Марина Антиохийская

Это статья о христианской мученице III века. Для информации о других святых с тем же именем, обратитесь к статье Святая Маргарита (значения).

Марина
Μαρίνα
Рождение	ок. 289 года
Смерть	304(0304) Антиохия Писидийская
Почитается	в исторических церквях
В лике	великомучениц
День памяти	в Православной церкви 17 (30) июля в Католической церкви 20 июля

Мари́на Антиохи́йская (др.-греч. Μαρίνα) — христианская дева, почитаемая в лике великомучениц.

Восточная церковь отмечает день её памяти 17 (30) июля, под этим число её житие помещено в Минологии Василия II, 979—989 года. На протяжении всего времени почитается в христианских церквях Востока, ставших затем православными, а также в коптской православной церкви.

В поздней западной католической традиции, начиная с «Золотой легенды», сочинении, написанном около 1260 года, «Марина Антиохийская» была переименована и стала называться Маргарита Антиохийская.

Она была объявлена неканонической святой папой Геласием в 494 году, но её почитание на Западе возобновилось в течение крестовых походов. Маргарита обладала репутацией покровительницы всех, кто писал или читал её житие, что, без сомнения, способствовало распространению её популярности. В Средние века в Западной Европе её почитание возобновилось в числе 14 святых помощников. Маргарита из святых, являвшихся Жанне д’Арк.

Житие

Греческое житие Марины

Марина прославлена в лике великомучениц, предположительно она одна из многочисленных жертв гонений на христиан времён правления императора Диоклетиана (284—305 годы н. э.), но время её страданий не указано в древнем житии.

Наиболее раннее житие Марины изложено в Минологии Василия II, составленном в 979—989 годы. Это житие в переведённом-пересказанном виде стало основой для всех более поздних православных житей великомученицы Марины.

Согласно Минологию Василия II, Христова мученица Марина была родом из Антиохии в Писидии, её отец Эдесий (др.-греч. Αἰδέσιος) был языческим жрецом. Марина исповедовала веру в Христа и была приведена к эпарху Олимврию (др.-греч. Ολύμβριος), который принуждал её отречься от Христа и принести жертву идолам. Марина отказалась и была посажена в тюрьму, где появился большой дракон обвил её шею, свистел и угрожал сожрать Марину. Святая изобразила крест и убила этим змию. Затем её поместили в яму с водой. И явился голубь, благословил воду и она крестилась. Она вышла из воды с другой стороны и перед епархом исповедовала Христа, который приговорил её к усечению мечом. Её привели к месту смерти, где она долго молилась и была обезглавлена.

В более позднем виде, это житие дополнялось. Например, Димитрий Ростовский написал житие Марины как самостоятельное произведение, наполненное художественным вымыслом собственного сочинения

Латинское житие Маргариты

Западная житийная литература представляет одинаковые сведения о происхождении Марины (под именем Маргарита), её местожительстве, но добавлено многие вещи, которых не существует в греческом житии; другие факты противоречат греческому житию (например, согласно латинскому житию Маргарита была крещена до мучения, в греческом Марина получила крещение во время мучения).. В западном житии указан первый агиограф — Феотим, свидетель истязаний и казни вмц. Марины (О нём нет речи в греческом житии).

Согласно «Золотой легенде» и другим более поздним текстам, Маргарита родилась в Антиохии (в Писидии, Малая Азия)  — не путать с Антиохией на Оронте (Сирия)) и была дочерью языческого жреца Эдессия. Выгнанная отцом из-за принадлежности к христианству, дева поселилась в полях вместе со своей кормилицей и её стадами. Олимврий, римский епарх (префект), увидел Маргариту-пастушку и предложил ей брак, при условии, что она отречётся от Христа. Отказ Маргариты привел к тому, что её жестоко пытали и, после череды чудес, в 304 году она была убита.

Одно из этих чудес: Маргариту бросили в пасть сатаны в образе дракона, но так как в руках у неё был крест, в желудке у дракона возникло беспокойство, и он изверг её целой и невредимой. Воспитала её кормилица, жившая в поместье, принадлежавшем матери Марины, которая умерла, когда Марина была ещё грудным ребёнком. Имение находилось более, чем в 20 км от города. От кормилицы, и/или от другого не называемого по имени «человека Божия» из множества бродячих проповедников Марина узнала основы христианства.

