Святая Анна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Св. Анна»)
Перейти к: навигация, поиск
Анна
חַנָּה

«Мадонна с младенцем и святой Анной».
Картина Дюрера. На полотне изображены представители сразу трёх поколений
Рождение

I век до н. э.


В лике

богоотцев

День памяти

9 декабря (22 декабря), 25 июля (7 августа), 9 сентября (22 сентября) (правосл.), 26 июля (католич.)

Покровительница

Бретани, брака, бедняков, работников, домохозяек, краснодеревщиков, мельников, ткачей, булочников, рожениц

Атрибуты

книга, дверь, изображается с девой Марией, младенцем Иисусом или Иоакимом

Святая Анна (ивр.חַנָּה‏‎ — «милость», «благодать», греч. Αγία Άννα) — в христианской традиции мать Богородицы, бабушка Иисуса Христа (богопраматерь), жена святого Иоакима, родившая дочь чудесным образом после долгих лет бездетного брака.





В Священном Предании

Четыре канонических Евангелия не упоминают имени матери Марии. Анна появляется только в апокрифической традиции, в частности в «Протоевангелии Иакова», а также в «Евангелии псевдо-Матфея» и «Золотой легенде». На традицию также повлияло «Слово на Рождество Пресвятой Богородицы» Андрея Критского (VII—VIII вв.).

Рождение девы Марии

Анна была младшая дочь священника Матфана из первосвященнического рода Аарона и жена святого Иоакима. По отцу она была из колена Левина, а по матери — из колена Иудина. Супруги жили в Назарете Галилейском. Несмотря на то, что пара была уже давно жената («пятьдесят лет жили в супружестве»[1]), детей у них не было. Однажды, когда первосвященник отказал Иоакиму в праве принести Богу жертву, так как он «не создал потомства Израилю»[2], тот удалился в пустыню. Там Иоакиму явился ангел с вестью, что вскоре его немолодая жена родит дочь. (Данный сюжет калькирует многие другие библейские истории о пожилых бесплодных парах, ср. Авраам и Сарра; Захария и Елисавета, а также рождение пророка Самуила у бездетной Анны). Обрадованный, он решил вернуться домой; Анна встретила мужа у Золотых ворот Иерусалима. Благая весть оказалась правдой, Анна зачала и 8 сентября около 1615 г до н. э. родила Марию.

Католицизм отмечает в качестве праздника и 8 декабря — день зачатия девы Марии, которое римская-католическая церковь считает непорочным, трактуя это в том смысле, что на Марию не перешёл первородный грех, но отнюдь не в том, чтобы она, подобно Иисусу, была зачата бессеменным образом. (Основная статья Непорочное зачатие Девы Марии). Согласно доктрине францисканцев, зачатие Девы Марии произошло в результате объятия и поцелуя у Золотых Ворот, и это чудо явилось первым актом Божественного Спасения[3].

Детство Богородицы

…О, как она, летя к нему в объятья,
на грудь ему руки положила
Как её чудесный плащ багряный
трепетал от резкого порыва
Как она, лицо подняв, сияла,
радостью великою исполнясь,
нежностью великою. К кому?
К нему? К себе?
Нежностью, любовию к судьбе
В той судьбе была её надежда
И Иоаким принял её
плащ трепетал его зеленый
левою рукой он взял её под правый локоть
и тихонько правой ногой наступил
на левый башмачок её из красного сафьяна.
Гуннар Экелёф, «Иоаким и Анна»,
пер. с швед.[4]

По иудейскому обычаю, в 15-й день по рождении младенца, ей было дано имя, указанное ангелом Божиим — Мария[5]. Родители из благодарности Господу пообещали отдать ребенка в Храм.

Предание говорит, что когда девочке исполнилось шесть месяцев, Анна поставила её на землю, чтобы посмотреть, может ли та стоять. Мария сделала семь шагов и возвратилась в руки матери. Поэтому Анна решила, что дочь не будет ходить по земле, пока её не введут в храм Господень. «Анна устроила особое место в спальне дочери, куда не допускалось ничто нечистое, и призвала непорочных дочерей иудейских, чтобы они ухаживали за младенцем»[5].

