Бенедикт Нурсийский
Бенедикт Нурсийский | |
Benedictus de Nursia | |
Фра Анджелико, Св. Бенедикт Нурсийский, фрагмент фрески монастыря Св. Марка, Флоренция | |
Рождение |
около 480 |
---|---|
Смерть | |
В лике |
преподобных |
Главная святыня | |
День памяти |
14 марта (27 марта) — в Православной церкви, 11 июля - В Католической церкви |
Атрибуты |
Устав, жезл аббата, пучок розг, треснувший кубок или кубок со змеёй (указание на попытку отравления), ворон с куском хлеба в клюве |
Труды |
Бенеди́кт Нурси́йский (Венеди́кт Нурси́йский; лат. Benedictus Nursiae; Святой Бенедикт; ок. 480, Нурсия (совр. Норча), Италия — 21 марта 547, Монтекассино, Италия) — реформатор западноевропейского монашества, основатель первого в Европе монастырского ордена (на горе Кассино; 529 год) со строгим уставом, скоро получившим широкое распространение в Западной Европе (монахи-бенедиктинцы). Святой католической и православной церквей; в православной традиции имеет степень преподобного[1]; небесный покровитель Европы.
Практически единственным источником сведений о жизни св. Бенедикта является книга «Диалоги» св. Григория Великого, папы Римского.
Художественно-символически изображается либо в одеянии чёрного цвета бенедиктинцев, либо в белом одеянии монахов-камальдулов, и держащим розги, орудие изгнания бесов и наказания монахов[2].
Содержание
Жизнеописание
Бенедикт был сыном знатного римлянина из Нурсии. Юношей он был отправлен в Рим на учёбу, но не закончив обучение, покинул город вместе с группой благочестивых людей, сбежав от столичной суеты, и поселился в Аффиде (совр. Аффиле), местечке в горах, расположенном неподалеку от Субиако. Известно, что в это время ему было около 20 лет, и что его сестра-близнец Схоластика к тому времени уже посвятила себя Богу.
По прошествии некоторого времени Бенедикт понял, что хочет стать отшельником. Случайная встреча с монахом Романом из монашеской общины, расположенной рядом с Субьяко, помогла ему. Монах показал Бенедикту пещеру возле искусственного озера на реке Анио и согласился приносить отшельнику еду. За три года, которые Бенедикт прожил в пещере, он закалился и физически и духовно. Слава его росла, люди начали совершать паломничества к пещере, чтобы посмотреть на отшельника; а монахи из Виковаро, одного из окрестных монашеских поселений, после смерти настоятеля уговорили Бенедикта возглавить их общину. Ничего хорошего из этого не вышло, у Бенедикта были слишком строгие представления о монашеской жизни, не понравившиеся общине. В результате он вынужден был покинуть это место и вернуться в пещеру после того, как его чуть не отравили. Постепенно в голове у Бенедикта сложились представления о том, как должна быть устроена монашеская жизнь. Он разделил своих учеников, число которых к тому времени сильно выросло, на 12 групп, каждая из которых подчинялась своему настоятелю, а за Бенедиктом оставалось право общего надзора.
Около 530 года зависть и интриги местных монахов и клира вынудили Бенедикта переселиться на юг, на гору близ Кассино, где им был основан знаменитый монастырь Монте-Кассино, который впоследствии был признан первым в Европе официальным монастырем. Монастыри, существовавшие до этого, представляли из себя лишь спонтанные монашеские поселения и общины, лишенные какой-либо организации, структуры и правил. Бенедикт же впервые создал монастырь как системное учреждение, имевшее четкую структуру, регламент, устав. Существовавшее на горе языческое святилище он превратил в христианский храм, местных жителей обратил в христианство. Скоро слава монастыря разлетелась по всему краю, число братьев в общине резко выросло.
По преданию, Бенедикт молитвой воскресил сына крестьянина из соседней деревни, который принёс умершего мальчика к монастырю[3].
