Сдача Бреды

Диего Веласкес

Сдача Бреды. 1634

La rendición de Breda o Las lanzas

Холст, масло. 307 × 367 см

Музей Прадо, Мадрид

К:Картины 1634 года

«Сдача Бреды» (исп. La rendición de Breda или «Копья», Las lanzas) — картина Диего Веласкеса, написанная в 1634—1635 гг. Изображает сцену передачи ключей голландского города Бреды её губернатором Юстином Нассауским главнокомандующему испанских войск Амброзио Спиноле 5 июня 1625 года. Второе название полотна — «Копья» обусловлено тем, что почти треть полотна занята изображением копий испанской армии, составляющих важную часть композиции. Картина находится в Прадо.

История создания

«Сдача Бреды» была одним из двенадцати батальных полотен, созданных для увековечения памяти о победах войск Филиппа IV. Все они предназначались для зала королевств (исп. Salón de los Reinos) во дворце Буэн-Ретиро (исп. Buen Retiro). Рядом с ними был помещен цикл полотен, изображающих десять эпизодов из жизни Геракла работы Франсиско де Сурбарана и конные портреты трёх поколений правящей королевской семьи: Филиппа III и его супруги Маргариты Австрийской, Филиппа IV и Изабеллы Бурбонской, а также принца Бальтазара Карлоса, выполненные Веласкесом и его мастерской. Картины должны были символизировать славу и непобедимость испанских Габсбургов.

Осада Бреды

См. также: Осада Бреды (1624)

Сцене передачи ключа от крепости, изображенной на полотне, предшествовала многомесячная (28 августа 1624 — 2 июня 1625) осада города испанскими войсками под командованием Амброзио Спинолы. В восьмидесятилетней войне Испания боролась за сохранение власти Габсбургов над испанскими Нидерландами, протестантская часть которых отделилась от испанской короны, создав Утрехтскую унию. Амброзио Спинола, использовав паузу, возникшую в тридцатилетней войне, осадил крепость. С военной точки зрения осада Бреды была крайне рискованным и абсолютно бесполезным предприятием, являющим основной целью поднятие духа войск, но с точки зрения политики имела большой эффект. Вся Европа пристально следила за развитием событий под Бредой.

Интересные факты

• Некоторые исследователи полагают, что крайним справа на картине изображен сам художник.
• В книге «Испанская ярость», входящем в цикл романов Переса-Реверте, а также в поставленном по нему фильме «Капитан Алатристе» есть эпизод, изображённый на картине. Что интересно, сама картина тоже появляется в фильме.

Литература

• Justi, Carl. Diego Velázquez and his Times. London: H. Grevel & Co., 1889.
• López-Rey, José. Velázquez’ Work and World. Greenwich, CT: New York Graphic Society, 1968.
• Morris, Jan. Spain. London: Faber & Faber, 1964.
• Museo Nacional del Prado, [www.museodelprado.es/enciclopedia/enciclopedia-on-line/voz/lanzas-o-la-rendicion-de-breda-las-velazquez/ «The Surrender of Breda, or The Lances.»]
• Jonathan Brown, John Huxtable Elliott. A palace for a king: the Buen Retiro and the Court of Philip IV, ISBN 0-300-10185-6
• White, John Manchip. Diego Velazquez: Painter and Courtier. Chicago: Rand McNally & Company, 1969.
• Horst Lademacher, Simon Groenveld. Krieg und Kultur, ISBN 3-89325-575-3
• Esther Singleton. Great pictures as seen and described by famous writers, New York, 1907

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Сдача Бреды
• [www.museodelprado.es/coleccion/galeria-on-line/galeria-on-line/obra/la-rendicion-de-breda-o-las-lanzas/ «Сдача Бреды»] в базе данных Музея Прадо (исп.)

Отрывок, характеризующий Сдача Бреды

– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.