Когда Марии исполнился год, Иоаким устроил пир, на который собрал священников, старейшин и много народа, и принес в это собрание Марию, прося всех благословить Её. «Бог отцов наших, благослови Младенца Сего и дай Ему имя славное и вечное во всех родах», — таково было благословение священников. Анна же радостно прославляла Бога, что Он разрешил её неплодие и «отъял поношение врагов её». Еще через год Иоаким думал исполнить над Марией обет посвящения Её Богу, но Анна, боясь, что в храме дитя соскучится по дому, и желая подольше удержать Её при себе, уговорила мужа отсрочить на один год его намерение[5].

Мария была введена в Храм в возрасте трех лет. Иоаким и Анна поставили дочь на первую ступень, и, к всеобщему изумлению, трехлетняя Мария без посторонней помощи взошла на самый верх, где её принял первосвященник Захария.

Смерть Анны

Согласно православной версии жития, святой Иоаким преставился через несколько лет по введении дочери во храм, в 80-летнем возрасте. Святая Анна скончалась в возрасте 79-ти лет, через два года после него, проведя их при храме рядом с дочерью. Память Успения праведной Анны 25 июля (7 августа).

Захоронены Иоаким и Анна вблизи будущей гробницы своей дочери, а также могилы Иосифа Обручника, в Гефсиманском саду, под Елеонской горой, неподалеку от Иерусалима[6]. Эти гробницы находились на краю Иосафатовой долины, лежавшей между Иерусалимом и Елеонской горой.

В католической традиции встречаются упоминания того, что Анна после смерти Иоакима ещё дважды успела выйти замуж и родить детей, а также что она присоединилась к Святому семейству в Египте после его бегства и занималась воспитанием внука — из чего следует, что данные легенды считают её моложе и датируют её смерть более поздним временем.

Семья святой Анны

Происхождение Анны из колена Левия, из рода первосвященника Аарона важно для христиан, так как её браком с Иоакимом (из колена Иуды из рода Давида) и рождением Марии, таким образом, соединяются две важнейшие сакральные генеалогические линии иудейского Священного Писания — царская и мессианская линия Давида и священническая — Аарона («ибо, согласно христианским представлениям, они объединяются в Иисусе Христе как Мессии и одновременно Небесном Первосвященнике, или Иерее»[3]).

Хотя в Евангелиях о ближайших родственниках Марии и её матери Анны говорится достаточно мало, малодостоверная, но значимая внебиблейская традиция приписывает Анне многочисленное потомство, в частности, по той причине, что Анна, оставшись вдовой после смерти Иоакима, будто бы ещё дважды выходила замуж (по «Золотой легенде»)[7] и имела ещё двух дочерей, также получивших имя Мария.

В различных версиях родословное древо может разнится (см. проблему Сродников Господних). Его основной вариант, лёгший в основу западной иконографии Святой родни:

 
 
 
 
 
 
 
Священник
Матфан
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Исмерия
 
 
 
 
Святая
Анна
 
(1) Иоаким
 
(2) Клеопа
 
 
 
 
 
(3) Саломий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Захария
 
Праведная
Елисавета
 
Элиуд
 
 
Дева Мария
 
Мария
Клеопова
 
Алфей
 
Мария
Зеведеева
 
Зеведей
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Иоанн Креститель
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Иисус Христос
 
 
 
 
 
Иаков Алфеев
 
Иаков Зеведеев
 
Иоанн Богослов
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Святой Серватий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Симон Зелот
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Иуда Фаддей
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Иисус «Иуст»
 


Концепция трех браков Анны называется tribimum, в середине XVI века она была осуждена Тридентским собором. Иоанн Дамаскин считал, что Анна была замужем только один раз. Этого же мнения придерживается вся православная традиция. Кроме того, Дамаскин указывает, что Матфан, отец Анны, был также отцом Иакова (биологического отца Иосифа Обручника, см.) — то есть Иосиф и дева Мария троюродные брат и сестра[8].

По Дмитрию Ростовскому[1]: отец Анны, священник Матфан, был женат на женщине по имени Мария из колена Иудина, родом из Вифлеема, и имел трех дочерей:

  1. Мария — старшая сестра. Её дочь:
    1. Саломея
  2. Совия — средняя сестра
    1. Праведная Елизавета
  3. Собственно Анна — младшая сестра

Таким образом, согласно этому изложению, Мария Зеведеева (Саломея), мать двух апостолов — не дочь Анны от третьего брака, а её племянница.

