Сволочи
Поделись знанием:
К:Фильмы 2006 года
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.
Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.
ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.
У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
| Сволочи | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Геворк Нерсесян |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Композитор | |
| Длительность |
94 мин. |
| Бюджет |
2,5 млн. $ |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Сво́лочи» — фильм Александра Атанесяна по повести Владимира Кунина. Рекламная кампания фильма строилась на том, что сценарий основан на реальных событиях из биографии Кунина, о чём он лично говорил в нескольких интервью[1]. Фильм вышел на экраны без предварительного просмотра экспертной комиссией историков[2].
Премьера фильма состоялась 2 февраля 2006 года. После премьеры фильма и разгоревшегося скандала[3] в ноябре 2007 года В. Кунин заявил, что написанный им сценарий для фильма «Сволочи» был «от первой и до последней буквы переписан режиссёром фильма»[4].
Содержание
Сюжет
СССР, 1943 год. Подполковника Вишневецкого, бывшего спортсмена и альпиниста, освобождают из заключения для выполнения секретного задания. Он должен подготовить диверсионную группу, состоящую из 14—15-летних подростков, приговорённых к смертной казни за совершённые ими преступления. Подготовка будет проходить на охраняемой базе в горах Казахстана, тренерами будут друзья Вишневецкого, освобождённые для этой цели из мест лишения свободы. Подготовленную диверсионную группу отправляют в Карпаты для уничтожения немецкого склада топлива. Группе подростков предстоит самое опасное задание: стать героем или остаться «сволочью».
Персонажи
| Имя | Исполнитель | Описание | |
|---|---|---|---|
| «Сволочи» (малолетние преступники, позже — диверсанты): | |||
| «Кот» | Александр Головин | Настоящее имя — Константин Аркадьевич Чернов. Вор и налётчик. Авторитет в своей среде. Сирота. До встречи с Тяпой Кот никого не уважал и ему некого было любить. Но, встретив этого непутевого мальчишку, он искренне привязался к нему, учит его законам улицы, всячески опекает его. Кот себя уважает. Он хорошо одет, сдержан (относительно) со взрослыми, частенько одёргивает своих сокамерников. После подрыва бункера Коту оторвало руку миной. В конце фильма постаревший Кот встречает Тяпу в той местности, где когда-то была диверсионная школа. | |
| «Тяпа» | Сергей Рыченков | Настоящее имя — Валентин Петрович Тяпкин. Лучший друг Кота, вор-щипач. Попал на фронт сразу, как ему исполнилось 14 лет. Один из самых младших. Сирота (в процессе фильма выясняется, что у него есть отец, который в это время служит в штрафбате). Крайне впечатлительный мальчик. На людях Тяпа самоуверенный, но когда он наедине с Котом, видно, что он многого боится и не все понимает в этой жизни. Любит петь, любимая песня − романс «Желтый Ангел». Вместе с Котом обрушили козырек немецкой базы. | |
| «Череп» | Дмитрий Горевой | Настоящее имя — Степан Головинский. Друг Кота и Тяпы. Несмотря на то, что вор, очень отзывчивый и опасливый. Рассудительный парень, но однажды решил сбежать из лагеря. Тяпа и Кот не поняли, зачем он это сделал, но Череп ответил: «Какая разница, где умирать — здесь, в горах, или на фронте!» В итоге погибает. | |
| «Маэстро» | Велимир Русаков | Молодой вор, возможно, еврейского происхождения, добрый, весёлый и лукавый. Точная национальность неизвестна. Своему ненавистнику, Студеру, на вопрос: «Жид или армяшка?» отвечает: «И то, и другое». А друзьям по секрету говорит: «На всякий случай — в молдаванах числюсь!» Умеет играть на гитаре, аккомпанировал Тяпе, когда тот пел романсы. С однокашниками имел хорошие тёплые отношения, особенно его обожал Тяпа. Да и вообще ребята его любят — за простоту и искренность. Когда Маэстро погибает, его одногруппники и инструктора оплакивают его. Маэстро выпрыгнул с парашютом, у которого была погнута шпилька (её согнул Студер), в итоге парашют не раскрылся, и Маэстро разбился. | |
