Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Леонардо да Винчи
Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом. 1508-1510?
Sant'Anna, la Madonna, il Bambino
Тополь, масло. 168 × 112 см
Лувр, Париж
К:Картины 1508 года

«Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом» — неоконченная картина Леонардо да Винчи. Принадлежит к позднему периоду его творчества. Выставлена в 5-м зале галереи Денон Лувра под инвентарным номером 776[1].





Сюжет

Леонардо да Винчи использовал мало распространённый в Италии сюжет, известный как «Анна-втроём», когда Мария сидит на коленях у своей матери Анны и держит на руках младенца Иисуса. Тем самым создаётся эффект mise en abyme: Мария на лоне родившей её Анны, а Иисус на лоне родившей его Марии.

Леонардо сделал множество набросков к этому сюжету, но так и не довёл работу до конца. Над самой картиной, ныне хранящийся в Лувре, художник работал около десяти лет, однако многие детали на ней остались незаконченными.

При создании центральной группы Леонардо использовал контраст цвета и освещения. Композиционно она вписана в пирамиду[2], в которой сочетаются округлые объёмы, мягкие изгибы линий и выполненные сфумато улыбающиеся лица, придающие полотну атмосферу нежности и вместе с тем неразгаданной тайны. Христос обнимает ягнёнка, символизирующего его будущие страдания, а Мария пытается сдержать его. Вместо религиозной торжественности работе свойственна интимность.

Вариант с агнцем впервые упомянут в датированной 1501 годом переписке главы ордена кармелитов, фра Пьетро да Новеллара, с Изабеллой д’Эсте. Новеллара видел в спокойствии Анны, противопоставляемом тревоге Марии за ребёнка, символ того, что церковь не желала бы предотвращения Страстей Христовых. Более ранняя версия со св. Иоанном вместо агнца подробно описана у Дж. Вазари:

В лице Мадонны было явлено все то простое и прекрасное, что своей простотой и своей красотой и может придать ту прелесть, которой должно обладать изображение Богоматери, ибо Леонардо хотел показать скромность и смирение Девы, преисполненной величайшего радостного удовлетворения от созерцания красоты своего сына, которого она с нежностью держит на коленях, а также и то, как она пречистым своим взором замечает совсем еще маленького св. Иоанна, резвящегося у её ног с ягненком, не забыв при этом и легкую улыбку св. Анны, которая едва сдерживает своё ликование при виде своего земного потомства, ставшего небесным, — находки поистине достойные ума и гения Леонардо.

Первая версия

В «Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев» Дж. Вазари рассказывает, что работа на сюжет «Анна-втроём» изначально была заказана как верхний запрестольный образ для церкви Сантиссима-Аннунциата во Флоренции. Заключив сделку с Леонардо, монахи-сервиты

взяли его к себе в обитель, обеспечив содержанием и его, и всех его домашних, и вот он тянул долгое время, так ни к чему и не приступая. В конце концов он сделал картон с изображением Богоматери, св. Анны и Христа, который не только привел в изумление всех художников, но когда он был окончен и стоял в его комнате, то в течение двух дней напролет мужчины и женщины, молодежь и старики приходили, как ходят на торжественные праздники, посмотреть на чудеса, сотворенные Леонардо и ошеломлявшие весь этот народ.

Как повествует Вазари, художник не закончил эту работу, и сервитам пришлось возобновить прежний контракт с Филиппино Липпи. Смерть помешала Липпи завершить начатый труд, и в конце концов алтарный образ на другой сюжет для сервитов написал художник Перуджино.

Лондонский картон

Картон с изображением трёх фигур и Иоанна Крестителя (правда, без ягнёнка, присутствующего в описании Вазари) с 1962 года хранится в Лондонской Национальной галерее. До этого с 1791 года он висел в здании Королевской академии художеств — Бёрлингтон-хаусе. В Англию рисунок был привезён из Венеции, куда попал в конце XVII века из собрания миланских аристократов Арконати.

Ещё во время нахождения в Милане 300 лет назад этот рисунок считался предварительной версией той картины, что сейчас находится в Лувре[3]. В связи с этим среди исследователей преобладает мнение, что первая версия «Святой Анны», столь поразившая Флоренцию, утрачена (её предполагаемый набросок находится в Венеции), а в Лондоне хранится позднейшее авторское повторение картона[4].

Свою картину по этой композиции Леонардо (добавив справа св. Иосифа) написал его ученик, Бернардино Луини.

В 1988 году психически нездоровый посетитель музея стрелял в лондонский картон из обреза[5].

Луврская картина

В конце XVII века антиквар Джан Пьетро Беллори решил навести справки о произведениях Леонардо да Винчи. В ответ на его запрос миланский ценитель искусства Себастьяно Реста сообщил, что луврская картина с изображением св. Анны была написана Леонардо в Милане в 1500 году по заказу Людовика XII[6]. Возможно, король Франции, услышав о картоне Леонардо с изображением св. Анны и о его поразительным успехе, возжелал порадовать им свою новую жену, Анну Бретонскую. Это было бы тем более уместно, что Анна ожидала ребёнка, а св. Анна считалась покровительницей новобрачных и беременных[6][7].

