Георгий Амастридский

Георгий Амастридский
Γεώργιος
Рождение	750-760 годы Кромна, Пафлагония, Византийская империя
Смерть	3 марта 802-811 года или 825 года Амастрида, Пафлагония, Византийская империя
В лике	святителя
День памяти	21 февраля (5 марта) в високосный год, 21 февраля (6 марта) в невисокосные годы; визант. 8 февраля
Подвижничество	праведный образ жизни, силой молитвы избавил город от врагов, чудеса после смерти.

Гео́ргий Амастридский (750/760, Кромна, Пафлагония, Византийская империя — 3 марта 802-811 года или 825 года, Амастрида, Пафлагония, Византийская империя) — христианский святой, святитель, праведник, монах, заступник, епископ, (позднее архиепископ) византийского города Амастрида (город на побережье анатолийской области Пафлагония, ныне город Амасра, Турция).

Житие

Родился в благочестивой и знатной семье, родители — Феодосий и Мигефо (в краткой греческой редакции Жития — Феодор и Мигефуса). Почти до старости они оставались бездетными, но по молитвам у них родился сын, перед его рождением происходили многочисленные знамения, предрекавшие имя младенца, его будущее священство и святость. В возрасте трех лет мальчик упал в огонь, играя, и, хотя его сразу вытащили, обе руки и одна нога на всю жизнь остались изувечены шрамами. В юности Георгий отличался способностями к церковным и светским наукам. Когда он достиг совершеннолетия, его взял на воспитание дядя, имевший сан архиерея. По прошествии некоторого времени Георгий тайком ушел в Сирию, где подвизался в пещере на вершине Агриосирикийской горы. Вскоре он принял постриг от некоего старца, который и в дальнейшем руководил его жизнью. После смерти наставника Георгий ушел в монастырь Вонисса. В житии говорится, что Βωνύσσα — местное название обители. В актах VII Вселенского Собора упоминается игумен монастыря со схожим названием: Βονισσῶν (Mansi. T. 13. P. 156), встречается похожее название и в других греческих источниках. Но маловероятно, что это была обитель Воница в Акарнании (Западная Греция), как предполагается в «Синаксаристе» Никодима Святогорца (Νικόδημος. Συναξαριστής. Τ. 3. Σ. 299-300).

Вскоре молва о суровой постнической жизни Георгия широко распространилась, достигнув и его родины. Георгий был избран на кафедру города Амастриды, вероятно, после кончины (около 790) епископа Григория, чья подпись стоит в актах VII Вселенского Собора (Mansi. T. 13. P. 336). В. Г. Васильевский предполагал, что он являлся дядей Георгия, хотя в тексте жития это не отмечено (Васильевский. Т. 3. С. LVII-LVIII). Послы из Амастриды, выслушав отказ Георгия стать их епископом, насильно увезли его из обители. Несмотря на то, что император прочил другого кандидата на Амастридскую кафедру, Георгий был рукоположен во епископа патриархом Константинопольским свт. Тарасием, который неожиданно узнал в нем юношу, много лет назад отказавшегося принять от него плату за пение псалмов, объяснив это тем, что получит лучшую награду в вечной жизни. В Константинополе Георгий снискал расположение императора Константина VI и его матери Ирины.

Георгий добился для кафедры автокефалии от Гангрской митрополии, что подтверждают и официальные списки кафедр Константинопольского Патриархата (Darrouzès. Notitiae. N 2). Во время нашествия арабов, опустошавших окрестности, Георгий призвал всех, пострадавших от набегов врага, укрыться за стенами Амастриды, сам же безоружный с молитвой обошел городские стены, избавив город от разорения. Другие источники не упоминают Амастриду в числе городов, пострадавших от арабского завоевания, однако существуют достоверные сведения о присутствии арабов на южных и восточных границах Пафлагонии. Своим заступничеством Георгий спас амастридских купцов, схваченных и осужденных на смерть в городе Трапезунде (ныне город Трабзон, Турция) якобы за нарушение таможенных правил. Их отчаянные молитвы чудесным образом были услышаны Георгием, и он тотчас отправился в Трапезунд. Однако местный воевода (στρατάρχης) наотрез отказался отпустить купцов, и тогда его супруга была поражена слепотой. Когда воевода раскаялся и передал Георгию узников, женщина прозрела.