Услышав в возрасте 12 лет рассказ о непорочном зачатии и рождении Иисуса, Марина окончательно укрепила веру в христианского Бога и своё намерение отказаться от мирских соблазнов. Марина решила никогда не выходить замуж и — несмотря на то, что она уже привлекала внимание мужчин, стать «невестой Христовой»; некоторые же прямо указывают на готовность Марины «положить свою душу за Господа».

Марина была казнена в возрасте 15 лет. Агиографы коптской православной церкви утверждают, что её отец к этому времени умер. Между остальными житиями имеются значительные расхождения относительно реакции отца-язычника на христианизацию дочери и его замыслов в отношении дальнейшей судьбы Марины. Мнения зачастую противоположны: одни жития утверждают, что отец отрёкся от Марины как от дочери, лишь только узнав о её переходе в христианство, другие же — что, наоборот, это было провидением Господним, что отец не предпринял никаких попыток отвратить её от пути к христианству.

Вместе с тем, третьи пишут о нормальных отношениях Марины с отцом, при которых он искал лишь возможность выдать Марину замуж за сильнейшего представителя власти в провинции, а четвёртые — что отец умер, но Марина продолжала жить с няней. Наконец, иногда просто констатируют, что девушка освободилась от опеки отца, но продолжала жить, очевидно, в том же имении, где она выросла: в фатальный для неё момент Марина «вышла раз в поле посмотреть на овец своего отца, которые там паслись» — одна или, в коптском варианте, со служанками.

Называется два варианта имени человека, с которым теоретически Марина могла вступить в брак (варианты агиографии: по воле отца либо по воле жениха), который затем отдал её в буквальном смысле на растерзание и, в конце концов, приказал обезглавить. По коптским источникам (в обратном переводе на английский) это Лофарий Эброт (англ. Lopharius Ebrotus). В западноевропейском библиоведении XX века (см. в списке источников H. Delehaye, G. H. Gerould, F. M. Mack) его называют Олибрий (англ. Olybrius); здесь же мы будем следовать греческой и основанной на ней русской традиции написания — Олимврий (англ. Olymbrios).

Должность Олимврия — эпарх, либо префект, либо «правитель» (англ. governor) или имперский правитель англ. Imperial Governor провинции.

Олимврий обратил внимание на Марину в тот момент, когда она находилась за городом, на выпасе овец своего отца, а сам Олимврий возвращался в Антиохию по пролегавшей близ поля дороге. Иногда уточняется, что правитель возвращался в Антиохию из города Асия, совершая, по приказу Диоклетиана, объезд писидийской области «для розыска и казни христиан». При этом — если житие не говорит о намерении отца Марины выдать её замуж — подчёркивается страсть, охватившая правителя при виде молодой девушки, и развивающаяся до крайних пределов («Олимврий со сладострастием смотрел на девушку, все более разгораясь к ней плотским чувством»). Этому любовному мотиву противопоставляется стойкость веры и убеждений юной христианки — невесты Христовой.

Вера помогает Марине одолеть легчайший, житейский уровень искушений. Уже при первом приближении к ней воинов, посланных правителем, она возносит молитву:

Господи Иисусе Христе, Боже мой! Не оставь меня и не дай погибнуть душе моей! Да не одолеют меня враги мои, да не осквернится слух мой их лукавыми речами, да не уступит ум мой их скверным соблазнам, да не устрашится сердце мое их страшных угроз. Не попусти вере моей быть вверженной в грязь и в тину, чтоб не порадовался диавол, ненавидящий добро, но пошли мне помощь с высоты Своего Престола, дай мне премудрость, дабы я укрепилась силой Твоей и без страха отвечала на вопросы мучителя. Ей, Господи мой, призри милостиво в этот час на меня; вот, я теперь как овца среди волков, как птица среди ловцов, как рыба в сетях; прииди и избавь меня от козней вражиих!

И хотя в последовавшем затем прямом разговоре с Олимврием Марина без обиняков заявила, что верит в Иисуса Христа, что только с Ним она соединена сердечной любовью и иного жениха не желает, Олимврий забрал её с собой в Антиохию. Там, по некоторым житиям, её ожидало более сильное искушение — демонстрация власти и богатства: по прибытии в город Олимврий «поручил Марину знатным женщинам». Но ни их возможные вразумляющие речи в её адрес («почему эта девица, оставшаяся без матери, не желает жить со мной в роскоши?» — вопрошал Олимврий), ни, наконец третье, сильнейшее искушение, ожидавшее Марину назавтра — когда Олимврий предложил ей руку и сердце публично, в центре города, с подиума префекта — Марина осталась неколебимой в своём отказе.

