Святополк II Померанский

Святополк II Великий кашубск. Swiãtopôłk II польск. Świętopełk II Wielki<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет в Оливском монастыре</td></tr>
герцог Померелии-Гданьск
1216/1220 — 1266
Предшественник:	Мстивой I
Преемник:	Вартислав II
герцог Померелии-Свеце и Гневе
ок. 1230 — 1266
Предшественник:	Вартислав I
Преемник:	Мстивой II
Смерть:	11 января 1266(1266-01-11)
Место погребения:	Оливский монастырь
Род:	Свантибориды
Отец:	Мстивой I
Супруга:	Саломея, Ефросинья, Эрменгарда Мекленбургская
Дети:	Ефимия, Хедвига,Мстивой II, Вартислав II, дочь, Иоанн, Дамброка

Святополк II Великий (умер 10 января 1266), князь Померелии (иначе Гданской Померании, Восточной Померании) с ок. 1216/1220 до своей смерти. Сын Мстивоя I из династии Самборидов.

Именование

Известно несколько вариантов его имени: Swantepolk, Swantipolk, Svatopluk, Swietopelk, Swatopolk, Sviatopolk, Światopełek, Świętopełk, Domin(us) Zwantepolc(us) D(ux) Danceke и Svantopelc Ducis Pomeranie.

Ранние годы

После смерти отца, Святополк к 1220 году стал соправителем Восточной Померании). Его личным уделом был Гданьск. После смерти брата Вартислава присоединил его владение Любешов.

Пока братья Святополка: Самбор II и Ратибор были молоды, он действовал как их опекун. После совершеннолетия братья получили свою часть наследства: Самбор получил Любешов, а Ратибор получил Бялогард.

11 ноября 1227 года Лешек Белый, Конрад I Мазовецкий, Владислав III Тонконогий, Владислав Одонич и Генрих I Бородатый собрались на съезд в Гонзаве, собранный официально ради примирения Владиславов. Владислав Одонич, женатый на сестре Святополка убедил того, что на самом деле князья злоумышляют против померанского князя. 14 ноября 1227 года Святополк напал на Гонзаву.

Лешко Белый и Генрих Бородатый находившиеся в момент нападения в бане, пытались бежать. Во время бегства Лешек был убит, а Генрих тяжело ранен.

Это освободило Святополка от сюзеренитета Польши.

Осенью 1233 года вместе с братом Самбором, Святополк принял участие в походе польских князей (Генриха Бородатого, Владислава Одонича, Конрада Мазовецкого Казимира Куявского) против пруссов. В битве на реке Сиргуна пруссы потерпели поражение. В ответ пруссы, перейдя реки Ногат и Вислу, вскоре совершили нападение на Поморье.

В 1238 году Святополк присоединил Славно и Столп. В 1239 году после смерти Владислава Одонича Накло. Со временем братья, покровителем (опекуном сначала, а потом главой) которых был в течение двадцати лет Святополк, отказались поддержать общепоморскую политику старшего брата и вступили с ним в борьбу, перешедшую в войну. Самбор Любешовский и Ратибор Бялоградский привлекали в качестве союзников сначала своих родственников из Польши, а позже Тевтонский Орден.

В ответ Святополк начал поддерживать пруссов в борьбе с Тевтонским Орденом. В 1241 году послы Святополка были посланы к папе римскому, чтобы тот защитил пруссов от Ордена. Но из-за вакантности в 1241—1243 году папского престола послам не удалось ничего добиться.

Конфликты с Орденом

В 1242 году началась борьба Святополка с орденом. В ней выделяют четыре этапа:

1. Летом 1242 года Святополк и восставшие пруссы заставили рыцарей сидеть в осаде в Эльбинге, Торне, Балге, Хелмне, Редене. Союзники ордена (Конрад I Мазовецкий и его сыновья Болеслав Мазовецкий, Казимир Куявский и Земовит) занимают Вышегрод (Вышеград) и Сартавицу, отнимают Накло (передав его Пшемыславу и Болеславу). Опустошают Восточную Померанию. Святополк вынужден заключить мир с Орденом, отдав в качестве залога замок Сартовице, своего сына Мстивоя, Вояка и бургграфа Вимара.
2. В 1244 году поджег Сартавицу и Хелм. Святополк воюет на Хелмской и Куявской землях, пытается освободить сына. Союзниками Ордена выступают Казимир Куявский, младшие братья Святополка — Самбор и Ратибор.
3. Святополк воюет против Куявии. А также против Ордена. Папа Иннокентий IV в 1245 году первоначально поддержал орден, а потом занял нейтральную позицию.
4. В 1247 году идут переговоры между Святополком и Орденом при посредничестве церкви (Фулькон, архиепископ Гнезненский, Гейденрих, епископ Кульмский).