Почитание

На Востоке церкви, посвященные св. Анне появляются с VI века, в то время как на Западе она не привлекает особенного внимания до XII века. «В середине VI века в Константинополе был построен храм во имя Анны. В Средние века в городах Апт (Прованс) и Дюрен (Германия) считали, что обладают мощами Анны. На Западе усиленное почитание Анны началось в XIV веке и стало очень популярным в XV веке достигло вершины к XVI веку».[9] Первый монастырь в её честь на Западе возник в 701 году во Флориаке около Руана.

Как замечает С. С. Аверинцев, «на исходе Средневековья на Западе Анна получает отдельный культ (отражающийся и в иконографии, например Anna selbdritt) как целительница болезней, особенно чумы. Народный культ Анны со всеми его грубыми, подчас отталкивающими чертами, но и со всей его жизненностью — тема гротескной поэмы французского поэта 2-й половины XIX века Т. Корбьера „Площадной рапсод и прощение святой Анны“»[3].

Фигура святой Анны приобрела значительное распространение в Германии, затрагивая широкие слои народа. Но затем она подверглась жесточайшим нападкам Мартина Лютера. И значительное число её изображений было уничтожено во время иконоборчества лютеран в XVI веке, желавших вернуться к простоте и ясности Священного Писания.

Православная церковь называет Иоакима и Анну Богоотцами, ибо они были предками Иисуса Христа по плоти, и ежедневно на отпусте Божественной службы просит их молитв о исходящих из храма верующих. Отдельно совершается празднование (даты по юлианскому календарю):

  • успение святой Анны — 25 июля;
  • память богоотец Иоакима и Анны (попразднство Рождества Пресвятой Богородицы) — 9 сентября;
  • зачатие святой Анной Богородицы — 9 декабря.

В 710 году мощи и мафорий святой Анны были перенесены из Иерусалима в Константинополь.[10] В записях средневековых западных паломников сообщается о нахождении плеча и ладони святой Анны в кипрском монастыре Ставровуни.[11] В настоящее время частицы мощей святой Анны находятся:[11]

В искусстве

Самое раннее изображение, свидетельствующее о культе святой Анны — фрагменты фресок VIII века в церкви Санта Мария Антиква в Риме[13]. К тому же веку относится фреска из Фарраса, Египет.

сюжеты:
  • «Встреча Иоакима и Анны у Золотых ворот» («Зачатие праведной Анны», «Целование Иоакима и Анны»): Иоаким, возвращающийся из пустыни, где он получил благую весть от ангела, у ворот Иерусалима встречается с ожидающей его женой. (Православие и католицизм)
  • «Рождество Богородицы»: Святая Анна рожает Марию. Наиболее древние иконы праздника относят к X—XI вв.[14] (Православие и католицизм).
  • Редкие сюжеты, в основном клейма иконы «Рождества Богородицы»: «Иоаким (и Анна) приносит свою жертву в храм»; «Отвержение даров Иоакима и Анны»; «Иоаким укоряет Анну»; «Возвращение Иоакима и Анны»; «плач Иоакима в пустыне»; «плач Анны в саду»; «моление Иоакима»; «моление Анны»; «благовестие Иоакиму» — в пустыне, и «благовестие Анне» — в саду[15]; (далее хронологически «встреча супругов у Золотых ворот Иерусалимского храма»;) «беседа Иоакима и Анны»; (затем собственно Рождество Богородицы); «ласкание Девы Марии» (Иоаким и Анна сидят рядом, ласково придерживая Новорожденную), «Оступание Богоматери» (то есть первые шаги); «Пир первосвященников в доме Иоакима»; к этим сюжетам примыкают и связанные с праздником Введения Богородицы во Храм — «принесение Девы Марии в храм», «первые семь шагов Богоотроковицы»[14].
  • «Воспитание Марии»: Анна учит свою подрастающую дочь чтению и рукоделию. (Католицизм).
  • «Введение во храм»: Анна с мужем могут присутствовать в качестве свидетелей во время введения её дочери в храм (Православие и католицизм); а также в сценах «Обручение Марии», «Обрезание Христа».
прочее:
  • «Святая Анна с младенцем Марией»: иконография чрезвычайно напоминает «Богоматерь с младенцем». (Православие).
  • «Мадонна с младенцем и святой Анной»: на коленях у Анны сидит её дочь дева Мария, на руках у которой, в свою очередь, находится младенец Иисус. Иконографическая традиция носит название «меттерца» (средневековая латынь, нем. термин — Anna selbdritt), согласно ей святая Анна входит как третья в единство, включающая Марию и Иисуса. Подобные изображения напоминают Троицу и подчас являлись с ней диптихом. (Католицизм)
  • «Святое семейство»: Анна может входить в расширенную иконографию Святого семейства. (Католицизм).
  • «Святая родня»: иконография включает Анну со всем её многочисленным потомством — тремя дочерьми и внуками. В полной версии насчитывается 6 мужчин, 4 женщины и 7 детей. (Католицизм)

В геральдике

Интересные факты

  • Топоним «Якиманка» образовался из слитного произношения имен «Иоаким и Анна».