На смену триаде искушений житейских немедленно приходят страдания физические, также разделённые на три этапа, каждый из которых возрастает по своей силе. Силы, позволяющие превозмочь физические страдания, на всех этих трёх стадиях искушения прекратить боль ценой вероотступничества мученица вновь черпает в молитвах Господу. Но и этот, второй уровень искушения, не исчерпывает содержание подвига святой. Источником третьего уровня испытаний выступает сам сатана, чей натиск также троекратен.

В первый раз дьявол является Марине в темнице, в ночь после первого дня пыток, когда она молится, — как уточняет коптская версия — сложив руки крестообразно. В русской агиографии подчёркивается, что в этой молитве сама Марина испрашивает Господа:

Дай мне увидеть врага рода человеческого, воюющего против меня. Пусть он лицом к лицу станет предо мной. Ты Судия и Властитель живых и мертвых — так суди между мной и диаволом. Избавь меня от погибели. Помоги мне одолеть его. Твоей непобедимой силой и отправь сатану в преисподнюю.

Приняв образ змея (дракона), сатана поглощает пленницу. Марине же удаётся сотворить в его чреве молитву и крестное знамение, что поглотившего её разрывает на части. Вновь оказавшись на полу в темнице, Марина замечает в углу самого сатану — лично Веельзевула. Признав, что в образе дракона Марина повергла Руфа, его сородича, — «князь бесовский» приступает ко второму натиску, физическому.

Особенность, отличающая вмц. Марину от других святых дев и даже мужей, состоит здесь в том, что сатане — в отличие от людей, перед которыми девушка бессильна — Марина оказывает активное физическое сопротивление. Она не только молится, но ещё и атакует дьявола всеми подручными средствами — и победа оказывается на её стороне. Вступив с Вельзевулом в физическое единоборство, Марина продолжает творить молитвы, и вдруг замечает лежащий в углу темницы медный молот. Схватив него, она начинает бить им сатану по голове, удерживая его за волосы (или за рога). Наступив сатане на шею, Марина произнесла: «Отступи от меня, беззаконный отец геенны»! После этого небеса раскрылись, тело мученицы получило исцеление от вчерашних ран; голос свыше ободрил её ничего не бояться, призвав: «А теперь, Марина, изучи помышления сатаны, испытай его сердце и свяжи навеки».

Беседа, в которую Веельзевул вступает с девушкой, представляет собой третий натиск сатаны. Здесь под личиной откровенности рассказа о своих злодеяниях он вновь пытается увлечь её в те грехи, которым юная девушка противостоит — «отец лжи Вельзевул решил, как всегда и всех, обмануть святую». Его речения насыщены близкими к натурализму подробностями того, к каким именно постыдным порокам склоняет он людей и, в частности, юных дев. Похваляясь тем, что его коварству не в силах противостоять даже сильнейшие («я заставляю сомневаться даже святых, изменяю их рассудок, смущаю сердце, а ночью, во время сна, влагаю в них желания»), Вельзевул продолжает

Я вкладываю в их сердца горящий огонь страсти, и грех становится острым мечом, ранящим души. Я насмехаюсь над всяким человеком, погрязшим в распутстве, помрачая его ум, делаю гордым и надменным. Я стараюсь уловить в свои сети всех людей, но особенно подобных тебе — непорочных и чистых дев… Я нападаю на девственниц и придумываю, как страстью блуда увлечь их в пропасть отступничества и погибели.

Но и здесь Марина побеждает диавола. «Умолкни, — ответствовала она демону, — я не дам тебе лгать и говорить лишнее. Полезно было узнать о тайнах, которые ты невольно открыл мне в своей „исповеди”. Но по своему диавольскому высокомерию ты стал хвастать и подменять ненавистную тебе истину вымыслом. Ты лжец и обманщик». После этого, не дожидаясь ответа, мученица растворила бездну крестным знамением, отправив Веельзевула в преисподнюю с напутствием: «Ступай в адскую бездну до Страшного Суда, пока не дашь ответ за души, которые ты погубил».

День последнего круга пыток и смерти Марины (а также 85 христиан, казнённых в те же часы за городом), представлен в житиях как день торжества христианства, ибо сами по себе эти казни и сопутствовавшие им обстоятельства содействовали обратному — ещё более массовому обращению в христианство.

Образ обращающегося в христианство Малха — гражданина Империи, вынужденного привести в исполнение смертный приговор Марине, — противопоставлен образу префекта Олимврия — римлянина, который несмотря на личную симпатию к Марине обязан пытать и казнить её. Присутствуя на пытках, Олимврий психологически не может осилить видимые им страдания; он закрывает лицо руками или плащом. Малх же — сам христианин — по пути к месту казни признаётся Марине, что воспринимает свою обязанность как предначертание Господне. Однако все жития свидетельствуют: при наступлении момента отсечения головы Марине он, Малх, оказывается психологически не в силах исполнить это. Лишь после того, как сама Марина предупреждает его: «не исполнишь — не будешь вместе со мной в Царствии Небесном», он отрубает ей голову и немедленно кончает свою жизнь, бросившись на этот же меч.

После этого, согласно житию, записанному, как считается, свидетелем её последних дней Феотимом, укрощённый Вельзевул вступил с ней в беседу и признался в некоторых грехах.

Учеными предпринимались попытки доказать, что группа легенд, связанная со святой Маргаритой, является результатом развития сказаний о языческой богине Афродите.

Древнейшие материалы к исследованию мученических актов святой Марины на греческом языке были опубликованы в 1886 году в Бонне («Асtа S. Маrinae еt Christophori»).

Почитание

Традицию почитания Марины установил сам свидетель её заточения, казни (304 год), а затем и агиограф святой — Феотим. Умастив ароматами и благовониями тело великомученицы, он поначалу поместил его «в дом одной благочестивой сенаторши» в самой Антиохии. Впоследствии её мощи были помещены в каменную гробницу в специально построенном молитвенном доме — мартирии, где каждый год в день памяти святой устраивалась литургия и затем трапеза в честь великомученицы. Основанием для признания Марины святой, — как и на протяжении всей эпохи раннего христианства, — являлась не формализованная процедура канонизации, а многочисленные чудеса, приписываемые её мощам.

Расхождения между восточным и западным христианством, завершившиеся усвоением в католической традиции нового имени великомученицы из Антиохии — Маргарита — имеют давнюю историю. Ряд западноевропейских светских библиоведческих монографий (чьё мнение отражено в Dictionary of Saints) констатирует, что уже в 494 году папа римский Геласий I объявил её житие апокрифическим. Те же источники утверждают, что древнего её литургического культа не существовало, и что первое её агиографическое упоминание датируется IX веком (мартиролог Rhabanus Maurus).

Со своей стороны, восточнохристианские жития не упоминают о действиях Геласия; саму же святую они называют, как и гласят надписи на иконах, только одним именем — Марина. Применительно к св. вмц. Марине там же приводится другой ряд событий. Это перенос части её мощей греческой императрицей Марией, супругой Льва III Исавра в VIII столетии в Константинополь. Там они хранились в монастыре Христа Всевидца вплоть до 1204 года, когда город взяли крестоносцы. Это перенос другой части её мощей в 908 году из Антиохии в Италию, где они были положены в Монте-Фиасконе, в Тоскане. Это, наконец, взятый в 1213 году Иоанном де Бореа в Константинополе серебряный ларец-мощевик с кистью святой и надписью по-гречески «мощи св. Марины», — его ещё в XVII веке видели в Венеции, в храме её имени.

Высказывается предположение, что на некотором этапе истории западной Европы Марина была переименована в латиноязычной агиографии в Маргариту в порядке обратного перевода прозвища «жемчужина, перл», данного ей за красоту и благородство. При схожести жизнеописания святую с некоторого момента начинают почитать в разных частях Европы под разными именами: ближе к югу и востоку под оригинальным именем Марина, а на Западе и Севере — как Маргариту. Схизма, т.е. разделение христиан на православных и католиков ещё более закрепляет водораздел, причём вплоть до конца XX века западное имя Маргарита православием не признавалось, и названные им при рождении получали крещение во имя св. вмц. Марины. В миру в неправославной Европе имя Марина (в переводе «морская») традиционно популярно в средиземноморской Италии и в славянской Польше (например, Марина Мнишек).