| «Студер» | Кирилл Емельянов | Настоящее имя — Владимир. Авторитетный вор-форточник с гадким характером, имеет своих шестёрок. Во время диверсионной подготовки неоднократно проявлял недовольство, неуважение и презрение как к наставникам, так и к своим одногруппникам. Единственный, наверное, малолетний преступник, у которого нет сердца. Особенно Студер возненавидел Маэстро. За дерзкое отношение к людям Маэстро и Кот его унизили. Выплачивая карточный долг, Студер устроил убийство Маэстро, согнув спицу на его парашюте. Маэстро не смог раскрыть парашют и разбился. Студер и не помышлял скрывать, что это он убил Маэстро. Подполковник Вишневецкий приказал закопать Маэстро неподалеку от места смерти, а Студера — «закопать рядом». В ответ на удивление подчинённого однозначно и жёстко даёт понять, что это приказ о расстреле, хоть и не произносит этого слова. | |
| «Принц» | Олег Буганов | Молодой преступник, по словам инструкторов, «малолетний бандит-философ». Действительно, рассуждал по-философски. Погибает во время прыжка с парашютом, атакуя немецкую базу вместе со своим отрядом. | |
| «Бабай» | Никита Ерунов | Малолетний убийца, друг и союзник Тяпы и Кота. В основном молчит. Погибает во время прыжка с парашютом, атакуя немецкую базу вместе со своим отрядом. | |
| «Матаня» | Илья Сысоев | Молодой, дерзкий и бойкий вор-форточник, любивший лазить по крышам и стенам домов. Один раз «бросил вызов» Коту, поспорив, кто быстрее долезет до вершины снежной горы без страховки. Кот просил Матаню не делать этого, но непослушный Матаня полез по горе, и к тому же снял трос. Полез без троса, но силы свои переоценил: сорвался с горы и разбился. | |
| «Заяц» | Александр Вербицкий | Бойкий, храбрый малолетний вор и убийца, при этом маленький ростом, за что и прозвали его Зайцем. Очень впечатлительный мальчуган, всегда всем интересуется. Погибает во время прыжка с парашютом, атакуя немецкую базу вместе со своим отрядом. | |
| «Кучер» | Алексей Соболев | Одногруппник Тяпы, Кота, Бабая, Принца и др. В составе первого отряда улетел на задание — взорвать немецкую базу. Погибает во время прыжка с парашютом, атакуя немецкую базу вместе со своим отрядом. | |
| «Калуга» | Семён Сивков | Один из малолетних преступников. Когда узнал, что уходит на фронт, получив задание идти на немцев, вскрывает себе вены. Испугавшись войны и понимая, что смерть неизбежна, Калуга пишет предсмертную записку: «Да пашли вы»… | |
| «Окунь» | Игорь Юртаев | Один из малолетних преступников. Подпевал Маэстро. Первый обнаружил, что Калуга «вскрылся». Погибает во время прыжка с парашютом, атакуя немецкую базу вместе со своим отрядом. | |
| «Лаврик» | Василий Лыкшин | Молодой вор-авторитет, главарь шайки, в которой состояли Кот и Тяпа. Погибает в 1943 году, в Алма-Ате, когда милиция наткнулась на ребят. В него стреляет милиционер, он же одновременно убивает этого милиционера ломом. Соответственно, в диверсии не служил. | |
В ролях
- Андрей Панин — подполковник Вишневецкий
- Андрей Краско — кладовщик дядя Паша
- Александр Головин — Кот
- Сергей Рыченков — Тяпа
- Владимир Андреев — Кот в старости (Чернов Константин Аркадьевич)
- Владимир Кашпур — Тяпа в старости (Тяпкин Валентин Петрович)
- Никита Ерунов — Бабай
- Кирилл Емельянов — Студер
- Велимир Русаков — Маэстро
- Олег Буганов — Принц
- Александр Вербицкий — Заяц
- Дмитрий Горевой — Череп
- Василий Лыкшин — Лаврик
- Никита Панов — Никита
- Семен Сивков — Калуга
- Алексей Соболев — Кучер
- Илья Сысоев — Матаня
- Мариус Штандель — Шкет
- Игорь Юртаев — Окунь
- Юрий Сошников — замполит
- Ростислав Бершауэр — доктор
- Павел Абдалов
- Игорь Афонин
- Александр Балабушевич
- Андрей Бобров
- Игорь Бровин
- Александр Буянов
- Александр Гришин
- Игорь Евтушенко
- Алексей Зайцев
- Денис Карасев
- Николай Качура
- Сергей Неудачин — надсмотрщик в тюрьме
- Александр Никулин
- Сергей Перелыгин,
- Роман Савченко
- Руслан Северин
- Александр Соловьев (мл.)
- Юрий Сысоев
- Александр Шаврин
- Владимир Шульга
Соответствие исторической реальности
Сюжет и фильма, и повести полностью вымышлен. Никакой исторической основы ни сюжета фильма «Сволочи», ни самой повести не имеется. Архивными документами и материалами (в том числе, из архивов ФСБ России и Комитета национальной безопасности Республики Казахстан) не подтверждается существование в системе органов НКВД — НКГБ школ по подготовке диверсантов из несовершеннолетних (подобных той, которая описана в повести «Сволочи» и показана в кинофильме «Сволочи»). Нет и архивных документов о спецоперациях по заброске диверсионных групп из числа подростков советскими органами госбезопасности в тыл противника в годы Великой Отечественной войны[5][6].
В период Второй мировой войны подготовку подростков в качестве шпионов и диверсантов проводили не советские, а немецкие спецслужбы. Абвер проводил вербовку и обучение «детей в возрасте от 8 до 14 лет из уголовно-хулиганского элемента и беспризорных» для использования в советском тылу и на оккупированной территории СССР[7]. В фильме «Сволочи» как исторически достоверные события, зрителю, не искушенному в отечественной истории, преподносят события, которых в СССР не существовало — мифических «детей-диверсантов»[8] и детские диверсионные школы[3].
Согласно архивным материалам, для обучения в школе сотрудники абвера производили вербовку детей, находившихся на оккупированной территории в детских домах в городах Орша и Смоленск. Доктор исторических наук, профессор Б. Н. Ковалёв подтверждает использование детей-диверсантов немцами, но отрицает существование подобной практики в СССР[9]. Таким образом получается, что сам Кунин, будучи подростком, служил немцам, о чем, естественно, умолчал рассказывая о детской диверсионной школе.
Утверждения о документальности событий
Режиссёр и сценарист фильма «Сволочи» Александр Атанесян заявил «Эху Москвы», что верит утверждению Кунина о достоверности событий — «Нет оснований не верить Владимиру Кунину, он был в этом лагере. Киноповесть „Сволочи“ родилась из двух глав романа „Мик и Альфред“ — это его автобиографический роман… Он прибился к беспризорникам, которых было полно в Казахстане, попал в тюрьму, потом в тот самый лагерь. Кунин не попал на спецзадание, а почему — он об этом не говорит…»[3]
В. Кунин до 2005 года дал несколько десятков интервью различным русскоязычным изданиям, где однозначно утверждал об автобиографичности событий, положенных позднее в основу сценария фильма «Сволочи».[1].
Итоги общественных журналистских расследований
Итоги проверки ряда утверждений[1] В. Кунина, проведённой редакцией газеты «Комсомольская правда», были опубликованы в статье Александра Бойко («Комсомольская правда» 02.02.2006)[3]. В статье был опубликовал ответ на запрос редакции в Центральный архив Министерства обороны, приведён текст приказа приёмной комиссии о зачислении Кунина (Фейнберга) в Ташкентскую военно-авиационную школу стрелков:
|
Фейнберг Владимир Влад., 1927 г. р., призван в декабре 1944 г., еврей, дом. адрес: г. Алма-Ата. ул. Калинина, 63». Здесь же приказы об откомандировании его в сентябре 1945 г. во 2-е Чкаловское военно-авиационное училище лётчиков-наблюдателей (ныне Оренбургская область), решению педсовета об отчислении 15 мая 1946-го в связи с учебной неуспеваемостью. Об отчислении 11 декабря 1946 за недисциплинированность из Московской военно-авиационной школы (г. Серпухов). На чем карьера не воевавшего военного пилота заканчивается. | 
|
Об альпинистских школах времен ВОВ в верховьях Медео, где, по утверждению В. Кунина[1], находилась спецшкола «детей-диверсантов», которую он окончил, написал известный в Казахстане краевед, знаток окрестностей и истории Алматы Аркадий Поздеев-Башта:
|
|
