Ремигий
| Ремигий лат. Remigius<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Крещение Хлодвига I святым Ремигием в Реймсском соборе на Рождество 498 года. Скульптура Поля Дюбуа (1896 год)</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 459 — 533 | ||
| Предшественник: | Беннаж | |
| Преемник: | Роман | |
| Образование: | теологическое | |
| Рождение: | ок. 437 Серни-ан-Ланнуа, Пикардия | |
| Смерть: | 13 января 533 Реймс, Шампань | |
| Похоронен: | Реймсский собор | |
| Отец: | Эмиль Лаонский | |
| Мать: | Святая Селин | |
Святой Ремигий Реймсский или Святой Реми (фр. Remi, лат. Remigius; около 437 — 13 января 533) — епископ Реймсский, апостол франков.
Считается, что именно он обратил в христианскую веру салических франков, крестив 25 декабря 498 года первого короля из династии Меровингов Хлодвига I с 3000 его воинов и приближенных. Это один из ключевых моментов в истории европейского христианства. Именно тогда Реймсский собор стал тем местом, где в будущем короновались все короли и императоры Франции.
Содержание
Биография
Святой Ремигий родился в 437 году в Лаонском диоцезе. Считается, что он происходит из состоятельной галло-римской семьи, его отцом был граф Эмиль Лаонский, а матерью — Святая Селин, дочь епископа Суассонского. Своё теологическое образование Ремигий получил в Реймсе, и вскоре стал известен благодаря своей учености и святости. В 22 года его избрали епископом Реймса.
С именем святого Ремигия связана легенда о суассонской чаше. То, что Хлодвиг I согласился ему эту чашу вернуть, может свидетельствовать, что между епископом и франкским королём были довольно хорошие отношения. Именно Ремигий и жена Хлодвига св. Клотильда смогли убедить короля принять истинную веру, а не широко распространенное в то время арианство. Ещё до того, как Хлодвиг был окрещен, он богато одаривал как самого епископа, так и жителей-христиан Реймса. А после победы над аламаннами в битве при Толбиаке в 496 году он попросил епископа реймсского окрестить его и 3000 его воинов (если верить словам Григория Турского), что и произошло 25 декабря 498 года (эта дата довольно условна, точнее было бы сказать, что данное событие произошло в промежутке между 496 и 500 гг.). Традиция помазания королей на царствование в Реймсе появилась уже после смерти епископа Ремигия, её ввел епископ реймсский Гинкмар в IX веке.
Хлодвиг наделил Ремигия землями, где тот построил и освятил большое количество церквей. Он возвел в ранг епископств Турне, Камбре, Теруанн, Аррас и Лаон. Брат святого Ремигия Principius был епископом Суассона и состоял в переписке с Сидонием Аполлинарием.
Авторы «Gallia Christiana» рассказывают, что святому Ремигию делали дары и многие другие франки, а епископ передавал их в Реймсский собор.
Хотя Ремигий никогда не принимал участия во Вселенских соборах, в 517 году он провел синод в Реймсе, на котором после жаркой дискуссии он переубедил епископа, который впал в ересь — перешёл в арианство. Влияние Ремигия на простой народ и на священнослужителей было огромно в связи с тем, что он простил оскорбления, которые ему нанес Клавдий, священник, которого Ремигий ранее положил в сан. Этим Ремигий заслужил осуждение других епископов, так как они считали, что Клавдий заслуживает отлучения.
Поучениями епископа Ремигия восхищался в то время Сидоний Аполлинарий, о чём он писал в своих письмах к епископу. К сожалению, письма Ремигия до нас не дошли. Существует четыре письма Сидония Аполлинария: в одном рассказывается о священнике Клавдии, два из них написаны Хлодвигу и одно — епископу Тонгра.
«Завет» святого Ремигия является апокрифом. Короткое, однако, легендарное житие святого Ремигия приписывается Венанцию Фортунату. Другое житие, если верить Иакову из Ворагина (архиепископ Генуи и автор «Золотых легенд», сборника житий святых), было написано епископом Игнацием Реймсским. Поздравительное письмо к папе Гормизду по поводу его избрания в 523 году тоже является апокрифом. Письмо, в котором Гормизд якобы назначил Ремигия наместником в королевстве Хлодвига, было признано фальшивым. Считается, что речь идет о попытке епископа Гинкмара Реймсского обосновать свои притязания на возвышение Реймса до первостепенного уровня.
Святой Ремигий был похоронен в Реймсском соборе, откуда епископ Гинкмар Реймсский приказал перенести его мощи в Эперне во время набегов викингов. Оттуда в 1099 году мощи были перенесены в аббатство Святого Ремигия.
День Святого Ремигия празднуется 1 октября.
Церкви
- Базилика Сен-Реми в Реймсе в Шампань-Арденнах
- Церковь Сен-Реми в Монтье-ан-Дер в Шампань-Арденнах
- Церковь Сен-Реми в Форбаш в Лотарингии
- Церковь Сен-Реми в Schorbach (?) в Лотарингии
- Basiliquestremy.jpg
Базилика Сен-Реми в Реймсе, XI в.
- Eglise schorbach.jpg
Церковь Сен-Реми в Schorbach, XII в.
- KircheForbach.JPG
Церковь Сен-Реми в Форбаш, XIX в.
Напишите отзыв о статье "Ремигий"
Ссылки
- [drevo.pravbeseda.ru/index.php?v=11439 Ремигий Реймсский в "Открытой православной энциклопедии"]
- [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext2.htm Григорий Турский "История франков"]
См. также
- [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Blok/index.php Блок М. Короли-чудотворцы.]
Отрывок, характеризующий Ремигий
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