Культовое почитание вмц. Марины развито в странах, территориально наиболее близких к родине святой (ныне это один из южных вилайетов Турции) — православных Греции и Болгарии, а также в коптской православной церкви в Египте. Частицы её мощей в большом количестве находятся на Афоне. Часть руки святой находится в Ксенофонте, левая рука с кистью — в Иверском монастыре, в монастыре Филофея — нога, в русском Пантелеимоновом монастыре — одно из рёбер. Крупные части мощей св. Марины хранятся в Хиландаре и Эсфигмене. В Италии мощи вмц. Марины, вывезенные из Константинополя Иоанном де Бореа (и спасшие его от бури по пути в Венецию), были помещены в церковь св. Либерала, переименованную затем в её честь, откуда в XIX веке были перенесены в храм святого Фомы в том же городе.

Имя в православии

Восточная церковь знает Маргариту Антиохийскую под именем святой Марины, и отмечает день её памяти 17 (30) июля. До прославления в 2000 году собором РПЦ двух православных святых Маргарит, всех Маргарит в таинстве крещения называли Маринами.

Святая Марина пользуется особой любовью в Греции, где в её честь воздвигнуто большое количество храмов.

Заступница и защитница

Тропарь, глас 3

Девства добротами преиспещренна дево, нетленными венцы венчалася еси Марино: кровьми же мученичества обагрена, чудесы просветившися исцелений, благочестно мученице прияла еси почесть победы твоего страдания.

Тот же тропарь в греческой православной церкви (перевод на английский) особо акцентирует девственную непорочность св. Марины как источника врачующего добра для всего мира:

O Glorious Marina, once betrothed to the Logos, you relinquished all worldly concerns and brilliantly gave struggle as a virginal beauty. You soundly trounced the invisible enemy who appeared to you, O Champion, and you are now the world’s wellspring of healing grace.

Уже с IV столетия святая Марина почиталась как избавительница от напастей и бед, от неправедного суда и беззаконного приговора. Но особая область, где её предстательство имеет необычайную силу, — защита от духов злобы, от нападений вражьих, от клеветы и наветов. В Проскинитарии (описание святых мест) 1701 года говорится, что от мощей великомученицы Марины исцеляются бесноватые и душевнобольные. Кроме того, святая Марина подает исцеление больным, утешение скорбящим, исправление и прощение живущим во грехах, спасает от голода, сохраняя посевы от разгула стихий: от града, ураганов, засухи, от нападений саранчи, гусениц и других насекомых, уничтожающих урожай..

Мощи

В VIII в. императрица Мария перенесла часть мощей святой в Константинополь. Они хранились в монастыре Пантепопта (Всевидца Христа) до взятия города в 1204 году крестоносцами. Другую часть мощей святой перенесли в 908 году из Антиохии в Тоскану и поместили в Монте-Фиасконе.

В 1213 году некий Иоанн де Бореа взял в одном из монастырей Константинополя серебряный ларец с кистью руки святой. Эти мощи спасли его от бури по пути в Венецию. Позже их поместили в венецианском храме святого Либерала, после чего саму церковь переименовали в честь святой Марины. До XVII века они оставались там. В XIX веке эту святыню перенесли в храм святого Фомы в том же городе.

Частицы её мощей в большом количестве находятся на Афоне. Часть руки святой находится в Ксенофонте, левая рука с кистью — в Иверском монастыре, в монастыре Филофея — нога, в русском Пантелеимоновом монастыре — одно из ребер; крупные части мощей её есть в Хиландаре и Эсфигмене.

В Зугдиди (Грузия) хранится часть руки. Частицы мощей великомученицы есть и в России: в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, в московском храме Воскресения Христова (Сокольники) в ларце, принесённом со Святой Горы в 1863 году старцем иеромонахом Арсением.

Иконография и изображения

Официальные сайты Русской православной церкви демонстрируют изводы, не подчёркивающие особенных черт подвига св. вмц. Марины.

• Saint Marina icon.JPG

  Икона. Россия

• Saint marina bulgaria icon.gif

  Икона. Болгария

• Saint marina icon bulgaria.JPG

  Икона на вратах храма. Болгария

Со своей стороны, на образцах икон и агиографических иллюстраций, выставленных на ресурсах греческой и коптской церквей, часто присутствует либо дракон, либо дьявол в образе темнокожего рогатого низкорослого мужчины. В последнем случае Марина держит его одной рукой за рог или клок волос, замахиваясь при этом другой рукой, вооружённой молотом или молотком (иногда с раздвоенным гвоздодёрным концом), либо держит оружие изготовясь.