В Амастриде под покровительством Георгий провел 4 года свт. Иоанн Готский, вынужденный бежать от хазар. Георгий также возглавлял торжественную процессию по отправлению мощей свт. Иоанна в Тавриду, к месту погребения.

Георгий опекал обездоленных, занимался украшением храмов, особенно заботясь о благочинии алтаря.

Георгий мирно скончался в правление императора Никифора I (802—811), которому святой предсказал императорскую власть, когда тот ещё был придворным чиновником. В житии подчеркивается благочестие Никифора и его равнодушие к власти, сообщается также, что император, сняв порфиру, тайно облачался в одежду Георгия, считая, что так он поспособствует укреплению царства.

В тексте необычным образом приведена дата кончины Георгия: «за 2 дня до 10-го числа месяца дистра», из-за чего, по мнению В. Г. Васильевского, произошли расхождения в установлении дня памяти святителя. Вероятно, греческий составитель минейного сборника, в котором содержался оригинал рукописи, посчитал, что месяц сиро-македонского календаря дистр, соответствуюет не марту, а февралю, откуда и появилась дата 8 февраля. Скорее всего дистр считали февралем и те, кто позднее поместил память Георгия под 21 числом. Для объяснения этого решения Васильевский предлагал читать не τῇ πρὸ δύο τῆς δεκάτης, а τῇ πρώτῃ πρὸς δύο δεκάδας, то есть в первый день после 2 декад. В примечаниях к «Житиям святых» свт. Димитрия Ростовского (ЖСв. Февр. С. 366) днем кончины Георгия названо 3 марта.

Георгий известен и чудесами, происходившими после его кончины. Когда наводнение, вызванное сильным ливнем, поднялась до того, что вода в храме достигла гроба святителя, водный поток отступил, образовав вокруг гроба подобие стен.

Основной научный интерес к Житию Георгию вызван упоминанием народа русь в рассказе об одном из посмертных чудес святителя:

То, что следует далее, и еще более удивительно. Было нашествие варваров, руси [βαρβάρων τῶν ῾Ρῶς], народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный на деле и по имени народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их нечестивые алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого готового противостоять. Лугам, источникам, деревьям воздается поклонение. Верховный промысл допускает это, может быть, для того, чтобы умножилось беззаконие, что, как мы знаем из Писания, много раз испытал Израиль. Пастырь добрый не был налицо телом, а духом был с Богом и, в непостижимых судах его читая, как посвященный, лицом к лицу, медлил заступлением и откладывал помощь. Но наконец он не возмог презреть, и вот он и здесь чудодействует не меньше, чем в других случаях. Когда варвары вошли в храм и увидели гробницу, они вообразили, что тут сокровище, как и действительно это было сокровище. Устремившись, чтобы раскопать оное, они вдруг почувствовали себя расслабленными в руках, расслабленными в ногах и, связанные невидимыми узами, оставаясь совершенно неподвижными, жалкими, будучи полны удивления и страха и ничего другого не имея силы сделать, как только издавать звуки голоса. (Васильевский. Т. 3. С. 64).

Таким образом, в церкви Амастриды русь попыталась вскрыть гроб свт. Георгия в поисках сокровищ, но этого сделать не удалось, у воинов отнялись руки и ноги. Узнав у одного из пленных горожан, что воинов поразил гнев христианского Бога, предводитель приказал отпустить всех христиан и вернуть в храмы церковные ценности, и это спасло воинов.

Георгию приписывается авторство нескольких канонов: на происхождение честных древ Креста (1 августа), святителям Парфению Лампсакийскому (7 февраля), Порфирию Газскому (26 февраля), критским мученикам (23 декабря), прп. Пелагии (8 октября), мч. Артемону (13 апреля).

Почитание

Житие сообщает о высоком почитании святого Георгия как простолюдинами, так и знатью и даже императорской семьей.

Память

День памяти: 21 февраля (5 марта) в високосный год, 21 февраля (6 марта) в невисокосные годы; визант. 8 февраля. В греческих календарях также 25 октября.

Источниковедение и историография Жития

Житие Георгия сохранилось в единственной рукописи Х в. (Parisin. gr. 1452. Fol. 57r-75r), которая представляет собой часть греческой Минеи на февраль. Житие помещено под 8 февраля. Рукопись поступила в Королевскую библиотеку Парижа в составе собрания кард. Н. Ридольфи, племянника папы Льва X (1475—1521). В греческих служебных минеях и синаксарях память Георгия находится под 21 февраля, там же помещена краткая редакция Жития (SynCP. Col. 481-482).