Начнем со знаменитой турбазы «Горельник», находившейся до памятного всем селя в 3 км выше Медео. В устье речки Горельник, при впадении её в Малую Алматинку, у целебного родника на узком скалистом мысе до сих пор можно увидеть строения бывшей турбазы. А в 1943 году в «Горельнике» размещалась Всесоюзная школа инструкторов горной подготовки, которую возглавлял заслуженный мастер спорта СССР М. Т. Погребецкий. Именно здесь многие советские воины получили первоначальные навыки ведения боевых действий в горах. Здесь прошли школу и многие известные казахстанские горовосходители, проложившие затем пути-тропы во все концы Заилийского, Кунгей и Терскей Алатау. Выше «Горельника», за мостом через Малую Алматинку, начинается красивое дикое ущелье Сарысай. Здесь во время Великой Отечественной войны, когда в «Горельнике» была горная школа, проводились тренировки по скалолазанию с курсантами, которые затем сражались с фашистами на Кавказе, в Карпатах, Альпах…. |
|
Более подробно эти факты осветил Павел Белан, главный научный сотрудник Института истории и этнологии им. Ч. Ч. Валиханова МОН РК[10][11]
Реакция на фильм со стороны ФСБ России
Широкая рекламная кампания фильма, где утверждалось, что фильм основан на реальных событиях, привлекала внимание ФСБ России, которая провела собственное расследование для проверки документальности фактов, изложенных в фильме.
ФСБ России располагает документальными материалами о практике использования детей в диверсионных целях спецслужбами нацистской Германии. В ФСБ России хранятся документы о немецкой школе по подготовке диверсантов из подростков, организованной абверкомандой-203 в июле 1943 года в деревне Гемфурт (нем. Hemfurth, коммуна Эдерталь, район Вальдек-Франкенберг, административный округ Кассель, земля Гессен, Германия)[6][12].
Прочие свидетельства
Согласно свидетельству Д. П. Карова «Немецкая оккупация и советские люди в записках русского офицера Абвера», помещённому в тематическом сборнике историка К. М. Александрова, заброска в тыл к немцам подростков 12—14 лет имела место в декабре 1941 — феврале 1942 г. Но эти дети были не преступниками, а беспризорниками в блокадном Ленинграде, их две недели подкармливали, а затем посылали на немецкую сторону, где они должны были спрятать свой багаж в лесу. Более 30 таких детей содержалось в специально построенном немцами детском доме около Пскова[13].
Оценка
Как отмечает историк С. Г. Асфатуллин, распространение через художественные произведения (в том числе фильмы) не соответствующих действительности, заведомо ложных сведений о событиях Великой Отечественной войны и их закрепление в общественном сознании представляют значительную опасность[14].
Награды и номинации
| Награды и номинации | ||||
|---|---|---|---|---|
| Награда | Категория | Номинант | Результат | |
| MTV Russia Movie Awards | «Лучший фильм» | Победа | ||
| «Лучшая экшн-сцена» | Победа | |||
| «Прорыв года» | Александр Головин | Победа | ||
| «Лучшая кинокоманда» | Номинация | |||
| «Лучшая драка или сражение» | Номинация | |||
| «Лучший саундтрек» | «Сволочи» — Лигалайз | Номинация | ||
| «Ника» | «Лучшая мужская роль второго плана» | Андрей Краско (посмертно) | Номинация | |
Скандал на премии MTV Russia Movie Awards 2007
На церемонии вручения премии MTV Russia Movie Awards 2007 Владимир Меньшов отказался вручать приз за лучший фильм. Вскрыв конверт и прочитав его содержимое, он разочарованно сказал: «Я надеялся, что пронесёт — не пронесло. Вручать приз за лучший фильм этому фильму — достаточно подлому и позорящему мою страну — я попросил бы Памелу Андерсон. Я, к сожалению, этого делать не буду. До свидания»[15][16][17][18].
Прочие факты
- Выбор постера фильма был произведен по результатам голосования посетителей нескольких веб-сайтов кинематографической тематики.
- Часть расходов на производство фильма — около $700 000 — оплатило Федеральное агентство по культуре и кинематографии, которое в то время возглавлял Михаил Швыдкой[3].