Именно для общины Монте-Кассино, которая положила начало ордену, впоследствии названному орденом бенедиктинцев, Бенедикт около 540 года составил свой знаменитый "Устав Святого Бенедикта", который стал фундаментом не только для бенедиктинцев, но и для всего западного монашества. Устав во многом базировался на восточных уставах Пахомия Великого и Василия Великого, однако содержал ряд специфических черт.
Умер св. Бенедикт в 547 году в основанном им монастыре Монте-Кассино. В 1964 году папа Павел VI провозгласил св. Бенедикта покровителем Европы. День его памяти в католической церкви — 11 июля, в православной церкви (под именем св. Венедикта) — 27 марта.
Устав Св. Бенедикта
Устав св. Бенедикта (лат. Regula Benedicti) творчески вбирает в себя традицию древнегалльского монашества, монашества св. Августина и восточного монашества, с которым св. Бенедикт познакомился через сочинения св. Василия Великого и св. Иоанна Кассиана. Одним из источников для Устава святого Бенедикта служил также анонимный монашеский устав «Правила Учителя» (лат. Regula magistri)[4]. В целом, устав св. Бенедикта очень практичен, в нём сделан упор на повседневные нужды и обязанности монашеской общины, как в богослужениях, так и в хозяйственной деятельности. «Должны мы учредить отряд божественной службы» — «Constituenda est ergo a nobis dominici schola servitii». Поэтому и деятельность монаха выражается словом «militare» — «служить»; и устав не что иное, как «lex, sub qua militare vis» — закон, ненарушимый и непреложный, как непреложен закон воинской дисциплины. «Святой устав» содержит всё нужное для воина Господня; это — «устав-наставник». Устав Бенедикта предназначается для большинства, для средних людей, ставя себе целью воспитание их в духе монашеского идеала[5]. Очень сильно подчеркнут в уставе принцип киновии (общежительского монашества) и принцип монастырской автономии. Сильно подчеркивается в уставе необходимость воспитания смирения, которое, по Бенедикту, важнее суровой аскезы. Уход от мира, понимается, в том числе, и как материальная независимость монастыря от внешнего мира, таким образом, личная бедность монахов не должна означать бедности монастыря. Жизнь монахов определяют богослужения, физический труд, чтение Св. Писания и творений Отцов Церкви, но главная часть молитв до мелочей определена уставом, а индивидуальная работа стеснена до крайних пределов: полагаться на свои силы может только испытанный анахорет.
Уставу св. Бенедикта до сегодняшнего времени следуют бенедиктинцы, цистерцианцы, трапписты, Оливетанцы и, в основных чертах и духе, также картезианцы, имеющие при этом свои особые правила.
Широко известны 72 правила из Устава.
- Любить Господа Бога всем сердцем, всей душой, всеми силами.
- Любить ближнего, как самого себя.
- Не убивать.
- Не предаваться блуду.
- Не красть.
- Не завидовать.
- Не лжесвидетельствовать.
- Уважать всех людей.
- Не делать другим того, чего бы мы не желали себе.
- Отвергаться самого себя.
- Умерщвлять свою плоть.
- Не привязываться к тому, что приятно чувствам.
- Любить пост.
- Облегчать участь бедных.
- Одевать нагих.
- Посещать больных.
- Хоронить мертвых.
- Поддерживать находящихся в испытании.
- Утешать печальных.
- Чуждаться мирских нравов.
- Не предпочитать ничего любви Христовой.
- Не предаваться гневу.
- Не помышлять о мщении.
- Не хранить в сердце лукавства.
- Не давать ложного мира.
- Не оставлять милосердия.
- Не клясться, чтобы не оказаться клятвопреступником.
- Быть правдивым сердцем, также как и устами.
- Не воздавать злом за зло.
- Не терпеть неправды, но с терпением переносить ту, что будет сделана нам.
- Любить своих врагов.
- Отвечать на проклятие не проклятием, а благословением.
- Терпеть гонение за правду.
- Не быть надменным.
- Не быть пристрастным к вину.
- Не быть жадным к еде.