Папский легат архидьякон Иаков добился в 1248 году возвращения Мстивоя Святополку. 24 ноября 1248 года был подписан и мирный договор между Святополком и Тевтонским Орденом. Также легат потребовал чтобы Святополк возвратил братьям земли, выпустил на свободу Ратибора, а спорные вопросы с братьями решил при помощи третейского суда. Святополк помирился с братьями, вернув им владения.

Но в 1251 году конфликт с Орденом начался вновь. Причиной был остров Сантир которого долгое время добивались тевтонцы. Самбор ранее противившийся передаче острова Ордену, передал эту землю. Бречкевич считал, что Самбор таким образом расплачивался с тевтонцами за помощь против Святополка. За подобную помощь он даровал земли и епископу Куявскому.

Бречкевич писал что против дарования епископу Куявскому Святополк не возражал, а передачей Санторина был недоволен. Он объясняет это следующим:

Если имения епископа в Поморье, хотя наделяемые большими льготами не выходили из под верховной власти князя, то отчуждение земель которые делал Самбор в пользу Тевтонского ордена в Пруссии, были невозвратимыми урезками территории государства…

Святополк узнав о передаче острова, захватил Сантир, Самбор бежал. Тевтонские рыцари в ответ напали на Померанию. 25 января Оливский монастырьа дойдя до Гданьска они разорили Оливский монастырь. А Святополк напал на Помезанию (по другим источникам Кульмскую землю).

Папа Иннокентий IV осудил в своей булле Святополка.

30 июля 1253 года Святополк подтвердил условия прежнего мира с Тевтонским Орденом, а также добавить новое

если мы нападем на землю братьев ордена с 100 и более всадниками или войдем в тайный или явный союз против них с какими-нибудь язычниками или христианами, то пусть перейдет в их власть град Гданьск и земля со всем что сюда относится, а мы отказываемся от всякого права на него, какое мы имеем; тем не менее мы должны будем в виде наказания за несоблюдения нами договора уплатить им 2000 марок

После этого Святополк с Орденом не воевал.

Войны с другими соседями

В 1255 — 1256 годах Святополк II Померанский воевал из-за Накло с Пшмыслом, Болеславом (сыновьями Владислава Одонича), Казимиром Куявским, Болеславом Стыдливым и Земовитом Мазовецким.

В 1259 из-за Славно и Столпа (которые за 20 лет до этого входили в Западную Померанию) с Вартиславом III Дыминским и его союзниками — Болеславом Благочестивым и епископом Каменским. Святополк одержав победу, заключил мир.

Внутренняя политика

Святополк снизил пошлины для купцов Любека. Он постепенно отменил береговое право.

1. Сначала ввёл налог с судов потерпевших кораблекрушение.
2. В 1248 году объявил покровительство потерпевшим кораблекрушение.
3. В 1253 году закрепил за потерпевшими кораблекрушение право на их собственность. А на пытающихся причинить им вред наложил крупный штраф.

Смерть

11 января 1266 года Святополк умер и был похоронен в Оливском монастыре. Его земли были разделены между сыновьями Мстивоем II и Вартиславом II.

Семья

Жены

1. Баумгартен делал предположение что первой женой была Саломея (- к 1220), дочь Романа Мстиславича, князя Галичского и его жены Предславы Рюриковны.
2. первой/второй к 1225 году стала Ефросинья (-23 августа 1235).
3. третьей/второй женой Эрменгарда (упоминается в 1252/1270), дочь Генриха I Шверинского

Дети

от Саломеи

1) Ефимия, жена Яромира II, герцога Рюгенского

от Саломеи или Ефросиньи

2) Ядвига, жена Кнуда, герцога Ревеля, Блекинге и Лолланна (внебрачного сына короля Дании Вальдемара II)

от Ефросиньи

3) Мстивой II ( — 1294), князь Свеце с 1266 года, Гданьска с 1271 года, Любишево с 1278 года

4) Вартислав II ( — 1271), князь Гданьска с 1266 года

5) дочь, жена Генриха графа Кирхенберг

6) Звенислава (-1280), жена ок. 1260 года Добеслава, графа Садовии

7) Иоанн

8) Дамброка

Литература

• Бречкевич Митрофан Васильевич. [runivers.ru/lib/book4352/53070/ Святополк, князь Поморский]. — Типография К. Маттисена. — Юрьев, 1902. — 34 с. — (Из Сборника Учебно-Литературного Общества при Императорском Юрьевском Университете. Т. V).
• ВЕЛИКАЯ ПОЛЬСКАЯ ХРОНИКА.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/POMERANIA.htm#_Toc196472172 SWANTOPOLK I] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 17 апреля 2012. [www.webcitation.org/67ZEoqkRU Архивировано из первоисточника 11 мая 2012].
• [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/pommerellen_fuersten_von/swantepolk_2_herzog_von_pommerellen_+_1266.html Swantepolk II.] (нем.). Genealogie des Mittelalters. Проверено 17 апреля 2012. [www.webcitation.org/67hOltXVc Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Святополк II Померанский

– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.