Свято-Троицкий монастырь (Рига)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Свято-Троицкий Сергиев монастырь
Страна Латвия
Город Рига
Конфессия православие
Епархия Рижская епархия 
Тип общежительный
Настоятель Магдалина (Полын)
(с 1997 года)

Свято-Троицкий Сергиев монастырь — православный женский монастырь в юрисдикции Латвийской православной церкви, расположенный в центре города Риги, в Латвии.





История

В 1891 году Марией Николаевной Мансуровой и её дочерьми фрейленами Екатериной и Наталией Мансуровыми в Риге был образован приют для девочек и пожилых женщин на базе которых в 1892 году была организована женская монашеская община. Первоначально община пользовалась арендованными помещениями, но позднее Святейший Синод распорядился выделить в собственное владение общины земельный участок на ул. Суворовской, 126, (ныне ул. К.Барона). На полученной земле с помощью собранных пожертвований был выстроен деревянный храм, освященный в 1893 году во имя преподобного Сергия Радонежского.

В 1894 году сестры Мансуровы приняли иноческий постриг: старшая — Екатерина возглавила монастырскую общину в Риге, а её сестра Наталья основала под Митавой Преображенскую пустынь. В 1901 году обе сестры были пострижены в монашество: старшая — с именем Сергия (в честь преподобного Сергия Радонежского), а младшая — с именем Иоанна (в честь преподобного Иоанна Лествичника). В том же году решением Святейшего Синода рижская община получила статус монастыря, а его первой игуменьей стала Сергия (Мансурова).

В связи с увеличением числа богомольцев и неспособностью малого деревянного Сергиевского храма вместить всех желающих, в 1897 году архиепископом Рижским и Митавским Арсением (Брянцевым) было освящено место под строительство каменного собора, но только в 1902 году по проекту рижского архитектора Н. Х. Пекшена началось возведение Троицкого собора на строительство которого император Николай II выделил 75 тысяч рублей из государственных средств. В 1907 году состоялось освящение новопостроенного собора, рассчитанного на 1500 молящихся. До 1961 года храм был монастырским, а позднее стал кафедральным собором Рижской епархии, куда после закрытия городского собора Рождества Христова перенесли архиерейскую кафедру. В крипте собора находится храм-усыпальница в честь Успения Пресвятой Богородицы. Справа от алтаря расположены резные дубовые надгробия над склепами родителей основательниц Бориса и Марии Мансуровых.

Близкая духовная связь сложилась у Рижской обители с Псково-Печерским монастырем, из которого ежегодно в обитель прибывала чудотворная икона Божией Матери «Умиление» (список с иконы до настоящего времени находится в церкви преподобного Сергия Радонежского).

Монастырь содержал детский приют и школу при нём, богадельню, кухню-столовую для бедных, раздававшую до 200 бесплатных обедов в день. Средства зарабатывались монахинями самостоятельно выпечкой просфор, рукоделием, иконописанием, шитьем священнических облачений и изготовлением свечей для приходов.

В 1915 году в период первой мировой войны монастырь был эвакуирован под Новгород, в Савво-Вишерский монастырь. Вместе с насельницами Преображенской пустыни число сестер достигло 200 человек. 21 мая 1918 года митрополиту Новгородскому Арсению (Стадницкому) было разрешено «принять на службу в Новгородскую епархию весь состав сестёр Рижского Троице-Сергиева монастыря» [1]

После окончания Первой мировой войны часть монахинь вернулась в Ригу. В то же время в обители поселились сёстры Илукстского монастыря, разрушенного в годы войны, принеся с собой чудотворную Толгскую икону Божией Матери.

В 1936 году в монастыре было отведено помещение под резиденцию митрополита Рижского и всея Латвии Августина (Петерсона). В 1941—1944 годах там жил Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский).

Вторая мировая война и немецкая оккупация Латвии принесли монастырю новые испытания, но и в это время монастырь не закрывался. При отступлении гитлеровцев из Риги монахинь побуждали к эвакуации в Германию, угрожая насильственным вывозом, но они категорически отказались.

При советской власти у монастыря были изъяты часть земли и строений, а в 1960 году власти приняли решение о перемещении всех монахинь из Риги в Преображенскую пустынь. В 1962—1964 годах монастырь находился фактически на «осадном положении»[2].

В настоящее время в монастыре проживает 140 сестер. С 1998 года накануне праздника Преображения Господня из монастыря в Пустынь совершается крестный ход с иконой Божией Матери «Достойно есть».

Структурные подразделения

Внешние видеофайлы
[www.youtube.com/watch?v=f2JTNSMrSR8 Рижский Свято-Троице-Сергиев женский монастырь ]

Настоятельницы

Напишите отзыв о статье "Свято-Троицкий монастырь (Рига)"

Примечания

  1. Галкин А. Рижские сёстры под покровом Саввы Вишерского // София. Издание Новгородской епархии. 2014, № 2. С. 19—22
  2. Гаврилин А. Почему не был закрыт Рижский Свято-Троицкий Сергиев монастырь ? // Богословский сборник. Вып. 11. М.: ПСТБИ, 2003. С. 425—440

Ссылки

  • [www.pareizticiba.lv/index.php?newid=469&id=180 История рижского Св.Троице-Сергиева женского монастыря]


Отрывок, характеризующий Свято-Троицкий монастырь (Рига)

– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.