- Не быть любителем поспать.
- Не быть ленивым.
- Не роптать.
- Не клеветать.
- Полагать надежду на Бога.
- Приписывать Богу то доброе, что найдешь в себе.
- В зле всегда обвинять самого себя.
- Помнить о судном дне.
- Страшиться ада.
- Всеми силами души стремиться к жизни вечной.
- Всегда помнить о смерти.
- Всегда следить за своими поступками.
- Быть уверенным, что Бог видит нас везде.
- Разбивать о Христа все недобрые мысли, как только они возникают в сердце.
- И открывать их старцу, опытному в делах духовных.
- Хранить уста от всякого злого слова.
- Не любить многословия.
- Не говорить праздных слов.
- Не любить слишком часто и громко смеяться.
- Охотно внимать духовному чтению.
- Часто предаваться молитве.
- Каждый день в молитве со слезами исповедовать Богу прошедшие прегрешения и впредь от них исправляться.
- Не исполнять пожеланий плоти.
- Ненавидеть свою волю. Во всем повиноваться наставлениям игумена, даже если — избави Бог — он противоречит себе делами, помня завет Господень: «Что они говорят, то делайте, по делам же их не поступайте».
- Не стараться прослыть святым, прежде чем станешь им.
- Каждый день исполнять жизнью заветы Господа.
- Любить чистоту.
- Избегать ненависти.
- Не ревновать и не поддаваться зависти.
- Не любить споров.
- Избегать почестей.
- Почитать старших.
- Любить младших.
- Молиться за врагов, в любви Христовой.
- До захода солнца мириться с теми, с кем разделила нас распря.
- Никогда не отчаиваться в милосердии Божием.
Иконография
Св. Бенедикт изображается в чёрном монашеском облачении. Иконографические символы: устав, жезл аббата, пучок розг, треснувший кубок или кубок со змеёй (указание на попытку отравления), ворон с куском хлеба в клюве. Первые изображения св. Бенедикта датируются VIII веком.
Богослужебное почитание
Православная церковь
В Православной церкви память преподобного Венедикта совершается 14 марта (27 марта) и выпадает всегда на период Великого поста, поэтому служба Венедикту совмещается со службой из Постной Триоди. Память Венедикта относится к числу вседневных праздников. Сама служба непосредственно Венедикту состоит из трёх стихир второго гласа на «Господи воззвах», и канона второго гласа, написанного в IX веке преподобным Иосифом. Краегранесие канона: «Песнь принесу мудрому Венедикту» («Ὕμνον προσάξω τῷ σοφῷ Βενεδίκτῳ»). Тропарь отсутствует. В мартовской славянской Минеи есть кондак шестого гласа, в современной греческой Минеи кондак отсутствует.
См. также
Напишите отзыв о статье "Бенедикт Нурсийский"
Примечания
- ↑ [www.pravoslavie.ru/put/080327104746.htm Православие.ру]
- ↑ [books.google.fr/books?id=wL_ZMgEACAAJ Le langage secret de la Renaissance: le symbolisme caché de l'art italien] / Richard Stemp. — National geographic France, 2012. — С. 108. — 224 с. — ISBN 9782822900003.
- ↑ [www.orthodoxia.de/Benedikt-Gregor.htm Святитель Григорий Двоеслов. Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души. Житие преподобного Бенедикта]
- ↑ [www.pravenc.ru/text/150223.html Венедикт Нурсийский, Православная энциклопедия]
- ↑ Лев Карсавин [annales.info/evrope/small/msv.htm Монашество в средние века]
Литература
- А. Де Вогюе. Святой Бенедикт, человек Божий. Париж, 1995.
- Католическая энциклопедия. Изд. францисканцев. М., 2002.
- Бенедикт Нурсийский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.pravoslavie.ru/put/080327104746 Рассказ о Бенедикте Нурсийском на сайте «Православие»]
- [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/drevnie-inocheskie-ustavy/5 Устав преподобного Венедикта]
Отрывок, характеризующий Бенедикт Нурсийский
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?