Поскольку незавершённый картон остался во Флоренции, художник, вероятно, начал для французского короля новую картину на этот сюжет. В 1517 г. её видел в Кло-Люсе кардинал Луиджи Арагонский. Из записей его секретаря можно сделать вывод, что картина оставалась у художника до самой смерти и так и не была им закончена. Предполагается, что Леонардо вернулся к «Святой Анне с Мадонной и младенцем Христом» и стал дорабатывать её только в конце жизни, когда в нём возобладал интерес к математике и другим наукам. Так, например, скалистый пейзаж на заднем плане свидетельствует об увлечении художника геологией[7].

В 1683 г. Шарль Лебрен, отвечавший за живопись при дворе Людовика XIV, распорядился составить инвентарь королевской картинной галереи. Этот документ фиксирует наличие в ней «Святой Анны» Леонардо да Винчи. В художественное собрание королей Франции картина попала из дворца кардинала Ришелье, который вывез её из Монферрата во время войны за мантуанское наследство. Как картина могла оказаться после смерти художника в Италии, не вполне ясно — возможно, её увёз туда после смерти учителя Франческо Мельци, унаследовавший многое из его имущества. Согласно другой версии, после смерти художника картину выкупил у Салаи король Франциск I[8] — однако в таком случае непонятно, как она могла в скором времени попасть в Монферрат.

От Ришелье картина перешла к Людовику XIII, при Анне Австрийской она была перевезена в Фонтенбло. Людовик XIV перевёз её в Версаль. В 1901 году работа вошла в экспозицию Лувра.

Состояние

Основа картины — четыре доски из тополя толщиной в 3 см, склеенные и скреплённые двумя поперечными еловыми перекладинами. В дальнейшем с обеих сторон были добавлены две планки шириной в 10 см, которые расширили композицию (в настоящее время закрыты рамой). Со временем доски несколько деформировались и стали выпуклыми. Большая вертикальная трещина проходит по лицу св. Анны и шее Марии. В отличие от женских лиц, лицо младенца Иисуса покрылось сетью мелких кракелюров — вероятно, художник использовал здесь другие методы работы.

Картину часто реставрировали. Старые лаки, покрывающие живописный слой, потемнели неравномерно.

В 2012 году была окончена довольно радикальная реставрация картины, в ходе которой она приобрела непривычно яркие цвета. Два высокопоставленных куратора Лувра в знак протеста вышли из состава реставрационной комиссии[9]. Они полагают, что реставрация могла бы быть более бережной и деликатной, ибо, по их мнению, даже при жизни Леонардо краски так не резали глаз, как после «омоложения» картины в XXI веке.

Интерпретации

В работе «Леонардо да Винчи. Воспоминания детства» (1910) Зигмунд Фрейд попытался на материале картины «Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом» провести анализ личности Леонардо методом психоанализа.

Фильмография

  • «Улыбка и сплетения. Святая Анна, Мадонна и младенец Иисус», фильм Алена Жобера[fr] из цикла «Палитры» (Франция, 1989).

Напишите отзыв о статье "Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом"

Примечания

  1. Путеводитель по Лувру. — Париж: Réunion des Musées Nationaux, 2007. — С. 268—269. — 480 с. — ISBN 2-7118-5134-6.
  2. Подобную пирамидальную композицию также не раз использовали Рафаэль и Андреа дель Сарто, вероятно, почерпнув её у Леонардо.
  3. Об этом Джан Пьетро Беллори писал из Милана фра Реста.
  4. [www.nationalgallery.org.uk/paintings/leonardo-da-vinci-the-burlington-house-cartoon Leonardo da Vinci | The Burlington House Cartoon | NG6337 | The National Gallery, London]
  5. [www.nytimes.com/1988/11/08/arts/restoring-a-leonardo-drawing-that-was-hit-by-a-shotgun-blast.html Restoring a Leonardo Drawing That Was Hit by a Shotgun Blast] // NYTimes.com
  6. 1 2 Laure Fagnart. Léonard de Vinci en France. ISBN 9788882655549. P. 64.
  7. 1 2 [www.louvre.fr/en/oeuvre-notices/virgin-and-child-saint-anne The Virgin and Child with Saint Anne | Louvre Museum | Paris]
  8. [www.louvre.fr/en/oeuvre-notices/virgin-and-child-saint-anne] // Сайт Лувра
  9. [www.kommersant.ru/doc/1903569 Ъ-Online - Леонардо да Винчи добавили ярких красок]

Ссылки

  • [cartelen.louvre.fr/cartelen/visite?srv=car_not_frame&idNotice=13830 «Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом»] в базе данных Лувра (фр.)

Отрывок, характеризующий Святая Анна с Мадонной и младенцем Христом

– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому: