Зоолатрия

Зоола́трия (от греч. ζωον — животное и λατρεια — служение, культ), теротеизм, анимализм — совокупность обрядов и верований, связанных с религиозным почитанием животных. В современных гуманитарных науках зоолатрия часто рассматривается как одна из первобытных форм религии.

Известны многочисленные исторические и этнографические примеры зоолатрии: почитание медведя в Северной Америке и Северной Азии, ягуара в Южной Америке, тигра и змеи в Южной и Юго-Восточной Азии, акулы в Океании, леопарда в Африке, волка в Европе и т. д.

Истоки зоолатрии

Корни зоолатрии восходят к глубокой древности, когда первобытные охотники совершали магические обряды, надеясь с их помощью добиться успеха в промысле и защитить свою жизнь от опасных хищников. Об этом свидетельствуют наскальные рисунки, обнаруженные в мустьерских и палеолитических пещерах. Материалистическая наука объясняет происхождение зоолатрии бессилием первобытного человека в борьбе с природой.

Зоолатрия взаимосвязана с другими формами первобытной религиозности, в первую очередь — с тотемизмом. Культ животных-предков был одним из наиболее ранних религиозных культов человечества. У некоторых народов животные считались не только основателями рода, но и участниками творения Вселенной. Так, согласно мифологии айнов, разделение суши, воды и неба было осуществлено по заданию верховного бога Пасе камуя трясогузкой, а по преданию индейцев хайда мир и вовсе возник от криков ворона.

Зоолатрия в разных культурах

Зоолатрия была широко распространена в Древнем Египте: каждое племя (впоследствии область — ном) чтило своего покровителя — животное (культ быка Аписа в Мемфисе, кошки Баст в Бубасте, сокола Хора в Эдфу и Летополисе). В египетской религии Нового и Позднего царств и ряде других политеистических религий Древнего мира, в частности — в религии Древней Греции пережитки зоолатрии проявлялись в животных атрибутах божеств (орёл у Зевса, сова у Афины, лань у Артемиды и др.). По замечанию Г. В. Плеханова, «Когда животнообразное (зооморфическое) представление о боге уступает место человекообразному представлению о нём, тогда животное, бывшее прежде тотемом, становится так называемым атрибутом. Из­вестно, например, что у древних греков орёл был атрибутом Зевеса, сова — атрибутом Минервы, и т. д.».

Внешние черты зоолатрии прослеживаются в христианстве: Иисус Христос — агнец (ягнёнок, козлёнок) и рыба, Иисус Навин — «сын рыбы». Святой Дух является в Библии в образе голубя. В иконографии апостолов-евангелистов изображали с животными и в виде животных: Марк — крылатый лев, Иоанн — орёл, Лука — бык.

В настоящее время зоолатрия в чистом виде сохраняется в некоторых странах Азии и Африки. Например, в Индии имеет место почитание коровы, змеи, обезьяны, гавиала и т. д. Корова признаётся священным животным большинством индийцев, а в религиозной жизни отдельных этнических групп её молоко к тому же играет мифологическую и ритуальную роль сакрально чистого напитка. Почитаемые животные часто проживают при индуистских храмах, которые нередко посвящены им самим (или божествам и святым, чьими воплощениями они объявляются). Так, в Дешноке на северо-западе Индии при храме Карни Мата проживает множество крыс, считающихся инкарнациями местных жителей. Сознательное причинение вреда священным (как, впрочем, и другим) животным в индийском обществе считается тяжким проступком и карается на законодательном уровне. Стоит упомянуть и тот факт, что значительное число последователей индуизма, джайнизма и буддизма соблюдают обет ахимсы, предполагающий обязательство никогда не совершать насильственных действий в отношении любых живых существ.

В Африке зоолатрия распространена весьма широко, причём по своему происхождению она далеко не всегда связана с тотемизмом (для классических форм которого поклонение тотему вообще отсутствует). Особым почитанием здесь пользуется леопард, связь культа которого с тотемизмом прослеживается лишь в ряде районов (так, в Дагомее леопард считался тотемом королевского клана).

См. также

• Змей в мифологии
• Игуана в культуре
• Кошки в истории и мифологии
• Медведь в мифологии и религии
• Образ льва в культуре
• Образ ягуара в культуре
• Священная корова
• Собаки в религии и мифах
• Тигр в мифологии
• Тотемизм

Ссылки

• Теротеизм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [oldegypt.info/article-preview-27.html Культ животных (в Древнем Египте)]
• [www.mein-altaegypten.de/internet/tiere/tiere_INHALT.html Животные в Древнем Египте]  (нем.)
• [www.tatmir.ru/article.shtml?article=765&section=0&heading=0 Культ животных у древних тюрков]
• [web.archive.org/web/20050528224922/mesoamerica.narod.ru/kultzm.html#top Культ Змей в мифологиях народов мира]

Отрывок, характеризующий Зоолатрия

– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.