Святой Иоанн Креститель в пустыне (картина Босха)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Св. Иоанн Креститель в пустыне»)
Перейти к: навигация, поиск
Иероним Босх
Святой Иоанн Креститель в пустыне. 1504-1505
Доска, масло. 48 × 35 см
Собрание Хосе Ласаро Гальдиано, Мадрид
К:Картины 1504 года

«Святой Иоанн Креститель в пустыне» («Медитация Иоанна Крестителя») — картина нидерландского художника Иеронима Босха.

Посреди завораживающе поэтичного, наполненного закатным светом пейзажа, святой пророк Иоанн изображён углубившимся в религиозные размышления. Это столкновение двух реальностей — «горнего» и «дольнего» — представляет ещё один вариант темы, ставшей типичной для творчества Босха, — победы духовного начала над греховными соблазнами мира.

На композиционном решении картины вероятно сказалась написанная несколькими годами ранее картина Гертгена тот Синт Янса, где изображён пророк, в глубокой задумчивости уставившийся невидящим взглядом в пространство. У Босха он указывает на Агнца Божьего, изображённого в правом нижнем углу. По этому жесту традиционно узнаётся Иоанн-предтеча Христа, но в данном случае этим обозначается ещё и духовная альтернатива плотскому началу, воплощённому в сочных мясистых плодах, которые вздымаются рядом на грациозно изогнутых стеблях, и в столь же красноречивых растениях на заднем плане. На первом плане возвышается странно изогнутое растение с широкими листьями и огромными шипами — кажется, оно выросло здесь специально для того, чтобы отвлечь отшельника от благочестивых размышлений. Подозрительные плоды этого фантастического куста являются символами земных соблазнов. Усеянный колючками ствол, схожий с чертополохом, напоминает о первородном грехе: сделав свой первый выбор — вкусив плод древа познания, — прародители, а вместе с ними и весь род человеческий, утратили земной рай. Но в контексте темы искушений, это сказочное растение можно трактовать и как образ видения, насланного дьяволом на удалившегося в пустыню Иоанна Крестителя.

Птицы разных пород кормятся огромными лесными ягодами: и пернатые, и разросшиеся растения соответствуют флоре и фауне в триптихе «Сад земных наслаждений». О тематической и хронологической связи этих произведений говорят и другие аналогии, например, причудливой формы скалы заднего плана.

Сплошная зелёная стена растительности справа решена контрастно по отношению и к фантастическому растению слева, и к причудливым, нереальным скалам дальнего плана. Кроны деревьев, тщательно обозначенные равномерно точечными белильными мазками, имитирующими игру солнечного света на пышной зелени, ближе к живописи скорее Джорджоне, нежели таких северных мастеров, как Альбрехт Альтдорфер, пейзажи которого насыщены динамикой буйно произрастающего растительного мира.

Напишите отзыв о статье "Святой Иоанн Креститель в пустыне (картина Босха)"



Литература

  • Тревин Коплстоун. Хиеронимус Босх. Жизнь и творчество. — М: «Лабиринт-К», 1998.
  • Девитини А. Босх: Пер. с итал./А.Девитини — М: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель», 2002.
  • Баттилотти Д. Босх: Пер. с итал./Д.Баттилотти — М: «Белый город», 2000.
  • Вальтер Бозинг. Босх: Пер. с нем./В.Бозинг — М: Арт-Родник, 2001.
  • История искусства зарубежных стран. Средние века, Возрождение / Под ред. Ц. Г. Нессельштраус. М., 1982
  • Фомин Г. И. Иероним Босх. М., 1974
  • Ш. де Тольнай. Босх. М., 1992
  • Г. Мартин. Босх. М., 1992
  • К. С. Егорова. Три картины Босха на тему «Мыслитель и природа». Сов. искусствознание, вып. 19. М., 1985
  • Р. Х. Марейниссен, П.Рейфеларе. Иероним Босх: художественное наследие. М., 1998

Отрывок, характеризующий Святой Иоанн Креститель в пустыне (картина Босха)

Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.