- Фильм «Сволочи», наряду с «Родина или смерть» (2007)[19] и «Кукушкины дети» (1991), является одним из трёх художественных фильмов, снятых на тему «советские дети-диверсанты в ВОВ».
- В фильме есть киноляп — в тот момент, когда Окунь обнаружил, что Калуга «вскрылся», можно заметить в левом углу Студера, хотя к тому моменту тот уже казнён.
- По мотивам фильма была выпущена компьютерная игра Medal of Honor. Alliied Assault. Сволочи. Дополнение к оригинальной игре Medal of Honor. Сюжет игры косвенно связан с фильмом. Предположительно, главную роль играет Кот, а сюжеты немного переделаны. В игре действие происходит ближе к концу фильма, когда ребята прошли необходимую подготовку, и в игре они все остаются живы, но ближе к середине разбегаются по заданиям. В этой игре цель: найти немецкий склад топливо и уничтожить его, попутно убирая всех главнокомандующих офицеров.
Напишите отзыв о статье "Сволочи"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Гавриленко, 2000.
- ↑ Удманцев, 21.06.2006, А от начальника отдела Центра общественных связей Управления программ содействия ФСБ России Олега Матвеева, присутствующего на заседании, корреспондент "ВПК" с удивлением узнал, что столь подло нашумевший своим искаженным историческим сюжетом фильм "Сволочи", который вызвал негодование многих ветеранов госбезопасности, прошедших войну, был снят на государственные деньги и вышел на широкий экран без просмотра его комиссией компетентных историков-экспертов.
- ↑ 1 2 3 4 5 Бойко, 02.02.2006.
- ↑ Щедров, 16.11.2007.
- ↑ Newsru.com, 01.02.2006.
- ↑ 1 2 ФСБ, 01.02.2006.
- ↑ Чуев, 2003, с. 289-291.
- ↑ Щербань, 2008, с. 102-105.
- ↑ Сапожникова, 02.09.2010, Б. Н. Ковалёв: «Я не собираюсь оправдывать сталинский режим, но хочу сказать одно: ничего подобного у нас не было! В своей книге я привожу примеры трагической судьбы тех самых „сволочей“, десятков тысяч русских детей из-под Орла и Смоленска, которых немецкие офицеры подбирали, кормили, давали кусочек тола, предлагая подбросить его к куче угля на железнодорожных станциях. Из них 99 % или не выполняли эти задания, или переходили на сторону Красной Армии. Но были те, которые по недомыслию делали то, что им говорили. Взрывались паровозы, гибли красноармейцы от подброшенной отравы»..
- ↑ Белан, 2005.
- ↑ Шибаев, 2005.
- ↑ Губернаторов, 2005.
- ↑ Александров, 2011, с. 415.
- ↑ «Мифы о войне — это информационные диверсии, направленные на разрушение нашей страны путём разложения духа россиян… уничтожения их любви к своему Отечеству, веры в него и готовности к защите Родины в случае агрессии»
С. Г. Асфатуллин. Развенчание мифов о Великой Победе // «Военно-исторический журнал», № 5, 2014. стр.7-11 - ↑ Лаптева, 21.04.2007.
- ↑ MTV Россия, 20.04.2007.
- ↑ Ганшина, 27.04.2007.
- ↑ Newsru.com, 20.04.2007.
- ↑ [www.belarusfilm.by/studio/projects/349/ «Родина или смерть», Военно-приключенческий кинофильм (2007)]
Литература
- Александров К. М. Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник.. — СПб.: Скрипториум, 2011. — С. 415. — 608 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-905011-06-1.
- [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434376%40fsbMessage.html Андрей Краско: «Сволочей» придумали] // Комсомольская правда (Калининград)/ФСБ России. — 07.02.2006.
- Аргунова, Алиса [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434388%40fsbMessage.html Сволочной сюжет] // Страна.ру/ФСБ России. — 03.02.2006.
- Белан, Павел [www.iie.kz/developments/1/32.jsp Горные стрелки из Горельника]. — 2005. — № 5 (июль).
- Бойко, Александр [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434380%40fsbMessage.html Режиссёр «Сволочей» признал, что сюжет картины — выдумка] // Комсомольская правда/ФСБ России. — 03.02.2006.