На начальном этапе исследования текста в середине XIX века выдвигалось предположение, что в житиях Георгия и свт. Стефана, архиеп. Сурожского, идет речь об одном и том же событии (Kunik E. Die Berufung der schwedischen Rodsen. SPb., 1845. 2. Abt. S. 353), однако современные исследователи отвергают эту гипотезу.

Первый издатель русского перевода текста (в 1893) акад. В. Г. Васильевский считал, опираясь на стиль изложения, что автором памятника был известный агиограф Игнатий Диакон (770/780 — после 845 г.). Исходя из этого, он датировал набег между 820 и 842 годами, то есть 2-м иконоборческим периодом. Ученые, придерживающиеся этой точки зрения, отмечают стилистическую близость жития к другим произведениям Игнатия и органичность пассажа о росах в тексте. Текст жития рассматривается не в виде отдельных фраз, находящих аналогии в других памятниках, а исследуется в сопоставлении с традицией византийской агиографии того времени. Кроме стилистической близости Жития с сочинениями Игнатия историки усматривают ещё один характерный признак эпохи — молчание об иконах. Иконоборческий период продолжался до смерти императора Феофила в 842 году, что определяет верхнюю границу написания Жития.

Другие исследователи предполагают историю о нашествии русов в «Житие св. Георгия Амастридского» позднейшей вставкой, призванной описать чудо от гроба св. Георгия. В описании набега указывается, что варвары начали разорение от Пропонтиды, то есть из мест около Константинополя, а эти события относятся к набегу руси 860 года. Исследователи отмечают, что фрагмент о росах содержит фразеологическое и идейное сходство с проповедями патриарха Фотия в 860-м году. А. А. Васильев (Vasiliev A. A. The Russian Attack on Constantinople in 860. Camb. (Mass.), 1946. P. 70-89), а также византинисты школы А. Грегуара (Grégoire H. L'histoire et la légend d'Oleg prince de Kiev // La Nouvelle Clio. Brux., 1952. Vol. 4. N 5-8. P. 280-287; Da Costa-Louillet G. Y eut-il des invasions Russes dans l'Empire Byzantin avant 860? // Byz. 1941. Vol. 15. P. 231-248; Idem. Saints de Constantinople aux VIII-e, IX-e, X-e siecles // Byzantion. 1954. Т. 24. P. 479—492) и др. исследователи, считали рассказ о нашествии руси на Амастриду позднейшей интерполяцией; это событие они связывали с походом руси на Константинополь в 860 г., о котором говорится в 2 гомилиях патриарха Константинопольского свт. Фотия (Photii Epistulae et Amphilochia / Ed. B. Laourdas et L. G. Westerink. Lpz., 1983. (BSGRT). Vol. 1. P. 50), или с походом на Византию в 941 г. князя Игоря.

Точка зрения Васильевского разделяли отечественные ученые (Никитин П. О нек-рых греч. текстах житий святых // ЗИАН. Сер. 8. 1895. Т. 1, № 1. С. 27-51; Левченко М. В. Очерки по истории рус.-визант. отношений. М., 1956. С. 46-55).

В 1979 г. А. Макропулос изложил аргументы в пользу того, что росский эпизод Жития является поздней вставкой «в стиле Фотия».

В 1977 г. и 1982 г. И. И. Шевченко опубликовал развернутое опровержение доводов сторонников поздней датировки набега, в частности, аргументов А. Макропулоса. И. И. Шевченко считал, что существует стилистическая близость жития, в том числе и пассажа о нашествии руси, к другим сочинениям Игнатия Диакона, и назвал ряд признаков, по которым текст можно отнести к памятникам иконоборческой эпохи. Если последнее предположение верно, то упоминание этнонима «русь» (῾Ρῶς) в Житии Георгия является древнейшим во всех известных греческих источниках. (Sevcenko I. Hagiography of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 121—127 .Sevcenko I. Ideology, Letters and Culture in the Byzantine World. — London, 1982. — # 5).

К. Цукерман относит нападение к началу 830-х годов; посольство же русов в Константинополь в 838-м году, известное из Бертинских анналов, интерпретирует как последующий мирный договор. Воспроизведенная в этом источнике дипломатическая переписка императоров Феофила и Людовика Благочестивого свидетельствует о стремлении византийского императора оградить делегацию «росов» от каких-либо опасностей и обеспечить её успешное возвращение на родину. Столь заботливое отношение византийцев трактуется Цукерманом как их желание сохранить мир с варварами, представляющими серьёзную военную опасность империи.