• Sainte Marguerite et Olibrius.jpg

  Миниатюра из «Часослова Этьена Шевалье» работы Жана Фуке, Музей Конде

• St. Margaret of Antioch.jpg

  Св.Маргарита и дракон. Иллюстрация в манускрипте, ок. 1440 г.

• Francisco de Zurbarán 047.jpg

  Франсиско де Сурбаран. Святая Маргарита». Национальная галерея, Лондон.

В искусстве

Святая Маргарита в западноевропейской живописи обычно изображается вместе с драконом, и различными пастушьими атрибутами (символами её сельской жизни) — посохом, шляпой и т. д.

В Западной Европе традиции иконописи в Новое Время уступают место картинам на религиозную тематику, в которых с течением времени усиливается элемент осовременения одежды и внешнего облика образов. В иллюстрации к манускрипту 1440 года мы видим святую в темнице, выстеленной художественной плиткой и обитой расписанными золотом обоями, где она коленопреклоненно молится на спине единорогого дракона. В миниатюре к часослову взят сюжет встречи пастушки с Олимврием и его воинами, на фоне типичного средневекового замка. Наконец, на полотне Сурбарана — стильно и со вкусом одетая горожанка в шляпе с загнутыми полями, с модной сумкой на согнутой в локте руке, которая сжимает заложенный пальцем томик. На её сельское происхождение намекают только босые ноги, контрастирующие с чистой, аккуратно выглаженной юбкой, и, возможно, посох, на который опирается Маргарита. Не сразу на фоне этого яркого, парадного портрета сеньоры различается дракон, которого Зурбаран практически растворяет в фоне картины.

Публикации

Три редакции древнейших мученических актов святой Марины на греческом языке были опубликованы в Еd. Н. Usener. [books.google.com/books?id=F3xlRwAACAAJ&dq=Carl-Ruprechts-Universitat&hl=ru&ei=PJDcTMfuNsHvsgb5hYmiBA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CC0Q6AEwAQ Асtа S. Маrinae еt Christophori]. — Bonn: Carl Georgi Publisher, 1886. — P. 15-46. — ISBN 1160769338.. Это:

1. Codex Parisinus graecus 1470, 890 г, л. 132 слл. (Принадлежал Константинопольским патриархам Николаю Мистику (896–908 и 912–925 гг.) и Василию (970–974 гг.). Протограф жития списан и снабжен схо­лиями в 815–820 гг. святителем Мефодием, патриархом Константинопольским (842–846 гг.));
2. Codex Parisinus graecus 1468, X — нач. XI вв., лл. 211 об.-224.
3. Codex Palatinus graecus 4, Х—ХI вв., лл. 189 об. слл.

Латинские варианты этих актов:

1. Codex Casinensis, XI в.
2. Parisinus Latinus 17002, X в.

См. также

• Марина лазоревая

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Маргарита Антиохийская
• На Викискладе есть медиафайлы по теме св. вмц. Марина Антиохийская
• [www.oceansbridge.com/oil-paintings/product/74153/stmargaretslayingthedragon Святая Маргарита и дракон]
• [www.lib.rochester.edu/camelot/teams/21sr.htm Margaret of Antioch]  (англ.)
• [pravoslavie.name/index.php?download/saints/Jul/17/life01.html Житие святой великомученицы Марины]
• [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_%281913%29/St._Margaret St. Margaret (статья в католической энциклопедии)]  (англ.)
• [www.oceansbridge.com/oil-paintings/product/74153/stmargaretslayingthedragon Святая Маргарита и дракон]
• [www.lib.rochester.edu/camelot/teams/21sr.htm Margaret of Antioch]  (англ.)
• [pravoslavie.name/index.php?download/saints/Jul/17/life01.html Житие святой великомученицы Марины]
• [en.wikisource.org/wiki/Catholic_Encyclopedia_%281913%29/St._Margaret St. Margaret (статья в католической энциклопедии)]  (англ.)
• H. Delehaye, Les Légendes hagiographiques (1905), pp. 222–34
• G. H. Gerould, Legends of the English Saints (1918)
• F. M. Mack, Sainte Margarete virgin and martyr (E.E.T.S., 1934)

Отрывок, характеризующий Марина Антиохийская

– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.