См. также

Напишите отзыв о статье "Святая Анна"

Примечания

  1. 1 2 [www.pravoslavie.uz/Jitiya/9/09Ioakim.htm Дмитрий Ростовский Житие святых и праведных Богоотец Иоакима и Анны]
  2. [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=&book_id=1&chap= Протоевангелие Иакова]
  3. 1 2 3 [slovari.yandex.ru/dict/religion/article/rel/rel-0837.htm Энциклопедия «Религия». Иоаким и Анна](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2867 дней))
  4. [magazines.russ.ru/inostran/1997/12/ekelef.html Гуннар Экелёф. Иоаким и Анна]
  5. 1 2 3 [virginnativity.paskha.ru/history/Detstvo_Bogoroditzi/ Детство и родители Пресвятой Богородицы]
  6. [www.ortho-rus.ru/book/glava6-11.htm Книга о церкви. Изд. Паломник]
  7. Jacobus de Voragine’s Golden Legend, Volume II, Chapter 131
  8. Итак, Левий, происшедший из племени Нафана, сына Давидова, родил Мелхия и Панфира. Панфир родил (сына), названного Варпанфиром. Этот Варпанфир родил Иоакима. Иоаким родил Святую Богородицу. Матфан же, (происшедший) из племени Соломона, сына Давидова, имел жену, от которой родил Иакова. После того, как Матфан умер, Мелхий из племени Нафана, сын Левия, брат же Панфира, вступил в брак с женою Матфана, матерью Иакова, и родил от неё Илия. Итак, Иаков и Илий оказались братьями по матери: Иаков из племени Соломона, Илий же из племени Нафана. Илий, происходивший из племени Нафанова, умер бездетным; жену его взял за себя Иаков, брат его, происходивший из племени Соломона и восставил семя брату своему и родил Исида. Итак, Иосиф по естеству есть сын Иакова, из рода Соломонова; а по закону — сын Илия, из рода Нафанова. ([antology.rchgi.spb.ru/Damaskin_ioan/damas01/damas01/004/txt14.htm Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Глава XIV. О родословии Господа и о святой Богородице.])
  9. [www.krotov.info/yakov/6_bios/01/ioakim_anna.htm Словарь святых]
  10. Сергий (Спасский). Полный месяцеслов Востока. Т. 3. С. 284
  11. 1 2 [www.pravenc.ru/text/468935.html Иоаким и Анна] // Православная энциклопедия. Т. 23, С. 172-184
  12. [www.patriarchia.ru/db/text/1558241.html Предстоятель Русской Церкви совершил великое освящение верхнего храма Всехсвятского скита Валаамского монастыря и Божественную литургию в новоосвященном храме]
  13. Стефано Дзуффи. Эпизоды и персонажи Евангелия в произведениях изобразительного искусства. М., 2007, стр. 116
  14. 1 2 [www.st-tatiana.ru/text/28237.html Александра Сопова. О чем говорит икона Рождества Богородицы]
  15. [web.archive.org/web/20070629165130/www.sgu.ru/ogis/MusSite/cgi-bin/museum.cgi-ico=s&n=12.htm Икона Благовестие праведной Анне]
  16. [geraldika.ru/symbols/22699 Геральдика.ру. Герб деревни Городец]

Литература

Ссылки

  • Анна Святая // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [www.obraz.org/index.php?menu=iconography&base=13&struct=307&page=0 Галерея икон]
  • [days.pravoslavie.ru/Life/life1491.htm Святые праведные Иоаким и Анна на days.pravoslavie.ru]
  • [archive.is/20130417014347/kazan.eparhia.ru/bogoslugenie/akafisti/pravednum/ioimiana/ Акафист святым и праведным Богоотцем Иоакиму и Анне]

Отрывок, характеризующий Святая Анна

– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.