- Бойко, Александр [www.kp.ru/daily/23652/49495/ Спор вокруг фильма «Сволочи»: А был ли мальчик-диверсант? Писатель Кунин нашел материал о подготовке детей-смертников. Но не в СССР, а у гитлеровцев] // Комсомольская правда. — 02.02.2006. ([archive.is/20140515102315/www.fsb.ru/fsb/smi/overview/single.htm!id%3D10342370@fsbSmi.html копия])
- [www.fsb.ru/fsb/comment/remark/single.htm%21id%3D10310989%40fsbComment.html В архивах ФСБ нет документов, подтверждающих существование под Алма-Атой детской диверсионной спецшколы НКВД] // Интерфакс/ФСБ России. — 01.02.2006. [archive.is/Wum9C Архивировано] из первоисточника 15 мая 2014.
- [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm!id=10341111@fsbMessage.html В связи с выходом на экраны страны художественного фильма «Сволочи»] // ФСБ России. — 01.02.2006. [www.peeep.us/2f03df83 Архивировано] из первоисточника 13 мая 2014.
- [www.newsru.com/cinema/01feb2006/svolochi.html В прокат выходит фильм "Сволочи": официальное опровержение ФСБ] // Newsru.com. — 01.02.2006. [www.peeep.us/4ad10094 Архивировано] из первоисточника 13 мая 2014.
- Гавриленко, Артур [www.ozon.ru/context/detail/id/198983/ Интервью за рюмкой чая с Владимиром Куниным] // Ozon.ru.
- Галкин, Николай [districts.pravda.ru/northwest/arhangelsk/03-04-2006/80583-arh-0/?mode=print «Сволочи» в Архангельске: сочинение на безвольную тему…] // Правда.ру. — 03.04.2006.
- Ганшина, Зинаида [www.novayagazeta.ru/society/35863.html «Она дотронулась до меня своей грудью…». Бросили сволочей на землю] // Новая газета, Цветной выпуск. — 27.04.2007. — № 15 (25). [www.peeep.us/a81f9e6a Архивировано] из первоисточника 13 мая 2014.
- Горшкова, Елена [gazeta.aif.ru/_/online/saratov/600/14_01 Из сирот готовили диверсантов] // АиФ Саратов. — 31.05.2006. — № 22 (600).
- Губернаторов Н. В. Смерш против Буссарда (Репортаж из архива тайной войны). — М.: «Кучково поле», 2005. — ISBN 5-86090-109-7.
- [blog.kp.ru/journalshowcomments.php?journalid=858552&jpostid=11662158 Документы по германской школе диверсантов] // Комсомольская правда. — 02.02.2006.
- Костылёв, Антон [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434390%40fsbMessage.html ФСБ не даст соврать] // Газета.ру/ФСБ России. — 02.02.2006.
- Кочаненков С. С. [sites.google.com/site/ocerkipoistoriirodnyhmest/sla-vojna-sovetskie-podrostki-diversanty-germanskih-specsluzb Шла война... Советские подростки – диверсанты германских спецслужб.] // Очерки по истории родных мест. Жизнь смоленской деревни..
- Лаптева, Елена [www.kp.ru/daily/23891/66335/ Владимир Меньшов не отдал приз «Сволочам»] // Комсомольская правда. — 21.04.2007.
- Маслова, Лидия [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434382%40fsbMessage.html Интермальчики] // Коммерсантъ/ФСБ России. — 03.02.2006.
- [www.m24.ru/videos/35281 «Нераскрытые тайны»: Диверсанты Третьего рейха] // Москва 24.
- [ria.ru/society/20060202/43289865.html "Недостоверное" кино. Обобщение] // РИА Новости. — 02.02.2006.
- Петракова, Анастасия [www.rabochy-put.ru/society/13674-antisvolochishkola-maloletnikh-razvedchikov.html "Антисволочи":школа малолетних разведчиков фашистского абвера находилась под Смоленском?] // Рабочий путь. — 18.11.2011.
- Потапов Игорь, Виноградов Михаил [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434384%40fsbMessage.html Посмертно перевоспитаны] // Известия /ФСБ России. — 03.02.2006. [archive.is/TnN2M Архивировано] из первоисточника 15 мая 2014.
