Сговио, Томас Иосифович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Томас Сговио
Thomas Sgovio
Место смерти:

Меса, Аризона

Род деятельности:

художник
мемуарист

Годы творчества:

1960-1972

Жанр:

воспоминания

Язык произведений:

английский

Томас Сговио (1916, Буффало, Нью-Йорк — 1997, Меса, Аризона) — американский художник, бывший коммунист, узник колымских лагерей ГУЛАГа.





Биография

Отец Джозеф Сговио, американский коммунист итальянского происхождения, был по политическим причинам депортирован из США и приехал в СССР[1].

В 1935 году 19-летний Томас Сговио стал политическим иммигрантом в СССР, приехав к отцу в СССР. После этого он отказался от американского гражданства[1]. Томас хотел в СССР продолжить своё художественное образование, но его не приняли ни в одну из художественных школ Москвы. Работал художником в журнально-газетном объединении. В 1937 году был арестован отец Томаса.

12 марта 1938 Томас обратился в посольство США для того, чтобы вернуть свой американский паспорт. Как только Сговио вышел из посольства, он был арестован органами НКВД[1]. После ареста он был доставлен на тюрьму на Лубянку, а затем перевезён на чёрном вороне в Таганскую тюрьму[2]. После обычного формального допроса, на котором следователя, похоже, в основном, интересовало его посещение посольства, он был приговорён тройкой ОСО к пяти годам принудительного труда как «социально-опасный элемент»[3]. Несколько лет спустя Сговио пытался добиться пересмотра своего дела; но прокурор, который рассматривал апелляцию, пришёл к выводу, что, так как "Сам Сговио не отрицает, что он подал заявление в американское посольство, поэтому я полагаю, что нет никаких оснований для пересмотра его дела»[3].

Сговио был отправлен в эшелоне с другими заключенными во Владивосток. Сговио писал: "Наш поезд выехал из Москвы вечером 24 июня. Это было началом путешествия в восточном направлении, которое должно было продлиться в месяц. Я никогда не забуду этот момент. Семьдесят мужчин ... рыдали[4]." Из Владивостока он был этапирован на борту судна "Индигирка" в колымские лагеря.

В то время в лагерях группировки профессиональных преступников содержались вместе с другими заключёнными, включая политических, и властвовали над ними[5]. Татуировки различных типов были одним из отличительных признаков профессиональных преступников. Сговио, как профессиональный художник, стал важным звеном татуировочного бизнеса в лагере. Некоторое время Сговио был также личным ординарцем старшего охранника в лагере[6]. В другое время он был членом бригады на лесоповале[7]. Сговио узнал о конфликте в Тихом океане во время Второй мировой войны из старых газет, в которые оказались завернуты детали машин, присланные в СССР по программе американской помощи Ленд-лизу и переданные в ГУЛАГ[8]. Он был очевидцем, а позже и описал смертельный голод и гибель бесчисленных заключённых, жертв советского ГУЛАГа[9].

По окончании срока был задержан на Колыме до 1946, затем переехал в Александров. В 1948 г. он был повторно арестован и сослан на вечное поселение в Красноярский край (Богучанский район). Работал на лесоповале, в колхозе, в 1954 г. стал контролером кинотеатра, в том же году был освобождён из ссылки.[10], но был вынужден оставаться в СССР.[11]. После реабилитации в 1956 году он уехал в Москву, где работал художником.

В конце концов, только в 1960 году ему было разрешено вернуться в Соединённые Штаты[12]. В своих мемуарах Dear America! Why I Turned Against Communism (Дорогая Америка! Почему я стал противником коммунизма), опубликованных в 1972 году[13] Сговио рассказал о своем страшном опыте и колоссальной смертности в лагерях Дальстроя во время войны.

О его судьбе также рассказано в книге Тима Цулиадиса (Tim Tzouliadis) The Forsaken (Покинутый)[14][15].

Александр Солженицын четырежды ссылается на воспоминания Сговио в "Архипелаге ГУЛАГ"[10] и включил его в список свидетелей, опыт и материалы которых легли в основу книги[16].

Томас Сговио умер 3 июля 1997 в Месе, штат Аризона. После него осталась жена, два сына и дочь[17].

Произведения

  • Т. Сговио. Дорогая Америка! Почему я перестал быть коммунистом. Пер. с англ. Н. Медведевой, Д. Земцова, А. Наумова. [Италия: Без указания типографии]: 2010. 327 с. ISBN 5-00-002115-0

Смотри также

Напишите отзыв о статье "Сговио, Томас Иосифович"

Примечания

  1. 1 2 3 Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 139, ISBN 1-4000-3409-4
  2. [gulaghistory.org/exhibits/days-and-lives/prisoners/27 "Thomas Sgovi"] Gulag History / Roy Rosenzweig Center for History and New Media, George Mason University. Retrieved December 5, 2011
  3. 1 2 Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 139-140, ISBN 1-4000-3409-4
  4. Sgovio, Dear America!, 1979, pp. 129-35 Цит. по: Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 160, ISBN 1-4000-3409-4
  5. Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 261, ISBN 1-4000-3409-4
  6. Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 250, ISBN 1-4000-3409-4
  7. Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 326, ISBN 1-4000-3409-4
  8. Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 400, ISBN 1-4000-3409-4
  9. Sgovio, Dear America!, 1979, pp. 160-162 Цит. по Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 310, ISBN 1-4000-3409-4
  10. 1 2 Левицкая Н. Г., Шумилин А. А., Сафонов Н. Н., Разумов А. Я. (сост.) Именной указатель // Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Том 3, стр. 599.
  11. Applebaum, Anne 2004, Gulag: A History (Trade Paperback), Bantam Books Dell Publishing, p. 460, ISBN 1-4000-3409-4
  12. Silvester, Christopher (6 September 2008). "Review: The Forsaken by Tim Tzouliadis". The Daily Telegraph (London). Retrieved 25 May 2010
  13. Sgovio, Thomas, Dear America! Why I Turned Against Communism, Partners' Press Kenmore, New York, 1979
  14. Tim Tzouliadis, The Forsaken, The Penguin Press, 2008, ISBN 978-1-59420-168-4
  15. [www.zagranitsa.info/article.php?new=438&idart=43832 Интервью Тима Цулиадиса СОВЕТСКИЕ АМЕРИКАНЦЫ Газета "ЗАГРАНИЦА" № 02(438)]
  16. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956. Опыт художественного исследования. М: АСТ—Астрель. 2010. Том 1, стр. 13—18.
  17. [www.sgovio.com/ Личный сайт художника Сговио]

Ссылки

  • [www.memorial.krsk.ru/Work/Konkurs/13/Dudin/0.htm Американец с итальянскими корнями (Сговио Томас Иосифович)]
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=1525 Краткая биография]

Отрывок, характеризующий Сговио, Томас Иосифович

– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]