPD, баллотировался от партии на выборах в бундестаг, организует концерты нацистской музыки, несколько раз был осуждён за акты политического насилия, замечался в контактах с Национал-социалистическим подпольем.

Юрген Мослер и Михаэль Свирцек создали организацию Национальное наступление, сотрудничали с Националистическим фронтом. Свирцек был осуждён за попытку восстановления ANS/NA.

Норберт Вайднер стал членом СвДП, но был исключён за нацистскую пропаганду.

Петер Гаувайлер — депутат бундестага от ХСС, известен своими симпатиями к режиму Путина, поддержкой присоединения Крыма к РФ, требованиями отменить санкции против РФ[9].

Напишите отзыв о статье "Свободная немецкая рабочая партия"

Примечания

  1. [www2.landesarchiv-bw.de/ofs21/bild_zoom/zoom.php?bestand=5546&id=2040164&screenbreite=1600&screenhoehe=900 «Wählt Freiheitliche Deutsche Arbeiterpartei FAP… Wir denken an die Zukunft Wahrheit und Klarheit» V. i. S. d. P.: Martin Pape, Suttgart]
  2. [vkrizis.ru/analiz/kyolnskiy-kazus/ Кёльнский казус]
  3. [oktoberfest.arbeitskreis-n.su/zeitzeuge-par-excellence-foltert-ohne-not-und-geht-ueber-die-huerden/ Zeitzeuge par excellence foltert ohne Not und geht über die Hürden]
  4. [www.spiegel.de/spiegel/print/d-13518438.html «Die laufen jeder Trommel nach»]
  5. [www.antira.de/parteien/fap.html Die Freiheitliche Deutsche Arbeiterpartei (FAP). Die FAP wurde am 24. Februar 1995 verboten]
  6. [www.apabiz.de/archiv/material/Profile/FAP.htm Profil: Freiheitliche Deutsche Arbeiterpartei (FAP)]
  7. [www.zeit.de/1994/17/die-neonazis-nebenan Die Neonazis nebenan]
  8. [www.servat.unibe.ch/dfr/bv091276.html Zum Begriff der Partei im Sinne von Art. 21 GG und § 2 des Parteiengesetzes]
  9. [ria.ru/world/20140914/1024055782.html Бундестаг запретил депутату ехать в Крым, пишут СМИ]

Отрывок, характеризующий Свободная немецкая рабочая партия

– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.