Сделано в Париже (альбом)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td></tr>

Сделано в Париже
Студийный альбом Центр
Дата выпуска

1989

Жанр

Русский рок,
новая волна

Длительность

32:80

Продюсер

Максим Шмитт

Страна

СССР

Язык песен

русский

Лейблы
Nord Sud

837 881-1 (LP)

Мелодия

C60 29141 008 (LP)

Профессиональные рецензии
  • [www.zvuki.ru/R/P/20139 Звуки.Ру]
  • [www.rabkor.ru/review/music/2973.html Рабкор.Ру]
Хронология Центр
Дитятя
(1988)
Сделано в Париже
(1989)
Очищение
(1989)
К:Альбомы 1989 года

«Сделано в Париже» — четырнадцатый студийный альбом рок-группы Центр. Пластинка была записана во Франции и по сути стала компиляцией лучших песен группы, издававшихся в 80-е годы.





История альбома

Отправной точкой в создании нового альбома можно считать май 1988 года, когда в Москву приехал французский продюсер Максим Шмитт и познакомился с Василием Шумовым, после чего между ними была заключена договорённость о записи пластинки на одной из французских студий.

Поездка на запись в другую страну — событие весьма нехарактерное для советских музыкантов, и тот факт, что записи Центра попали во Францию и пришлись там по вкусу, скорее всего, является счастливой случайностью. По одной из версий зимой 1987 года некий голландец Антон Мунен снимал в Москве документальный фильм о советской культуре в период перестройки, в ходе чего встретил Шумова и решил вставить его в свой репортаж в качестве представителя так называемого «московского рок-андеграунда». По завершении съёмок Шумов подарил Мунену один из альбомов группы, «Русские в своей компании», к которому тот, судя по всему, пристрастил своего французского знакомого Максима Шмитта. Шмитт оказался продюсером и, увидев в группе большой потенциал, решил записать их на своей студии. Также есть мнение, что пробиться Шумову за рубеж помогли связи его жены-француженки, которую осенью 1986 года он увёл у высокопоставленного иностранного дипломата. Эта версия больше похожа на правду, однако сам музыкант её опровергает, говоря, что его работа никак не была связана с национальностью жены, а поездка в Париж — это просто совпадение.

Летом 1988 года Василий Шумов уже был во Франции и занимался записью нового альбома в студии «Фербер». Фактически, вся задумка заключалась в том, чтобы переписать лучшие песни предыдущих альбомов на более современном оборудовании, повысить качество их звучания. Таким образом, были перезаписаны треки с альбомов «Тяга к технике» («Радиоактивность», 1984), «Замечательные мужчины» («Мужчины», «Бесполезная песня», «Жалобы», «Тургеневские женщины», 1986), «Русские в своей компании» («Повседневная жизнь», она же — «Человек» и «Алексеев», 1987), а также «Дитятя» («Привет тебе», «Комиссия», «Навсегда», 1988). Интересно, что Шумов делал только запись на 24 канала, сведение же продюсер произвёл позже и уже самостоятельно. Работа шла на протяжении одного месяца, и в феврале 1989 года пластинка была, наконец, издана, получив одноимённое с группой название «Center». На обложке были изображены артисты в национальных русских костюмах, с гармошкой и цветами в руках.

В том же 1989 году альбом был выпущен фирмой «Мелодия» в СССР под названием «Сделано в Париже». Название Шумову предположительно посоветовал его друг, писатель Сергей Горцев, который в то время находился под впечатлением от альбома «Made in Japan» группы Deep Purple. На обложке пластинки была изображена Эйфелева башня, и издавалась она тиражом свыше 40 тысяч экземпляров.

В феврале-марте 1989 года фирмой «Баркли/Полиграм» в поддержку альбома была организована грандиозная рекламная кампания, Центр в составе из пяти человек (Шумов, Сабинин, Тихомиров, Матвеев и Васильев) выехал в Париж и дал там пять концертов, что явилось беспрецедентной практикой для советских рок-коллективов. В Брюсселе был снят клип на песню «Навсегда», который позднее был показан в популярной телепрограмме «Взгляд». В целом все концерты прошли очень успешно, и у группы была неплохая пресса. Все отмечали очень современный саунд и качество концертов. Впрочем, не обошлось без курьезов. Так, солидная газета «Либерасьон» написала, что стиль «Центра» — это смесь музыки Битлз, Фрэнка Заппы и метала.

Список композиций

Слова и музыка всех песен — Василий Шумов
Первая сторона
НазваниеФранцузское издание Длительность
1. «Привет тебе» «Priviet» 3:30
2. «Навсегда» «Navsiegda» 3:40
3. «Тургеневские женщины» «Tourgueniev» 3:50
4. «Бесполезная песня» «Pesnia» 3:20
5. «Радиоактивность» «Radioactivnost» 2:00
Вторая сторона
НазваниеФранцузское издание Длительность
1. «Человек» «Tcheloviek» 3:50
2. «Жалобы» «Jalobï» 3:10
3. «Мужчины» «Moujchinï» 3:00
4. «Комиссия» «Komissia» 4:40
5. «Алексеев» «Alexeïev» 3:40

Участники записи

Напишите отзыв о статье "Сделано в Париже (альбом)"

Ссылки

  • [www.centromania.com/cu_khronika.html Полная история группы Центр] на официальном сайте [www.centromania.com/ Centromania.com]
  • [www.tektonika.ru/center_04.shtml Сергей Горцев — «Глядя в ЦЕНТР»] (первая часть книги: «ЦЕНТР»: До…": 1980—1990)
  • [rock_meloman.livejournal.com/ rock_meloman] — [rock-meloman.livejournal.com/12937.html ЦЕНТР — «Сделано в Париже» (1989)]

Отрывок, характеризующий Сделано в Париже (альбом)

– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.