- [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434378%40fsbMessage.html Придуманные «Сволочи»] // Радио «Культура»/ФСБ России. — 01.02.2006. ([www.cultradio.ru/doc.html?id=67466&cid=44 копия])
- [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434392%40fsbMessage.html Режиссёр фильма «Сволочи» не претендует на историческую достоверность] // РИА Новости/ФСБ России. — 01.02.2006.
- [www.proza.ru/2007/04/23-124 Рецензия на книгу Н. В. Губернаторова Смерш против Буссарда (Репортаж из архива тайной войны), М.: «Кучково поле», 2005, ISBN 5-86090-109-7.].
- Сапожникова, Галина [www.kp.ru/daily/24551.4/727576/ "Борис Ковалев: «Почему мы должны прощать преступника, который хотя бы на несколько часов продлил войну?»] // Комсомольская правда. — 02.09.2010.
- Скандал на вручении премии «Кинонаграды MTV 2007»: Владимир Меньшов отказался вручить приз фильму «Сволочи» // Newsru.com. — 20.04.2007. [www.peeep.us/437ab775 Архивировано] из первоисточника 13 мая 2014.
- Солнцева, Анна [www.fsb.ru/fsb/press/message/single.htm%21id%3D10434386%40fsbMessage.html Война не всё спишет] // Время новостей/ФСБ России. — 03.02.2006.
- Токарев М. "Не-сволочи". Подготовка и использование подростков в СССР для разведывательно-диверсионной деятельности в годы Великой Отечественной войны // Диверсанты Второй мировой / ред.-сост. Г. Пернавский. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. — 352 с. — (Военно-исторический сборник). — 5000 экз. — ISBN 978-5-699-31043-2.
- Токарев М. [www.fsb.ru/fsb/history/author/single.htm%21id%3D10318148%40fsbPublication.html В школе горной войны "сволочей" не было] // ФСБ России. — 14.02.2006.
- Трофименков, Михаил И прочих сволочь // Коммерсантъ-Власть/ФСБ России. — 30.01.2006. — № 4.
- Турченко, Сергей [www.fsb.ru/fsb/smi/overview/single.htm!_print%3Dtrue%26id%3D10342484%40fsbSmi.html Дети под колпаком у «Сволочей»] // Труд. — 07.02.2006. ([www.fsb.ru/fsb/smi/overview/single.htm%21id%3D10342484%40fsbSmi.html копия])
- Удманцев, Вадим [vpk-news.ru/articles/3079 "Сволочи" за счёт бюджета] // Военно-промышленный курьер. — 21.06.2006. — № 23 (139).
- Чуев С. Г. Диверсионные службы Третьего рейха против СССР // Диверсанты Третьего рейха. Сб.. — М.: «Яуза», «Эксмо», 2003. — С. 289-291.
- Шибаев С. А. [www.ex-magazine.ru/news/publ/p1-55-svol.html Диверсанты, горы, уголовники... короче, «Сволочи». Очерк-дайджест] // "ЭКС" — журнал экстремальных путешествий. — 2006.
- Щедров, Ярослав [www.mk.ru/69656/69656.html Владимир Кунин. «Простить „Сволочей“ не могу!». Писатель дал слово больше не писать реалистические книги] // Московский комсомолец. — 16.11.2007.
- Щербань В. Г. Об искажении образа Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в современных отечественных художественных кинолентах // Вестник ОмГАУ. — Омск: ОмГАУ, 2008. — № 2. — С. 102-105.
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=mzP7E0GO2n4 Вручение премии MTV за лучший фильм 2006 года.] // MTV Россия. — 20.04.2007. [www.peeep.us/28cb423c Архивировано] из первоисточника 13 мая 2014.
- [web.archive.org/web/20070423102400/www.mtv.ru/news/index.wbp?article-id=1f3f1a07-58d2-4b14-9809-63804a0c795c&year=2007&month=4&day=20 Сволочи. Сволочи. Сволочи.] // MTV Россия. — 20.07.2007. [www.peeep.us/bfb80a8a Архивировано] из первоисточника 15 мая 2014.
- «Сволочи» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Александров, 2011, Гавриленко, 2000, Губернаторов, 2005, Шибаев, 2005 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Сволочи
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.
Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.
ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.
У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