См. также

• Святой
• Святитель
• Житие
• Пафлагония
• Русь (народ)
• Поход руси против Византии (830-е годы)
• Русско-византийские войны

Источники

• Житие: Parisin. gr. 1452. Fol. 57r-75r.
• Краткая редакция жития: SynCP. Col. 481-482.
• [krotov.info/lib_sec/12_l/et/opis_ak.htm#9992 Васильевский В.Г. Житие Георгия Амастридского. Житие Стефана Сурожского // Летопись занятий Археографической комиссии. Выпуск 9. 1893].
• [library.nd.edu/byzantine_studies/documents/Amastris.pdf Перевод Жития на английский с изд. В. Г. Васильевского (University of Notre Dame 2001)].
• Васильевский В. Г. Труды. Пг., 1915. Т. 3. С. I-CXLI.
• [Введ. в Житие св. Георгия Амастридского]. С. 1-71.
• [Житие св. Георгия Амастридского, греч. текст и рус. пер.].
• BHG, N 668-668e.
• ActaSS. Febr. T. 3. P. 269.
• ЖСв. Февр. С. 365-366.
• Vasilievsky V. Analecta byzantinorussica, vol. iii, 1893, pp. 1–73 (публ. жития и комм.).

Литература

• Сергий (Спасский). Месяцеслов. Т. 3. С. 79-80.
• Janin. Grands centres. P. 438.
• idem. Giorgio, vescovo di Amastri in Paflagonia // BiblSS. T. 6. P. 533.
• Ševčenko I. Hagiography of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 121-125.
• Νόβακ Γ. Γεώργιος ὁ ᾿Αμάστριδος // ΘΗΕ. Τ. 4. Σ. 461-462.
• Aubert R. Georges d'Amastris // DHGE. T. 20. P. 584.
• Σωφρόνιος (Εὐστρατιάδης). ῾Αγιολόγιον. Σ. 92.
• Pritsak O. At the Dawn of Christianity in Rus' // Proc. of the Intern. Congr. Commemorating the Millenium of Christianity in Rus'-Ukraine. Camb. (Mass.), 1990. P. 94-95. (HUS; Vol. 12/13).
• Бибиков М. В. «Племя неведомое, племя бесчисленное, племя от края земли»: Имя Руси в визант. традиции IX - сер. X вв. // Он же. Byzantinorossica: Свод визант. свидетельств о Руси. М., 2004. Т. 1. Гл. 2. С. 41-44.
• Vasiliev A. A. The Russian Attack on Constantinople in 860. Camb. (Mass.), 1946. P. 70-89.
• Grégoire H. L'histoire et la légend d'Oleg prince de Kiev // La Nouvelle Clio. Brux., 1952. Vol. 4. N 5-8. P. 280-287.
• Da Costa-Louillet G. Y eut-il des invasions Russes dans l'Empire Byzantin avant 860? // Byz. 1941. Vol. 15. P. 231-248.
• Idem. Saints de Constantinople aux VIII-e, IX-e, X-e siecles // Byzantion. 1954. Т. 24. P. 479—492.
• Никитин П. О некоторых греческих текстах житий святых // ЗИАН. Сер. 8. 1895. Т. 1, № 1. С. 27-51.
• Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 46-55.
• Sevcenko I. Hagiography of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 121—127 .Sevcenko I. Ideology, Letters and Culture in the Byzantine World. — London, 1982. — # 5.

Ссылки

• [krotov.info/yakov/history/09_bio_moi/825_georgy.htm С сайта Библиотека Якова Кротова]
• Большая часть настоящей статьи взята из с [www.pravenc.ru/text/162168.html сайта Православной энциклопедии]. (Электронная версия издания «Православной энциклопедии». Статья о свт. Георгии: Православная энциклопедия. М., 2005 г. Т. 10. С. 656-658).
• [www.pravoslavie.ru/put/59945.htm Православие.ru]
• [drevo-info.ru/articles/9280.html Открытая православная энциклопедия «Древо»]
• [www.portal-slovo.ru/history/43855.php Слово. Образовательный портал]

Отрывок, характеризующий Георгий Амастридский

Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.